— Не знаю, просто не ожидал, что это окажется правдой.

— Что-то я не вижу, чтобы ты был сильно удивлен.

— Я пока до тебя ехал — перегорел. — он грустно опустил голову вниз, челка упала на лоб, и он невольно закрыл глаза. Хотелось защитить его от этих ощущений, но кто я такой…

— Если ты расстроен тем фактом, что я не рыцарь на белом коне и не представляю из себя добродетели, то выход там. — я повернулся к плите, и макароны полетели в бурлящую воду.

С минуту мы молчали. Я собирался с духом и подбирал нужные слова, в голове проматывал начало своей речи. Я ж хотел ему всё рассказать. Хотел же.

— У тебя вообще совесть есть? — тихо начал он, — Как можно быть таким откровенным уродом? Просто моральным уродом… Тебе на всех насрать, на всех наплевать, тебя ничто не берёт. У тебя вообще сердце есть? Или всё, что тебя интересует — это как бы пожрать, да потрахаться? Ты когда-нибудь кого-нибудь любил? Кого-нибудь уважал? Ценил? — он перешел на крик, пока я всё так же мешал в кастрюле эти макароны, — Может быть, ты заслуживаешь этого, а? Я спрашиваю себя «ПОЧЕМУ»? Ну, почему ты такое говно?! Бесчувственный кусок дерьма! Которое может любить только себя! Другие люди для тебя — пустой звук — нихуя не значат! Уверен, что ты даже не сожалеешь, что кого-то когда-то насиловал. — выплюнул он.

Я не вытерпел, развернулся и ударил наотмашь. Чтоб заткнулся уже.

Он упал на пол, зажал кровящий рот рукой, отшатнулся. По лицу было видно — не боится, скорее, ему просто больно. Не хотел я так ударить, на самом деле. Думал, что по скуле попаду, а попал по челюсти. Нижняя губа, которая мне так нравилась, порвалась, некрасиво, глубоко. Запоздалый выброс адреналина запечатлел всё в мельчайших подробностях. И его взгляд, и боль в глазах, и кровь, которую он сдерживал ладонью. Когда пришел в себя, то встал, не глядя на меня, мокрой, липкой рукой схватил портфель и ушел.

И мне было больно, так больно, что я бы даже закричал. Но бежать за ним не стал, он уже всё сказал, а я всё сделал. Жаль, что он не захотел меня слушать, и жаль, что я так сорвался. Знал же он, что я ему двину, если он не заткнется, так зачем довёл?! Он сказал, что я никого не любил, но я любил, на самом деле. Однажды сильно любил, и ничем хорошим это не закончилось.

Как сейчас помню всё, что тогда происходило.

––

С Потаповым мы спелись в общежитии. Все знали, что он сын какой-то шишки, но сам он никогда не кичился какими-то связями, и за это я его уважал. Если нужно было — решал вопросы, как и я — кулаками. Заочно мы друг друга невзлюбили. Один что-то сказал — мне передали как в глухом телефоне, всё перековеркав, другой тоже что-то сказал, ему передали, всё дошло не так, как в первоначальном варианте, и всё, люди, друг друга не знающие, стали врагами. Пару раз наши с ним дороги пересеклись, как в той поговорке «Для врагов всякая дорогая узка». И каждый раз такая встреча заканчивалось потасовкой. Уже даже и не вспомнить, из-за чего это было. Первый курс, гормоны, амбиции, максимализм. А потом за первой взрослой пьянкой разобщались, познакомились, подружились.

Мне был близок его подход ко всему — «Меньше «базара», больше дела». Хочешь — иди возьми, бесит — выскажи, угрожают — ударь первым. Были у нас с ним разногласия, но в целом мы шли «одной» дорогой. Только с той разницей, что я трахал всё, что движется, а он этим будто и не интересовался. Были у него какие-то девочки, но терялись так же быстро, как и находились. Он был мелкий, с круглой головой, на которой части лица были несимметрично разбросаны, и с каким-то детским телом. Девочки в нашей компании предпочитали меня, высокого и плотного. Пару раз мне хватило мозгов, чтобы подколоть его на эту тему. Он ничего не сказал, только отшутился. Как сейчас помню сказал — «лучше одна, но классная, чем сто пустышек, как у тебя».

Еще на третьем курсе инженерного начали мутить своё дело. Работали, барыжничали и пытались выкрутиться как могли. У обоих за душой ничего не было, он не брал у отца деньги из принципа, я — потому, что их там не было. Откуда у моего бати деньги, если сами сидели на мели? Я был благодарен ему уже за то, что последние деньги мне на учебу отдавал. Почему Артём у своего бати ничего не брал, я не знал, он никогда о нём не говорил, и я не лез под кожу. Но цели у нас были большие. Хотели делать бизнес, делать что-то мощное, «подняться». Иметь столько денег, чтобы на всё хватало: и на себя, и на баб. К концу учебы маленькая, никому неизвестная фирма, которая переоборудовала обычные «пазики» под нужды газовиков и нефтянников, перешла в наши руки. Конечно, не обошлось без всяких схем, которыми мы эту фирму заполучили, но суть та же.

И дальше дело было за малым. Налаживали бизнес, насколько опыт позволял. Набирали людей и драли их как сидоровых коз, чтоб, суки, работали, а не бухали. Платили честно, спрашивали строго. Я следил за работой на месте. Когда фирма стала больше, спустя три года, и мы перешли на большие машины типа «КАМАЗ», я брал на себя все дела на заводе. Как работали сотрудники, как справлялись инженеры, как шел процесс с поставками, какие идеи хороши для внедрения, а какие нет — всё это было на мне. Потапов решал другие вопросы — клиенты, деньги, договоры, проблемы с налогами, бумажная волокита.

В то время шлюхи у меня лились рекой. Я мог себе позволить всё, что хотел, в свои двадцать семь лет. Бывшие одногрупники завидовали, но не отрицали наше упорство и хватку в делах, многие работали на нашем же заводе. Некоторые говорили: «Да повезло, хули». И это правда — нам везло. Мы умели делать деньги из воздуха, оба.

А когда у молодых ребят много денег, они начинают их тратить. Артем, который никогда у женщин не пользовался популярностью, их покупал. Пачками покупал. Купил себе дом большой с сауной и там отрывался по полной. Уходил в этот отрыв так, что даже я охуевал от его загонов. С бабами он был очень жесток. Бил, унижал, менял как перчатки, сначала покупал подарками, а потом ни во что не ставил. И даже в клубах о нем поговаривали, мол «Лучше не вестись, чтоб потом ноги не переломал».

Потом появилась Аня. До сих пор внутри всё стягивается, стоит её вспомнить. Высокая, безумно красивая, русая с карамельными глазами, скромная. Он так и не сказал мне, где они познакомились, просто нас представили друг другу как-то на общей посиделке. Я тогда был с какой-то сукой, уже даже и не вспомнить с какой, и подумал, что она тоже такая же блядь. Очередная его подстилка. Но нет. Чем больше я наблюдал, тем сильнее убеждался, что она отличается от всего того многообразия, которое у него было. Спокойная, скромная, умная, она не лезла нарожон. Грациозная как кошка.

Сначала я думал, что просто хочу её трахнуть. Почему нет? Красивая девочка, интересная, тело красивое, сиськи есть. А потом понял, что это не просто трах. Я влюбился. И меня она просто покорила. Я даже признавался себе в том, что готов всё ради неё сделать. Всё. И самой жгучей мыслью было то, что хотел с ней семью, чтобы она была матерью моих детей, заботилась о них, любила, лелеяла. Как же я с ума по ней сходил… Вот только тогда понял каково это — любить. Свадьбу они сыграли быстро, за пару месяцев все организовали, и вот я уже как идиот сидел свидетелем на торжестве у друга и бухал.

А Потапов её не ценил. И хоть она его пыталась образумить, он ещё пуще прежнего гулял. И не просто гулял, он и домой баб приводил. На втором этаже она лежит лицом в подушку, ревёт, а на первом, в сауне, он шлюх трахает. Я знал — они мне сами рассказывали. Пару раз я с ним пытался поговорить. Но как с ним поговоришь? Это не тот человек, который с кем-то разговаривает. Я пытался помочь, приезжал, ругался, переубеждал. Бесполезно. Самое обидное во всей этой истории, что я же видел, как она на меня смотрит. Я ей точно нравился, сто процентов. Но она никогда, НИКОГДА не дала даже повод думать о ней плохо. При том, что между нами была эта химия, которую руками потрогать можно, если сильно захотеть, она ни разу не дала повод. Все мои попытки хотя бы даже просто пофлиртовать заканчивались провалом.