В аэропорт Ростова прилетел уже вечером, поэтому смысла ехать в его офис не было совершенно никакого. Да и где его там искать, не ходить же по кабинетам? Оставалось надеяться, что он не выключил телефон.
— Привет, — он обычно вечером был уставший и измотанный, и этот раз не исключение.
— Привет, Саш. Как дела? Что делаешь?
— Устал капец, сижу, читаю документы, а ты?
— А я в Ростове, Саш.
— Где? — переспросил он, и я молился всем богам, чтобы он тоже был в Ростове, иначе…
— В Ростове.
— Э-э-э… И что ты делаешь в Ростове? Ты где именно-то?
— В аэропорту, к тебе приехал.
— Ну ты даешь, а работа?
— Подождет.
— Тогда будь там, сейчас заеду.
— Ладно, я на остановке такси буду.
— Понял.
Слава богу, что я оказался неправ. Иначе бы поседел, хотя седеть некуда. Через полчаса я увидел знакомый черный мерседес. Шагнул навстречу, открыл дверь, сел. Он смотрел на меня удивленно.
— И что это такое? — спросил он, не решаясь тронуться в дорогу.
— Поехали-поехали… — мне было неловко так сразу сказать, что я приревновал его.
— Долго летел? — мы выезжали с парковки.
— Почти восемь часов.
— Слав, ну серьезно, зачем? — улыбочка расползалась по лицу.
— Скучал. Ревновал. Злился. — я прищурился в ответ.
— Ревновал? К кому? — смеялся он.
— А как же ебарь в Ростове, про которого ты говорил?
Он залился ржачем, громко, открыто и так задорно, что я подхватил этот запал, хотя с моей стороны это было лишнее. Когда он отошел от своего внезапного приступа, то поспешил мне всё объяснить.
— Просто спросил бы об этом, пока я у тебя был, я бы сказал, что особо не держался за такую связь. Мне ничего не стоило сказать им обоим: «Нет, пока-пока». Не обязательно было прилетать, чтобы это выяснить. А почему злился-то? Подумал, что я тебя обманываю? — он глянул уже серьезно.
— Не знаю, наверное, да.
— Дурак, зачем мне это? — Саша внимательно изучал светофор, горящий красным светом, а я изучал его. Уставший, сонный, явно заёбаный работой, но в то же время чему-то радостный.
— У тебя дома есть что-нибудь поесть?
Он снова засмеялся.
— Не поверишь — пельмени есть.
— Хотя бы пельмени есть, я думал, с голоду уже умру.
— Это так смешно, необычно и так непривычно — видеть тебя такого… Как бы сказать, такого… — он никак не мог придумать это слово, которое имел в виду, и мне ничего не оставалось, как помочь ему.
— Влюбленного?
Мы снова остановились на светофоре, и он посмотрел на меня. Так, как много раз смотрел раньше, смущенно, с желанием в глазах.
— А ты влюблен? — я видел, как ему сложно спросить об этом.
— Да.
— Я тоже… — тихо сказал он и медленно двинулся за потоком машин.
Ночью я заставил его кричать в моих руках, заставил забыть то плохое, что когда-то между нами было, и часто целовал в губы, туда, где чуть заметен был «мой» шрам.
Мне потребовалось столько лет, чтобы понять, что Саша — прежде всего человек. И любить его — не значит быть геем, а значит быть влюблённым человеком, в того, кто так же сильно влюблен в тебя.