– Да? – спросил Вася. – Я слышал только, как он учил мочить в сорлтире.

– Нет, про бабки тоже учил, один бывший депутат и журналист из Питера, он в документальном фильме рассказывал. Тогда президент еще в свите Собчака работал. Ну и однажды воскликнул: мол, бабки, бабки надо делать!.. Это Юрьевич по компьютеру видел. Все правильно. Бабки еще никому не мешали. Да и в сортире всякую шваль гасить надо. Вон их сколько: америкосы, хохлы-бандеры, на востоке китаезы.

– Хых-хых-хи-х-хихи, – зашелся Вася.

– Ты чего, э? – спросил Эдик, отступая немного и смеривая его взглядом.

– А Управление сельского хозяйства? – напомнил сквозь смех Вася.

– Этих… на этих я бы поля вспахивал, – отозвался Эдик, выстреливая окурок в грязь. – Вот запряг бы – и пошел, и пошел вручную, с плугом, потом с бороной. У нас что тут хреново, агрохолдинг наезжает, зарится на земли. А в Управлении зять директора этого агрох… х…!

Вася продолжал заливаться.

– Да чего ты заходишься? – спросил Эдик.

– Ох… зараза… дерьмо… проклятье… Сейчас. – Вася переводил дыхание. – Только вот… что… Вот. А разве это Управление сельского хозяйства не часть системы?

– Ну. Допустим. – Эдик хмуро смотрел на Васю. – И чего?

– А кто же за всю систему отвечает? Кто ее выстроил и напустил полицейских? Не президент?

– Вон чего, – откликнулся Эдик. – Ты, случаем, не из этих ли, макаревичей там разных, жидобандеровцев, а? А то прикидываетесь… дурачками религиозными, суббота, то се, Йе-шу-а, там.

– Да прлосто сам ход мышления интересен.

– Чего ход?

– Ну логика.

– Какая логика? – спрашивал Эдик, набычиваясь и багровея.

– Да ты сам же про фермеров, один сгорел, другой расстрелял, и вас донимают! – воскликнул в отчаянье Вася. – Вот дерьмо-то! Зараза!

– Э, псих, ты чего оскорбляешь? Мочевины, что ли, принял? Маде ин Новая Зеландия?

– Я не оскорбляю, – поспешно ответил Вася. – Прлосто у меня прлисказка такая… прлоклятье…

– Присказка, – ответил, мрачно двигая челюстью Эдик. – Ты фильтруй базар, ушлепок. Кто ты такой здесь есть? Гастарбайтер, бродяжка. У тебя даже документов не потребовали. Работай молча, понял?

– Да я и работаю, – ответил Вася. – Вот, иду.

– Ну и иди себе потихонечку. Давай-давай. Знаешь, как поется в песенке: «Ковыляй потихонечку… тра-та-та… А меня по-забу-у-дь. Отрастут твои ноженьки тра-та-та как-нибу-у-дь».

Вася пошел к шеду, продолжая пребывать в сильном изумлении. Когда он вернулся в вагончик, никаких проводов натянуто не было. Он заглянул внутрь. Валя сидела, уставившись в окошко и закутавшись в одеяло, как скво племени апачей. Печку ей, видимо, надоело топить.

– Хм, так и просидела? – спросил Вася.

Она повернула голову, посмотрела на него и ничего не ответила.

– Ясненько, – сказал Вася. – Созерцание мух – лучшее занятие в священный день. Похоже, и электрик проникся пониманием и так и не вкрутил лампочку Ильича. Был он вообще здесь?

Валя отрицательно покачала головой.

– Хых-хы, – просмеялся Вася. – Из-за идеологических разногласий электричество отменяется.

Валя вздохнула.

– Ну, и с лампой Аладдина поживем. Да и не долго уже осталось. Лед вот-вот вскроется. Не знаю, правда, где лодку взять. Придется просить Бориса съездить в город какой-нибудь. В какой мы вообще области находимся?

Валя молчала.

– Ну, тебе-то точно все равно, у тебя на уме Основная Теория. Или что у тебя на уме? Слышишь ты?

– Звонок, – сказала Валя.

– Звонок?.. Кто звонил?

– Мюсляй.

– А я уж подумал, Семьдесят Второй! – воскликнул Вася.

Валя тут же перекрестилась.

– И что же он изволил сказать? – спросил Вася.

– Ну-у-у… – протянула Валя и задумалась.

– Ох, Вальчонок, ты, как живодер, тащишь кота за… за хвост.

– Он приказал, приказал мне вернуться.

– Хых!.. А, да, там же в ставке и генерал. Ну а ты же дезертир, Вальчонок. Да, самый настоящий дезертир. Дерьмо, зараза. Ты его послала?

Валя отрицательно покачала головой.

– Зря, проклятье. А что же ты ему сказала? – вдруг заволновался Вася, наклоняясь к Вале.

Она повела на него большими темными глазами, сморщила нос.

– Что? – не отступал Вася. – Ты ему сказала… сказала, где ты? С кем ты?

Валя опустила глаза.

– Дерьмо! Проклятье! – воскликнул Вася. – Ты сказала? Все сказала? Да?

Валя кивнула. Вася задохнулся. Схватил кружку, налил из чайника старого чая, залпом выпил. Мгновенье он молчал. И с грохотом опустил кружку на стол. Снова поднял и – ударил по столу. И еще раз стукнул. Валя каждый раз вздрагивала и испуганно глядела на Васю. Таким она его не видела. Вася сорвал шапку с головы. Глаза его блуждали, волосы были всклокочены, как будто и его вытаскивали из ямы.

– Ты же дура-а! Пустая бабья башка! Зачем, дерьмо, зараза, проклятье, надо было все рассказывать?! И про меня?!

– Ну Васечка… Васечка, Фуджик…

– Не называй меня Фуджиком! – заорал он и схватился за одеяло на ее плечах.

Валя сжалась, по ее щекам текли слезы.

– Фуджи – это вулкан! – кричал Вася. – И ты сейчас в этом сама убедишься, нищебродка!

– Васечка, не надо, – гнусаво просила Валя.

– Как ты могла выдать меня с потрохами? – бушевал Вася, бегая возле Вали и дергая за одеяло.

– Но… но, Ф… Фасечка, – лепетала Валя, – Фасечка, я не знала, я же не знала.

– Что ты не знала? – орал он в ярости, скаля зубы и нацеливая острый свой нос ей прямо в лицо, словно собираясь всадить его, как клюв. Но бросая ее и снова бегая взад-вперед.

– Н-ничего, н-ничего, Ф… Фасечка-а-а…

Вася резко остановился.

– Как ничего?.. Совсем ничего?

Она закивала, роняя крупные горючие слезы.

– Н-ничего. Софсем. Фася.

Вася задумался, потирая нос.

– Но ты сказала… сказала… это… что мы на ферме?

– Да, – ответила она, кивая и всхлипывая.

Вася молча ходил взад-вперед. Остановился.

– Давай сюда мобильник, – потребовал он.

Валя испуганно глядела на него.

– Мобильник.

– Фасечка…

– Я сказал… Или мобильник, или выметайся. Хотя – нет, можешь оставаться с новозеландцами. А я ухожу.

И он начал тут же собираться. Хотя все уже было собрано: рулон бумаги в рюкзаке. Оставалось взять спички, лампу, может одеяло, нож. Топор. Кастрюлю или чайник.

– Ммм… ы-ы-ы, – хныкала Валя.

– Потому что твой Мюсляй, зараза и дерьмо, ошивается около попов, – ожесточенно говорил Вася. – А мне дело и шьет попяра, понимаешь? Отец Никита. Хых-хы-хи-хихи… Какой он мне отец? Я вообще не знаю отца. Мамаша Гиппопотамиха нагуляла с кем-то… Специально, чтобы было кому под старость ложку супа поднести. Ну, пускай теперь сама себе подносит. Они все заодно. И если какая-то зацепка есть, а она есть – перехват моего звонка сюда, в город, Никкору, он свадьбу приехал снимать, и я ему позвонил, чтобы стрельнуть немного деньжат… Так вот и ниточка. Или сам Никкор проболтается в Москве ребятам. Что, мол, видел Васю-анархиста. Это я и есть. И поп Никита со следаком помчатся сюда. Сначала в город, разнюхают, что мы с тобой под собором встретились, а там этот Мюсляй, зараза. Он и заложит окончательно. На ферме, мол.

Вася схватил рюкзак. Валя тоже встала и в накинутом одеяле пошла к выходу.

– Куда? – спросил Вася.

– Я здесь не остануся, Фасечка. Не, не. Я с тобой. На мобиблу. – И с этими словами она протянула ему мобильник.

Вася еще медлил.

– Возьми, пожалуйста, ну, ну, пожалуйста, – говорила Валя. – Она твоя, бери, бери, на. Ты же хотел фоткать сны. Вот и фоткай, а я не умею совсем. Твоя мобибла, – повторяла она, произнося это слово на свой лад.

Она сунула мобильник ему в карман. И взяла со стола лампу. Они вышли из вагончика.

– Погаси лампу-то, – сказал Вася. – Заметят.

– Фу! Фу!

Валя дула в стекло, усердно раздувая щеки. Наконец огонек угас. Они стояли возле вагончика. В чистом небе уже проглядывали звезды.