− Гм-гм!..

− Скажешь, тороплю события? Но ты ведь уже понял, что я в какой-то степени пророчица. Так что мне можно. Слушай, Игорь, а что это за место такое странное? Загадочное, красивое и непонятно где и почему.

− Да не думай ты об этом! Какая разница! Главное, что это место нашей встречи и общения. Не знаю как тебе, а мне всё это очень нравится. Может быть, впервые за много лет я с девушкой чувствую себя спокойно и на душе светло. А раньше как-то чаще всего сближение с дамой приносило тревогу и ощущение соблазна, что ли...

− У меня тоже. Это нормально, Игорь, это правильно - ведь браки создаются на небесах, а то, что с небес всегда приносит тихую спокойную радость. Не так ли?

− Да, да, именно так. Значит, все наши общения с противоположным полом были ложными?

− Ну не все, конечно. Кого-то мы приводили в храм, утешали, делились надеждой, за кого-то молились о упокоении, потому что больше некому было. Ну и опыт жизненный тоже в копилку ложился, куда же без него. Думаю, что после расставания с супругой-изменницей ты уж точно будешь ценить верность скромной девушки.

− Аня, я могу тебя спросить о твоих родителях?

− Мо-о-ожно, − вздохнула девушка. − С тех пор, как папа ушел к другой, мама совершенно погрузилась в себя. Она окружила себя книжками, общается с персонажами, героями, как с живыми людьми. А окружающие вызывают в ней только раздражение. Я в том числе. Мы с мамой будто заключили соглашение: каждый живет сам по себе, а в жизнь другого не вмешивается. Вот так.

− А как с отцом? Вы ведь дружили.

− Молодая жена папы... она как бы, присвоила его и отгородила от прежнего общения. Родила ему двоих детей. Как-то раз папа пригласил меня в свою семью. Его жена смотрела на меня исподлобья, как на соперницу, а я... играла с малышами и с горечью ощущала, что они мне чужие. Или даже − мои соперники, ведь они присвоили моего папу, а мне с ним теперь очень трудно общаться. И самое страшное для меня, папа, мой добрый умный папа − он попал в эту семью, как будто в тоталитарную секту, его лишили воли, отцовской силы, силы любви ко мне. Я с тех пор отношусь к нему, как к предателю. Это очень горько, я каждый день молюсь о родителях, но с ними та же беда, что и со многими близкими − они неверующие. Они оба посмеиваются надо мной, называют так обидно: монашка, убогая, а еще говорят, что я не живу, а только готовлюсь к смерти. Ведь для них смерть − это конец всему, а для нас − встреча с Христом, самым прекрасным и совершенным существом на белом свете, которого невозможно не любить. И невозможно к Нему не стремиться. ...Ты там еще надо мной не смеешься?

− Скорей плачу, Анечка. Мне это знакомо. Я тоже терял близких, и тоже именно по этой причине. Я тебе про мою Аню-Анис рассказывал? Она была мусульманской атеисткой, но с таким вниманием слушала мою книгу "Пространство белых риз"... даже плакала тихонько. Я к ней относился как беззащитной девочке, как к ангелу в тщедушном девичьем теле. Она была воплощением органического девичества. Кстати, очень похожа на тебя − не физически, а душевно. Очень чуткое нежное создание! Когда она погибла − а она предчувствовала кончину − я вполне серьезно думал, что и моя жизнь закончилась. Ушла Нюра. Представляешь, если правильно, то Анна. Она была очень похожа на тебя... лицом, светлой улыбкой. А сейчас во мне появилась уверенность в том, что в тебе соединились две ипостаси моих предыдущих возлюбленных, к тому же ты добавила нечто своё, и это стало решающим в образе моей суженой − это вера твоя.

− Знаю, знаю, дорогой! Этот недостающий мазок в портрете. Знаешь, наверное, как трудно найти этот последний решающий мазок. Можно написать портрет за три дня, а последний мазок подбирать месяцами, но именно он завершает портрет, создавая главное − настроение, характер.

− И к чему же мы пришли, наконец! "Вся жизнь моя была залогом Свиданья верного с тобой..."

− "...Я знаю, ты мне послан Богом..." − продолжила Аня из письма Татьяны Онегину. − Как все-таки верно бывает слово, поднявшееся в нужный момент из глубины памяти. Словно Ангел его тебе произносит, а ты соглашаешься и повторяешь вслух.

− Ну, здравствуй, Анечка! − Игорь бережно обнял девушку.

Они стояли на ступенях храма поселка Энергетик, часы показывали вечер следующего за началом разговора дня, вокруг ни души, только птицы в темнеющем небе посвистывали, да из ближайшего дома доносились звуки старой доброй песни: "для меня нет тебя прекрасней..."

− Как тебе это удалось? − Она изумленно оглядывалась, округлив и без того огромные глаза. − Неужто, то самое пространство белых риз?

− А тебе обязательно разложить чудо на составляющие элементы и составить научный анализ происшедшего? Просто мы нашли друг друга, а Господь перенес из мест постоянной дислокации сюда, где все началось.

− Все равно ничего не понимаю! Со мной такого еще не бывало, даже голова кружится.

− А ты проверь сумочку, может, найдешь билеты на поезд?

− Нашла!

− А вот мои проездные документы! Так что чудо как видишь, объясняется не перенесением сквозь пространство и время, а максимальной концентрацией внимания на разговоре. А ноги и руки сами совершили необходимые действия, автоматически, не отвлекая внимания на бытовые мелочи. Уж тебе ли, художнице, этому удивляться!

− И все же, это здорово и чудесно, и удивительно! Спасибо тебе!

− И тебе, от имени и по поручению нашего с тобой коллектива трудящих, выношу официальную благодарность! Ура, товарищи! Ура.

− Ты что издеваешься!

− Никак нет, моя королева. Просто шуткую смешную шутку, чтобы ты ненароком в обморок не свалилась. От переживаниефф. Итак продолжим... Позвольте выразить, что и впредь, никогда скучать со мной не придется. Просто не будет возможности. А теперь, товарищи, прошу всем дружно пройти в ювелирный с целью приобретения колечка, в церковь на обручение и потом − в банкетный зал.

ГЛАВА 3. СВИТА КОРОЛЯ

Увидеть Париж и улететь

Пошли отсюда. Из этой поганой дыры.

Будем думать о немыслимом и совершать невыполнимое.

Дуглас Адамс. Детективное агентство Дирка Джентли

Едва открыв глаза, она вспомнила, что в настоящее время лежит роскошном номере отеля в Париже, невольно заскулила и рывком поднялась.

Ох, как не хотелось ей сюда! Но батюшка благословил, и она подчинилась. Конечно, отец Георгий придерживается такой идеи: "Ни пяди родной земли не отдадим! Или по-простому, наши люди должны быть повсюду, в любой области: художники, писатели, режиссеры, депутаты. И если представилась возможность, пусть твои картины, Анечка, несут французским людям благодать Божию. Ведь каждый христианин − он как свеча, несущая свет во тьму мира сего!"

Да, конечно, ворчала девушка, окатываясь холодной водой под душем, вы-то, батюшка, дома, среди своих, а я одна-одинешенька в совершенно чужом городе, враждебном мире. Вы уж там поддержите меня молитвой. Завтракать не хотелось, наскоро одевшись в строгий немецкий костюм, без макияжа и приличествующей прически, она выбежала из тихого отеля в уличный шум. Говорите "увидеть Париж и умереть"? Ладно, посмотрим, увидим, только помирать − не дождетесь. Ну, Монмартр оказался таким, как и ожидала. Все эти кафешки, мулен-ружи, секс-шопы, деревья, цветы − были знакомы, будто она жила тут сто лет. Рисунки уличные художников оказались халтурой − ни одного, заслуживающего внимания, а уж цены!..

А вот и малоприятное неожиданное своеобразие. Навстречу попадались группы товарищей негритянской и арабской национальности, пробежали китайцы, обвешанные фотокамерами, − эти "гости столицы" возбужденно кричали, размахивали руками, двигались по центру бульвара, то и дело расталкивая прохожих, не обращая внимания на полицию, и кажется, чувствовали себя здесь хозяевами положения. А вот еще несколько зарисовок на память: рядом с пивным баром стоят подвыпившие мужчины разных оттенков кожи и дружно поливают отработанным пивом кустарник. Под ногами шуршат обертки, фольга, банановая кожура, пустые сигаретные пачки. Проходя мимо переулка, Аня заглянула в сумрачное каменное ущелье и отшатнулась − там в мусорных баках увлеченно рылись прилично одетые старички, а между баков шныряли жирные крысы. Ароматы кофе, ванили, жареного мяса чередовались с вонью испражнений и гниющих отбросов.