Лейтенант Скворцов аккуратно, даже бережно проверил свою винтовку, змеей скользнул в заросли барбариса рядом с лежкой, нашел подходящую позицию – с нее простреливалась идущая ниже дорога. Взглянул на часы. До выхода часа два, самую жару они переждали. Долго сидеть тоже нехорошо – неожиданности возможны самые разные…

Мысли накатили подобно соленому валу в Крыму – на пляже, когда хороший ветер водяные валы просто сбивают с ног. Мальчишкой, лейтенант часто бывал в Крыму с родителями – и помнил этот благословенный край.

В Афганистан лейтенант Скворцов попал по собственному желанию – написал рапорт сразу, как только закончил училище, пренебрег более тихой и безопасной штабной карьерой. Он всегда, с самого детства, в любой мальчишеской кампании был заводилой, при этом и хулиганом – вожатым, например он не был ни среди пионеров, ни среди октябрят. Из спецшколы его не раз порывались выгнать – если бы не связи отца так и выгнали бы. Он рос в одном из старых, центровых, московских, воспетых Окуджавой двориков где весной вырастали лопухи, и где мужики за самодельным столом резались в домино. Там знали всё и обо всех, там вместе праздновали все праздники и бедовали все беды, там пацаны могли запросто заскочить шумной кампанией в одну из квартир – и их бы никто не выгнал. Но в квартире они проводили немного времени – гоняли по соседним дворам, лазали по стройкам и полуразрушенным зданиям, дрались с другими такими же охламонами. Нередко попадали в милицию, многие стояли на учете – потом Скворцову это едва не закрыто доступ в Рязань, в десантное училище. Хорошо, походатайствовал тренер, мастер спорта СССР по стрельбе Павел Васильевич Кораблев. Единственный человек из взрослых, не считая родителей, которого маленький Коля – а его привели в секцию в семь лет – реально, безо всяких скидок уважал. Помог он через свои связи – служил в десанте, тренировал кое-кого. Ну, а потом – Чирчик, учебный полк – и Афган…

Пробыл в Афганистане, исполняя свой интернациональный долг, лейтенант достаточно долго, чтобы многое понять и осмыслить – но еще слишком мало, чтобы стать циником. Он не верил ни в какой интернациональный долг – даже их замполит говорил об интернациональном долге с усмешкой в голосе. Отрядный замполит у них был честный – майор Веденеев не долбал спецназовцев читкой разным материалов очередного съезда ЦК. Зато как-то раз, когда они шли в колонне и на колонну напали – взял в руки автомат и бился рядом со своими. Здесь, в Афганистане сразу отсеивалось пустое, выявлялось лишнее, ненужное – так вот, майора все считали настоящим мужиком и настоящим офицером – без всяких скидок…

Но с другой стороны – в отличие от многих, лейтенант отлично понимал для себя – с кем и зачем они воюют. Он видел «духов», моджахедов, видел, что они творят. Например «алый тюльпан» – это когда пленного накачивают наркотиками, потом снимают кожу с груди, со спины, с подмышек – такими пластами, чтобы было похоже на лепестки цветов, распинают на кресте или просто привязывают к столбу – и оставляют в таком виде, желательно недалеко от расположения русских или на пути движения колонны. Духи не щадили своих – афганцев, которые просто хотели мирно жить и работать, они не давали им жить спокойно – нападали, грабили, убивали, издевались. Через границу шли караваны с оружием и наркотиками, не только для Афганистана – наркотики попадали и в СССР. Как-то раз им удалось захватить живым полевого командира – и перед тем, как уничтожить, они решили его допросить. Тот не стесняясь сказал, что сначала они выбьют шурави со своей земли – а потом пойдут за ними, начнут джихад и на земле самих шурави.

Вот с этим и воевал лейтенант, с этим воевали все его сослуживцы. Здесь, в этих чужих, враждебных, плюющихся пулями горах они защищали свою Родину. Скворцов чувствовал, что если дать слабину, если уйти – пламя войны перекинется и на Советский союз. Уходить было нельзя.

И воевать так – тоже было нельзя. Никто не понимал – почему нельзя уничтожать не сами караваны – а тем места, где они формируются, почему нельзя действовать в самом Пакистане. Только когда у духов нигде не будет безопасного места, нигде они не смогут спрятаться, залечить раны, восстановить силы – только тогда можно будет говорить о том, что эта война выиграна. Только тогда!

Впрочем, наверху виднее…

Движение!

Лейтенант нарочито медленно, чтобы не выдать себя резким движением приложился к прицелу. Внизу, по узкой, каменистой тропе, на маленьком, ушастом ослике ехал дехканин. Один из местных крестьян, из кишлачной зоны, расположенной неподалеку – к гадалке не ходи. Да только вел себя этот крестьянин – весьма необычно.

Первый вопрос – куда он вообще едет вот так, на своем этом осле, подпинывая его пятками? Дорога идет из кишлачной зоны в горы – что он там забыл вообще? Если бы в обратный путь ехал – еще было бы понятно, а так…

Второй вопрос – что это он так вертит головой? Не иначе ищет кого – тогда кого? Поблизости никого нет и быть не может – только заросли кустарника со змеями.

Неладное дело, неладное…

Лицо дехканина – загорелое, изъеденное морщинами – в прицеле было совсем близко – казалось, до этого старика подать рукой. Лейтенанту не понравились его глаза – внимательные, оценивающие. Он замер, боясь даже пошевелиться…

Дехканин проехал – стук копыт его ослика растворился в воздухе и только едва заметные следы на коричневом, каменистом полотне дороги говорили о том, что этот востроглазый старик не привиделся, что он реально существовал.

Если есть сомнения – сомнений нет!

Лейтенант крикнул, подражая голосу орла – общий сбор группы.

– Пять минут – уходим.

23 сентября 1986 года

Уже с самого утра Том Курран понял – что дело дрянь…

Проверка здесь уже была и Курран вообще-то ее не особо опасался. Проверки проводятся на всех станциях, время от времени и в этом нет ничего такого. Проверки бывают двух типов – контрразведывательные и финансовые. Во втором случае приезжают обычные бухгалтера, которые требуют документы о движении денежных средств на станции, сидят над ними, что-то высчитывают – а потом начинается скандал. Например, бухгалтер этот требует информацию, которая может привести к раскрытию личности твоего агента. Если ты разведчик, а не «разведчик» – ты, конечно, позаботишься о сохранении инкогнито твоего агента и пошлешь приставучего бухгалтера туда, куда и следует в таком случае посылать. Он подключает свое начальство, ты свое, часто дело доходит до уровня ЗДР[15]. Обычно агента удается отстоять – но и бухгалтер потом не преминет обдать тебя грязью при составлении ответа.

Контрразведывательные проверки немного другие, от контрразведчиков ты не имеешь права скрывать ничего – причем они не обязаны тебе объяснять, для чего им нужна та или иная информация. Они спрашивают – а ты отвечаешь, причем правдиво. Настоящих разведчиков, людей, реально понимающих в этой профессии подобная ситуация весьма беспокоила. Дело в том, что в любой разведке применяется принцип «достаточности информации» – то есть каждый знает только то, что ему нужно знать по работе и ничего более. Учитывая, что обычно разведработа сгруппирована по территориальному признаку, даже перевербованный сотрудник не сможет выдать разведке противника всю информацию системы, он сможет сдать только агентов на своем участке работы, возможно в целом секторе если он занимает руководящую должность. И только внутренняя контрразведка знает все и может сдать абсолютно все, от и до…

Надо сказать, опасения эти были очень даже не лишены оснований. Уже тогда американская разведка переживала самый страшный провал за всю свою историю – хотя этого еще никто не знал. То один агент, то другой из числа завербованных и работающих в странах Варшавского договора, проваливались необъяснимым образом – но пока опасений это не вызывало. А стоило бы поопасаться – потому что недавно назначенный на внутреннюю контрразведку Олдридж Эймс, сын ветерана ЦРУ, человек пользовавшийся безоговорочным доверием, уже успел сдать своим кураторам в ПГУ КГБ СССР[16], всю американскую агентуру в СССР и странах Варшавского договора, больше 170 человек. Сейчас в КГБ решали – кто опасен и его надо «изымать из обращения», через кого можно «гнать дезу» – в общем, делали все, чтобы защитить свой бесценный источник информации. Если разом всех арестовать – это будет означать только одно, американцы сразу все поймут.