«Вот дерьмо…» — сквозь боль мелькнуло в голове младшего.

Перед самым лицом возник эрегированный член испанца.

— Соси, — изрек тот отвратительно сладким голосом, сильнее надавливая ботинком на его ладонь.

…И в этот момент в кармане куртки зазвонил телефон и за стеной послышался голос брата.

— Огден?!

Его голос зазвучал, словно пение ангелов, как лучшая, в этом гребаном мире, музыка. Это было спасение.

— Мааакс!

Старший сильным ударом ноги вышиб дверь и дернул за ручку. Перед ним открылась картина, от которой ярость волной прилила к груди.

Хватая черноволосого парня за плечо, Макс рывком выволок его из кабинки. Первый удар кулаком, сильный и с размаху, пришелся в челюсть, так, что горе любовник завалился на спину, на кафельный пол. Налетая на него сверху, Макс бил яростно и сильно, так, что мужчина даже не успел ответить. Кровь, липкая и яркая, залила лицо и одежду жертвы, окрасила алым руки Макса. В какой-то момент до сознания дошла мысль, что если он сейчас не остановится, то убьет парня. Кулак замахнулся на очередном ударе, но так и не достиг цели. Тяжело дыша, Макс поднялся с испанца и повернулся к Огдену.

— Ты в порядке?

Сделав над собой усилие, младший посмотрел на испанца, распластанного посреди коридора. Все лицо его — сплошное алое месиво, которое кажется отвратительно тёплым и липким. Огден перешагнул через ноги парня и подошел к Максу, руки которого, такие же липкие и алые, попав под струю воды пачкали раковину неравномерными красными разводами. Огден подошел к автомату с бумажными полотенцами и отмотал огромный кусок, прикладывая к руке брата. Кровь исчезла, но из сбитых костяшек выступила вновь.

— Макс, тебе больно?

В зеркале Огден увидел лицо брата, окропленное чужой кровью и свою шею, на ней всё-таки остался след. Огден прикрыл его ладонью, как рану, разрываемый невыносимой смесью отчаяния и стыда.

Вместе они вышли из туалета, и Макс старался держаться как ни в чем ни бывало, пряча в рукав куртки сбитые костяшки пальцев.

Если испанец подаст иск за причинение тяжких телесных, приедут копы, и Макса опознает любая собака в этом клубе. С другой стороны, Огден может подать ответный иск за попытку изнасилования, и отчего-то старшему казалось, что черноволосый не станет с этим связываться.

Через несколько минут машина несла их по освещенным фонарями улицам.

Город мелькал за окном цветными огнями. По салону авто плавно двигались разноцветные мерцающие пятна. Рука Огдена болела, покраснела, припухла, и ею было трудно двигать. Чертов, чертов испанец! Огден растерянно следил за мелькающими перед окном огнями, и случайно наткнулся взглядом на израненные руки брата.

Нежность, — острая, словно стальная спица, врезалась и прошла сквозь его тело и сердце. Огдену захотелось дуть на эти пальцы, пока боль не утихнет, а ещё лучше — просто забрать эту боль себе.

Крепко сжимая руль пальцами, Макс смотрел на дорогу. Кажется, что он все еще чувствовал кровь того парня на своих руках и лице — горячую, липкую, манящую.

Вряд ли испанец затащил Огдена в кабинку силой, скорей всего, тот пошел за ним добровольно. Похоже, сегодня младший хотел напиться, забыться и хорошенько потрахаться, но на каком-то этапе что-то пошло не так.

Отчего-то Макса коробило от мыслей, что его милого младшего братика будет кто-то трахать. Словно он был неприкосновенен, словно никто не имел на него права. Но Огден живой человек, со своими потребностями, поэтому рано или поздно это произойдет — он будет извиваться и стонать под кем-то другим. И Макс ничего не сможет с этим сделать.

— Ты слышал вообще о такой штуке, как фаллоимитатор, Огден? — неожиданно в сердцах выдохнул Макс в продолжение своих мыслей. Может быть, хоть это ненадолго остановило бы его брата от поиска приключений на свою красивую задницу.

Огден порывисто повернулся к брату, широко раскрытые серые глаза были переполнены удивлением.

— Мне совсем не хочется умереть одиноким, Макс. У меня никого не было уже год. Весь этот год меня ментально трахали прекрасные мужчины, например Рафаэль, Микеланджело, Ван Гог… Я писал о них рефераты, я тратил на них бессонные ночи, но они никогда не оставались со мной до утра, и я снова просыпался один в постели.

Машина остановилась у дома. Огден вышел из нее, медленно закрыв дверь. Белокурая голова его была опущена вниз, словно тяжёлый цветок.

В квартире было все так же безопасно и тепло. Брат молча принес Огдену пакет замороженной картошки и приложил к руке. Сразу стало еще больнее, но Огден чувствовал эту боль ровно до того момента, пока брат не заговорил.

— Я всегда буду рядом, чтобы помочь тебе… Но, Огден… Тебе только кажется, что ты любишь меня не как брата.

Здоровая рука Огдена сжалась в кулак с силой, во рту откуда-то появилась кровь, но младший не чувствовал ничего. Ему показалось, что он потеряет сознание. Или проснется. Но не произошло ни того, ни другого. Мгновение длилось, и каждое слово продырявливало ему грудь, застревая где-то там навсегда.

— Прости меня, Макс. Прости, пожалуйста, — простонал Огден куда-то в свои колени, складываясь пополам. — Мне ужасно жаль. Я хотел быть хорошим. Я хотел быть как ты. Мне так стыдно, что я… Я люб… — Огден пытался произнести слово, но не мог. Он чувствовал, что слишком плохой для таких хороших слов, и оно застряло в горле, мешая дышать. — Я словно пачкаю тебя своей любовью!

Пакет с мороженной картошкой с грохотом упал на пол.

Макс чувствовал себя, словно на распутье — он не может оставить брата одного и быть с ним тоже не может. Он не должен сейчас утешать Огдена, не должен прикасаться к нему, потому что все может выйти из-под контроля. Но рука уже потянулась вперед.

Что происходит с Максом? Огден действительно нравится ему, причем в любом состоянии — рассерженным, плачущим, милым, трогательным, любящим.

А что будет, если они действительно переспят? Может быть, тогда Огден поймет, что Макс не тот, кто ему нужен. Или, напротив, до конца в этом удостоверится.

Они связаны друг с другом роком судьбы, одной кровью, и не смогут уйти друг от друга никогда.

— Мой милый маленький брат. Тебе не за что извиняться, — выдохнул Макс,

присаживаясь на подлокотник кресла и медленно ведя ладонью по напряженной спине брата.

— Ты ничего не сделал. Ты не должен стыдиться своих чувств, — Макс прижал младшего к себе, зарываясь лицом в его волосы, вдыхая запах Огдена в легкие. Он утешал его, как утешал бы девушку и одновременно осознавал, что никогда в жизни ничего подобного не делал. — Ты хороший, действительно хороший.

Огден замер и почти не дышал: словно если не двигаться, это мгновение будет длиться вечно. В объятьях брата так спокойно, словно это самое безопасное место на свете. Пряча лицо в одежду Макса, Огден почувствовал тонкий аромат его кожи. Он мысленно простился с этим моментом, с ароматом и с этими руками. Ему казалось, что вот-вот его брат отнимет руки навсегда, и такое больше не сможет повториться. Огден начал дышать глубоко и ровно, надеясь, что брат не заметит его трепета и не уйдет скорее, чем планировал. Руки младшего лежали на коленях: он боялся трогать Макса. Боялся, что от любого, даже невинного движения, Макс почувствует себя объектом его вожделения. Он пытался придумать прикосновение, не обремененное двойным смыслом. Осмелев, Огден перехватил руку брата и сжал ее так сильно, как только мог, почти до боли.

Макс чувствовал себя, словно в ловушке и понимал, что сам загнал себя в клетку по имени Огден и теперь выйти живым и невредимым из нее будет очень сложно.

Отрываясь от брата, Макс неожиданно заметил засос на шее и его взгляд помрачнел. Чертов испанец, успел поставить свою метку.

— Я не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль, Огден.

Младший горько усмехнулся, встал с кресла и пошел в прихожую, какое-то время шуршал куртками и возвратился уже с пачкой сигарет в руке.

— Постоишь со мной пока я курю? Пожалуйста.