- Да?.. – Сурана удивлённо смотрит на него, ожидая, что же скажет ему Виконд. Но тот всё никак не решается задать этот вопрос.
- Что значит, когда кто-то «нравится»? – всё же говорит Амелл. И тут же жалеет о произнесённом.
- О! – эльф мгновенно оживляется и садится рядом, пристально вглядываясь в глаза мальчишки. Виконд едва сдерживается, чтобы не скривиться. Он ненавидит, когда нарушают его личное пространство. Тем более, когда делают это так бесцеремонно. – А с чего вдруг ты спросил?
- Забудь. Это было плохой идеей.
- Нет-нет-нет! Уж если ты начал, так говори!.. – не унимается Алим, и пространство вокруг него начинает нагреваться. В древесно-карих глазах Сураны так и светится любопытство.
- Йован сказал, что я нравлюсь одной девчонке… – нехотя признаётся Амелл, надеясь, что после этого от него, наконец, отстанут.
- О! – вновь восклицает Сурана и улыбается так широко, что Виконд невольно отшатывается прочь от него. – А чего же он сам не поговорил с тобой?
- Не знаю.
- Что ж, ему же хуже. Так вот, слушай…
И Виконд слушает. Слушает и жалеет, что вообще заговорил об этом при сбрендившем эльфе. Информации слишком много, а Сурана говорит быстро, перескакивая с темы на тему, путаясь сам и путая Амелла.
- Ну, когда кто-то нравится, ты всегда рад видеть этого человека. Или эльфа. В общем, этого «кого-то». Внутри становится так тепло и приятно, словно тебя хвалят. А ещё хочется, чтобы «кто-то» был в хорошем настроении, хочется делать приятности. А потом бац – и всё. Оглянуться не успеешь, а всё либо прошло, что к счастью, либо перешло в любовь, что к страданиям, – эльф цокает языком и вновь нервно оглядывается. Но в библиотеке по-прежнему лишь они двое. Сурана удовлетворённо кивает собственным мыслям и продолжает быстрым свистящим шёпотом: – Любовь вообще чувство плохое, от него негатива куда больше, чем позитива. Ревность, обиды и сомнения – гарантированно каждый день. Так мой троюродный дед говорил. Он умный, разбирается в этом, он трижды женат был. Правда жёны от него сбежали, но не важно. О чём я говорил?.. Ах да! Когда кто-то нравится, его или её хочется защищать, прикасаться, обнимать, целовать, не хочется делить с кем-то, так как очень обидно, если твой «кто-то» говорит с другими с той же радостью, что и с тобой. Или с большей. Или не замечает тебя вовсе. Это больно. Наверное. Мне никто не нравится. Кажется, – Алим тихо смеётся и вновь испуганно озирается по сторонам. Амелл почти решается прервать его вопросом о том, чего или кого огненный маг так боится увидеть здесь, но эльф вдруг хватает его за руку и шепчет почти беззвучно: – Но худшее, что есть на свете, это безответная любовь. Она ломает людей, заставляет испытывать их невыносимую боль, и оттого они постепенно становятся злыми, хотят, чтобы эту боль чувствовали не только они, но и все вокруг. Не впутывайся в подобное, малыш Викки. Иначе…
Не досказав очередную мысль до конца, Сурана уносится прочь, так как в его поле зрения попадает тот, за кем он приходил. Андерс пытается отнекиваться, говорит, что уже договорился о дополнительных занятиях с Карлом, но эльф чуть ли не умоляет его отложить это и уйти с ним. Он напуган даже сильнее, чем в начале разговора с Амеллом.
Сбитый с толку мальчишка опускает голову на столешницу и делает глубокий вдох, чтобы успокоить мечущиеся в голове яркие образы. Смущение жжёт щёки. Неужели та девчонка испытывает к нему такие чувства, какие описал Алим? Если это так, то в этом нет ничего хорошего. Он не хочет огорчать её, не хочет расстраивать, но иначе поступать тоже не станет.
Виконд может с уверенностью сказать, что ученица Свини ему не нравится. И с куда большей уверенностью он может сказать, что ему нравится Йован.
Ведь здесь действительно всё сходится. Рядом с другом ему тепло в душе и спокойно, как ни с кем иным. Ему не хочется, чтобы кто-то ещё вклинивался в их общение. Неприятно, когда Йован пытается говорить с девушками. Он хочет, чтобы парень принадлежал только ему и никому более. Вот, что чувствует Виконд Амелл.
Но кое-что ещё Амелл понимает столь же отчётливо: то, что он чувствует – нельзя назвать правильным. Он не может объяснить себе, почему, но он просто знает это. Знает это так же твёрдо, как и то, что Йовану о его выводах после разговора с Сураной знать точно не стоит.
И он ни словом ему не обмолвится.
========== Год восьмой. Сложности в общении ==========
Виконду тринадцать, и его лучший друг общается с ним редко, страдая от безответной влюблённости в одну из учениц Ульдреда. Амелл не считает её красивой – губы полноваты, а голос отвратительно пискляв – но Йован этого словно не видит. Она же усиленно делает вид, что не замечает его, игнорирует, когда парень пытается заговорить. Виконду жаль друга, но он уверен, что эта крыса ему не пара. Йован достоин гораздо большего, ведь он лучше всех, кого мальчик знает.
Йовану эти слова мало помогают. Грустная улыбка и тихое «спасибо» вовсе не являются тем, что мальчик хотел бы услышать от него. Видеть его таким невыносимо. Амеллу было бы легче на душе, даже если бы эта девушка ответила взаимностью. Если бы Йован вновь улыбался как раньше.
Виконду с трудом удаётся уговорить друга предпринять ещё одну попытку поговорить с ней, уже наедине, но эта затея терпит фиаско. Амелл не слышит слов «дамы сердца» его друга, но видит, как меняется лицо парня, по мере того, как она говорит.
Когда Йован подходит к нему, бледный и растерянный, Виконд нерешительно касается его руки, чтобы хоть как-то поддержать. Но тот лишь дёргается прочь, будто его обжигает это прикосновение.
- Хватит! Неужели ты не понимаешь?.. Она лишь посмеялась надо мной… Сказала, зачем мне она, если у меня уже есть «подружка»… Они все смеются над тем, что ты всюду следуешь за мной, будто привязанный. Это не нормально, Вик! Так не должно быть…
Амелл не слушает дальше. Он разворачивается и быстрым шагом уходит прочь, пока Йован не стал просить прощения за сказанное. Мальчик понимает, что слова сказаны на эмоциях. Равно как и понимает, что в них правды больше, чем то кажется на первый взгляд.
Виконд прячется в одном из тёмных закутков Башни. Он слышит, как Йован ищет его, желая извиниться. Но не отзывается. Зачем?.. Йовану не за что просить прощения, он просто сказал, что чувствует.
Виноват тут только Амелл, и никто кроме. Его вина во всём. Всегда. Она тянется через всю его жизнь, начиная, вероятно, с самого первого дня. Если бы он не родился, матушка и сестра были бы живы. Йовану жилось бы легче, так как старшие ребята не стали бы его задирать из-за общения со Змеёнышем. Первый Чародей куда меньше расстраивался бы, да и конфликтов с Рыцарем-Командором у него было бы гораздо меньше.
Если бы Виконда Амелла не существовало, было бы лучше всем.
Но он существует и портит жизнь всем, кто рядом. Мешает им, сам того не желая. Ему хочется сделать хоть что-то с этим, перестать быть обузой, тяжёлым грузом, который тянет за собой единственный друг лишь потому, что слишком мягок, чтобы избавиться. Только вот, решиться на что-то серьёзное мальчик так и не может. Сидит на холодном грязном полу до самой ночи, пока не стихают голоса искавших его магов и храмовников. Они проходят мимо, не замечая его за углублением в стене. Филактерия тут бессильна – она лишь подтверждает, что ученик из Цитадели Кинлоха не сбежал, но указать, где именно он находится, не может – слишком мало расстояние до него.
Ирвинг спорит с Грегором, настаивающим на необходимости дальнейших поисков. Первый Чародей считает, что его ученику нужно лишь немного времени побыть в одиночестве. Что не стоит давить на него, а тем более наказывать за подобную малость. И Грегор, нехотя, с ним соглашается.
Когда вновь воцаряется тишина, мальчик выходит из своего укрытия и неслышно направляется к одному из обнаруженных им недавно тайников. В Башне кто-то из ребят ворует – небольшие вещицы пропадают у многих почти ежедневно – а Виконд находит тайные места случайно. В одном из них, куда он и идёт, есть ножницы. Это он точно помнит, так как порезался ими. Кто-то – воришка или бывший владелец – их наточил почти как оружие. Такими без особого труда можно поранить себя или кого-то.