Этот мир устроен слишком сложно, чтобы быть стопроцентно уверенным даже в самой обыденной мелочи. В этом Амелл уже убедился.

А потом все его тревоги разрешаются внезапно и неожиданно, прямо накануне праздника. Как будто некая высшая сила, если она и существует, услышала его и оказалась к нему благосклонна.

- Ох, вы столько всего пропустили! – взбудоражено восклицает Сурана и, не спрашивая разрешения у приятелей, садится на их стол. Старшие маги, занимающиеся со своими учениками, неодобрительно косятся в его сторону, но замечания не делают. В библиотеке уже все привыкли к излишней эмоциональности Алима. – Там такое произошло!

- Мы заняты, если ты не заметил, – холодно цедит Амелл, с трудом сдерживая начавшую расползаться по столешнице изморозь.

- Да брось, Вик. Это подождёт, – Йован откладывает учебник, заинтересовавшись новой, куда более интересной информацией. – Что случилось?

- Да праздник наш накрылся, вот что! – эльф возмущённо взмахивает руками и случайно сталкивает со стола книгу, которую столь бережно изучал Виконд. Амелл делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не уронить на докучливого, совершенно не нужного собеседника книжный шкаф. Искушение велико, но учителя не зря вдалбливают каждый день в юные умы, что с соблазнами следует бороться. Шкаф остаётся стоять, а эльф – болтать. Алим настолько увлечён своими собственными эмоциями, что не замечает, как нагревается пространство вокруг него. Амелл кривится: ему никогда не нравились маги огненной стихии. Слишком яркие и эгоцентричные, слишком быстрые, слишком болтливые. Просто – слишком. Ему нужно спокойствие, чтобы всё обдумать, и тишина, чтобы прислушиваться к себе. – Ирвинг в бешенстве, никогда его таким не видел!

- Подожди… – Йован меняется в лице, когда слышит это. – Праздника не будет?.. Но почему?!

- Да потому, что Андерс снова влип, – Сурана громко, немного нервно смеётся и прикрывает рот рукой, когда на него сурово косится один из Старших Чародеев. Всё-таки в библиотеке нужно вести себя подобающе. – Первый Чародей как обычно отчитывал его за нарушение правил («Не подобает ученику наведываться ночью в комнату к прошедшему Истязания магу!»), Андерс терпел-терпел, терпел-терпел, а потом ка-а-ак выдаст: «Почему Вам с рыцарем-командором можно ночевать вместе, а мне нельзя даже поговорить с Карлом после отбоя?». Ох, что тут началось!.. Ирвинг и без того на пределе был, а уж после такого… В этом году наказаны все. Возможно, в следующем тоже.

Амелл не обращает внимания на дальнейшее повествование, сопровождаемое обилием жестов и нелепыми попытками изобразить всё в лицах. Его не интересует, что именно говорил Ирвинг, как он при этом выглядел, и какова была реакция свидетелей этого скандала. Всё это совершенно не важно.

Виконду хочется улыбнуться, но он сдерживается – показывать радость при Йоване нельзя, ведь это расстроит друга, ранит его ещё больше.

Амелл никогда не общался с Андерсом близко, максимум – обменивались парой фраз, но сейчас чувствует себя его должником. Когда-нибудь он отплатит ему за это чем-то равноценным, ведь для мальчишки это словно спасение жизни. Ведь Йован точно будет здесь ещё год. А затем ещё и ещё.

Они будут в Круге Магов вместе ещё долгие годы.

Предчувствие дурного ехидно отзывается где-то в глубине души, но мальчишка тут же пресекает подобные мысли. Нет. Этого не произойдёт. Ни сейчас, ни потом.

Он не позволит этому произойти.

========== Год седьмой. Что значит, если кто-то «нравится» ==========

Виконду двенадцать, и он совершенно обескуражен, когда одна из учениц Свини касается его щеки губами. Он понимает, что это странное проявление благодарности за помощь с поиском нужной ей книги, но не понимает, почему она тут же сбегает прочь, сильно покраснев при этом. Возможно, она забылась, с кем говорит, потому и поблагодарила его как кого-то из своих друзей – а поняв ошибку, она испугалась и поспешила уйти, пока никто не видел её конфуза. Первые несколько минут это кажется убедительным, вполне подходящим объяснением, но мальчишка думает об этом слишком много, находит всё больше опровержений своему спешному выводу. В голове проскальзывает мысль, что никогда раньше он не видел таких вот проявлений благодарности ни у неё, ни у кого-либо. А значит, здесь что-то иное, в чём ему самому не разобраться.

И это невероятно раздражает.

Когда он задаёт вопрос об этом происшествии Йовану, тот нервно прочищает горло и осматривается по сторонам, словно затронута какая-то крайне сложная, серьёзная тема, не предназначенная для чужих ушей. Виконд замирает, готовясь внимательно вслушиваться в его слова.

- Ты ей нравишься, Вик, – говорит он шёпотом, и Амелл хмурится, пытаясь понять, какой смысл вкладывает в эту фразу его друг.

Только слово это всё равно не поддаётся анализу. Мальчишка не понимает, почему Йован так улыбается, не может объяснить себе, что означает та его интонация, с которой он произнёс «нравишься». Йован явно имеет в виду нечто особенное, невозможно важное. Но что?..

Амелл этого не понимает.

- Что значит «нравлюсь»? – не выдерживает, наконец, Виконд. А Йован дёргается от него и смотрит почти что испуганно.

- Ох, Андрасте, с этим разговором точно не ко мне! Пусть кто-то из Чародеев разъясняет тебе все особенности взросления!

После данного восклика его друг спешит уйти прочь, удивляя пытливый юный ум ещё сильнее. Да что такого скрывается в этом простом слове? Ведь нравиться или не нравиться могут как самые обычные вещи, так и люди, общение с ними. Разве тут сокрыт некий иной смысл?

К чародеям Виконд не идёт. Он уже давно усвоил: всё, что говорят взрослые, правда лишь отчасти. Верить им нельзя. Верить можно лишь книгам.

Но библиотека тоже не помогает. Лишь запутывает ещё больше. И вот, когда мальчишка уже совсем отчаивается, появляется Сурана. Он возникает рядом внезапно, назойливо мельтешит перед глазами, прохаживаясь взад-вперёд со сложенными за спину руками, мешая заниматься поисками, и Виконд со злостью захлопывает книгу, гневно сверля эльфа взглядом.

- О, Змеёныш Викки! Рад тебя видеть! – огненный маг делает вид, будто их встреча случайна. Он отвратительно переигрывает с восторгом и даже не пытается этого скрыть. Сколько же фальши в нём… Неужели никто кроме Виконда этого не замечает? Или, всем остальным не важно, с кем они говорят, кого называют своими друзьями?

- Я не «Викки»… – с прозвищем Амелл уже давно не спорит. Оно ему даже почти что нравится. Или нет. Но, во всяком случае, оно ему подходит и ничего иного он не заслуживает.

- Лучше скажи, не видел ли ты поблизости Андерса? – эльф мнётся в нерешительности и нервно оглядывается по сторонам. Но в библиотеке никого больше нет – все кроме них двоих на ужине. Даже храмовник, что обычно приглядывает за библиотекой, сейчас не на своём посту.

- Нет, – сухо отвечает Амелл, не желая завязывать с ним разговор. Сейчас нет ни времени, ни желания. Да и вряд ли это желание когда-нибудь появится у него. Слишком уж они разные. Рядом с Алимом всегда суета и шум, он постоянно во что-то встревает и лишь чудом избегает наказаний. Но по непонятной причине Ирвинг взял к себе в ученики и его. По непонятной причине – нет, даже при всей своей антипатии к нему Виконд должен признать, что Сурана контролирует огонь едва ли не лучше всех в Круге, а то, с какой лёгкостью он творит руническую магию, и вовсе вызывает отнюдь не безобидную зависть.

- Да вот, обещал сыграть партеечку в «Порочную добродетель». Карты, знаешь ли, не так-то просто достать, – непонятно зачем поясняет Алим, всё ещё беспокойно оглядываясь по сторонам. Он как будто ждёт, что вот-вот произойдёт что-то дурное. – У тебя, часом, нет желания сыграть?

- Нет, – в голову к мальчишке вдруг приходит не совсем удачная мысль: – Алим…

Но Амелл осекается, едва окликнув эльфа. Нет. Не стоит говорить об этом с ним. Внутренний голос предостерегает, что весь этот странный разговор выльется во что-то весьма неприятное, что-то, от чего ему будет тяжело на душе и неспокойно много после этого.