- Сразу видно, что вы жулик и в политике ничего не смыслите. Разве можно нынешним партиям доверить страну?

  Я достал сигару - в своем офисе, что хочу, то и делаю.

  - Сразу видно, что вы чиновник, а не философ. Из парламентской республики нынешние партии сбегут. Да и вы тоже.

  Он ушел, а я громко сказал коллегам:

  - Если завтра не появится представитель "молчаливого большинства" - мы пропали. Деньги кончаются.

  Представитель "большинства" появился. Это был суровый изработанный мужчина лет пятидесяти.

  - Хочу сохранить, - сказал он, кладя на стол толстый сверток.

  - Какой полагаете курс установить?

  Я очень волновался, а Шура, я видел краем глаза, чуть не наполовину высунулся из окошечка. Яков Аронович громко бормотал молитву.

  - Один к десяти.

  - Смело. Минус пятьдесят пунктов.

  - Не вздумайте сбежать, - взгляд у него был очень знакомый. Так смотрят люди, нюхавшие порох.

  - Я с парнями всю ночь буду следить за дверьми.

  - Спать-то вы нас выпустите?

  - Выпущу, но обыщу. Я эти деньги всю жизнь копил.

  В пятницу он зашел в офис, буквально наступая мне на пятки.

  - Дайте хоть дух перевести, какой вы нетерпеливый, ну вот, согласно курсу вам компенсация

  полторы тысячи, пожалуйста, оплатите сто рублей за сохранение ваших ценностей.

  Он получил обратно свой сверток плюс наши полторы тысячи и пошел к дверям.

  "Ну, - взывал я к Плутосу, - ну же!"

  Мужчина встал. Постоял несколько секунд. Повернулся.

  - Я думаю, пусть это полежит у вас до понедельника. Курс прежний.

  "Есть. Бинго".

  - Я позвоню знакомым, многим хочется сохранить свое добро, - добавил он, как бальзама плеснул.

  Я напоил его кофе и рассказал пару анекдотов. "Какой милый человек, - думал я, - и он совсем не представляет, какую он оказал нам услугу. Да что нам..."

  Перед закрытием в офис влетел полный мужчина с решительностью в мимике. Он сначала сунулся в окошко к Шуре, потом заглянул в щелку кабинета Якова Ароновича, наконец, прыгнул ко мне:

  - Курс один к одному. Сто тысяч.

  - Вы атлант! - воскликнул я, - на таких людях мир держится.

  сунулся в окошко к Шуре, потом заглянул в щелку кабинета Якова Ароновича, наконец, Мужчина громко шмыгнул носом.

  - Атлант - это что?

  - Шура! Вип-клиента обслужи вне очереди!

  В понедельник город встал "на дыбы".

  ... ... ...

   В преддверии охоты.

   Шли обложные дожди, а я третий день, как проклятый, торчал на Васильевской даче, ожидая Рубцова - он заманил меня таки на охоту (гад просто и всё - сам ржет, небось, в городе дома) - баба Катя (старая карга, живущая в домике по соседству с Васильевыми), божилась ему, что видела косулю с козленком, да не одну.

  Да ведь и ошибиться могла или просто соврать от скуки. "Вот, как Бог свят, видела козу", - а сама и из дому не выходила, небось.

  Какого черта я приперся сюда до Рубцова - было и самому непонятно, но я не знал о дождях - вот что. Да, я хотел помечтать вечерок над извилистой черной речушкой, пескарей потаскать, не для еды, а так, побаловаться, а сидел сиднем в замшелой, бурой от времени избе, хорошо хоть старуха-печь веселила - сушила промозглый воздух, да и уютней с огнем-то вечерами. Дров я не жалел - не мои.

  Я надумал было купить местной водки и, аки барин, напиться, и уже зеленый дождевик стал натягивать - ан нет, решил. Это уж всегда так: только я напьюсь, приедет Рубцов, плюнет другу в веселые глаза и уйдет в лес один, а ты, вроде как, съездил, чтобы проваляться в деревне пьяным на веранде сутки, как тракторист какой - спасибо.

  Маясь от безделья, я залез на чердак. Крыша была крыта старинной работы железом, крашенным изнутри суриком, казалась надежной и ровно, певуче шелестела под струями дождя - можно было сидеть и слушать это мудрое шелестение час, два. В центре чердака, на горбатой матице стоял чахлый столик с тумбочкой (кому-то было не лень их сюда затаскивать), я подергал ящички - в тумбочке лежал пакет, завернутый в желтую бумагу, на ощупь там были книги. "Почитаем", - я забрал пакет и спустился внутрь жаркой избы к печке.