Гарри улыбнулся — скромно, потупив взгляд — а затем сам схватил руку Питера и крепко сжал её в своём кулаке. Сейчас его кожа стала теплее, чем обычно, но так, наверное, действовал алкоголь. Даже не смотря на лёгкий ветер, разбушевавшийся на территории, ему не было холодно.

— Хорошо, — он слегка потряс их руки, — тогда пойдём, — и, глубоко вздохнув, они зашагали к кампусу.

Когда они зашли в главное здание, пробило ровно семь, и бал официально был объявлен открытым. Выступил ректор со своей речью, пошутил про то, что нельзя забывать о контрацептивах, под общий смех, а затем благословил всех студентов провести отличный вечер и повеселиться. Затем — почти ушёл со сцены, даже включили музыку, но внезапно развернулся на каблуке и вновь припал к микрофону. «Чтобы никакого алкоголя в пунше я не видел!» — пригрозил он, но все понимали, что им легко сойдёт с рук ослушаться его. С такими словами и начался праздник.

Гарри всё ещё чувствовал, как у него в животе плещется шампанское, пока он где-то в уголке скромно отплясывал под Тейлор Свифт. Он стоял рядом с приоткрытым окном и наслаждался дуновениями свежего воздуха, слегка абстрагируясь от суеты, царившей в актовом зале. Теперь, когда его переполнял народ, он больше не казался таким широким, как раньше. Наоборот, люди будто специально толкались, прижимались друг к другу, чтобы создать иллюзию крошечного пространства.

Песня Тейлор, что так громко играла в колонках, возбуждала толпу, и теперь все яростно отплясывали под неё. Гарри и не заметил, как сам начал подпевать — тихонько, себе под нос, чтобы никто не заметил — но зато с каким чувством! «Я никому не доверяю, и мне никто не доверяет, — пел он. — Я буду актрисой, играющей главную роль в твоём ночном кошмаре». А затем стал пританцовывать и отбивать ритм ногой. Начался припев, и он — уже погромче — распевался без какого-либо стеснения. В ритме своего импровизированного танца он обернулся и наткнулся на Питера, что нёс в руках два стакана с пуншем.

— Вроде пока что без алкоголя, — хмыкнул он. — Что, песня нравится?

— Жизненная, — Гарри залпом выпил весь стакан, вздохнул и вытер губы. Сок ещё оставался на его щеках. — Пяти минут не прошло, а мне уже здесь нравится. Наверное, надо налить себе ещё пунша. Я всё равно, — он махнул рукой на колонку, — не умею танцевать под эту песню.

Но именно эта песня осталась на весь вечер в его голове: и пока он подливал себе напитка, и пока танцевал, и пока покидал бал. И он явно видел, как посреди вечера Грэг яростно выливал алкоголь в общую чашу с пуншем, и все кричали, пока он раздавал всем стаканы и половником наполнял их спиртом — видимо, украл из лаборантской; а потом, когда Озборн сам попытался достать себе крепкого напитка, все закричали ещё громче и просили Гарри пить до дна. Питер стоял посреди толпы, пытаясь добратья до Озборна, но люди преграждали ему дорогу, и оставалось лишь смотреть, как тот под всеобщие возгласы продолжать пить заливает в себя алкоголь, разбавленный соком. Все прекрасно знали Гарри — лучшего студента университета, поэтому наблюдать за тем, как он, стоя на стульях, спивается, им было ещё интереснее. Какое-то завораживающее зрелище.

Но Питер был не из таких. Наоборот, он был против того, чтобы Гарри, поддавшись просьбе остальных, вот так отмечал своё двадцатичетырёхлетие. Протискиваясь сквозь уже пьяных и неадекватных учеников, он добирался к Озборну, пытаясь отгородить его от употребления алкоголя. «Пожалуйста, дайте пройти», — просил он, но эта просьба была ничто по сравнению с криками и шумом толпы. Паркер, забыв про вежливость, расталкивал людей — кто-то орал ему вслед что-то про невоспитанность — и упорно, напролом, шёл к Гарри.

Когда он наконец-таки добрался до своей цели, он, откидывая стакан из рук Гарри — тот разбился о стену — схватил Озборна и потащил к выходу, на улицу. Блондин ещё упирался и просил Питера вернуть его обратно, но его хрупкие руки против крепкого тела Паркера было всё равно что мышь против быка. Казалось, Гарри уже сходит с ума: вырывается из рук, пытается поколотить Питера по груди своими хрупкими фарфоровыми кулаками, цепляется за перила и едва не вырывает их, ползёт по полу, лишь бы не слушаться Паркера.

Высокий фонтан во дворе, изображавший гречанку с кувшином в руках, был украшен подсветками — он сразу же попался на глаза Питеру. Пока Гарри распевал песню во весь голос («О, посмотрите, до чего вы меня довели, посмотрите, до чего вы меня довели», — орал он, пританцовывая в ритм), Паркер действовал незамедлительно. Со всей силы он окунул светлую голову в бурлящую воду, держа его за плечи, как младенца Ахиллеса — за пяту, а затем вытащил обратно. Ошеломлённый, Гарри осматривался по сторонам, не в силах понять, что с ним только что сделали. Пока он думал, Питер повторил предыдущее действие, и на этот раз Озборн решил возмутиться. А пока он возмущался, Паркер всё окунал и окунал его в ледяную воду, чтобы тот хоть немного пришёл в чувства.

— Всё? — нервно спорсил Питер. — Охладился?

— Д-да, — зубы Гарри стучали, пока он, обхватив рукмаи плечи, сидел на бортике фонтана и дрожал от холода. — З-зачем ты это сд-сд-сделал? — взглянув на Питера исподлобья, спорсил он, а затем громко и протяжно икнул. — УИК!

— Чтобы отрезвить тебя, — ответил Паркер. — Зачем ты столько выпил?

— Я не ожидал, что алкоголь окажется настолько вкусным.

— Никогда — слышишь меня? — никогда больше такого не вытворяй.

— Боже, — Гарри махнул рукой, — как будто ты сам не напивался.

Питер и не мог сказать, что его образование и работа не позволяли ему употреблять алкоголь в таких количествах. Если он и пил, то на дорогих светских мероприятиях — да и те были частью его спецзаданий. Больше трёх бокалов шампанского он себе никогда не позволял.

— Нет, Гарри, я не напивался, — Питер скрестил руки на груди, с укором глядя на Озборна. — И тебе не советую. Ты что, хочешь загубить все свои способности?

— Господи, ну не будь ты таким занудой, — простонал Гарри. — У меня же день рождения.

— А на Рождество ты будешь говорить, что так напился за Иисуса?

Озборн кивнул. Питер закатил глаза и сделал глубокий вдох.

— Значит так. Мы провели здесь лишь пару часов, а ты уже надрался, как свинья. Есть один эффективный способ хоть немного остудить тебя, и если ты не выполнишь мою просьбу, мы больше никуда вместе не пойдём. Понятно? — Паркер пристально посмотрел на него, сжав губы в трубочку.

Угроза каким-то образом подействовала на Гарри. Похоже, он и вправду воспринял ее всерьёз. Озборн поднялся — слегка пошатнулся — и, уставив руки в бока, взглянул на Питера.

— На слабо меня берёшь? Ну давай.

***

Питер угрюмо смотрел на мигающую лампу на потолке, возле которой неустанно летала муха и билась о стекло. Треск лампы и жужжание насекомого не могло заглушить тех звуков, что доносились из кабинки туалета. Спустя несколько секунд Гарри открыл дверь и вышел, плотно закрывая ее. «Там ужасно воняет», — он указал пальцем на кабинку. Питер пивнул.

Затем он заставил Озборна хорошенько умыться. Холодной, ледяной водой — почти как из фонтана. «И себя водой побрызгай», — добавил он. Гарри намочил волосы, шею и, расстегнув рубашку на две верхние пуговицы, отчего у Питера перехватило дыхание, ополоснул кожу.

— Таким я тебе нравлюсь? — недовольно спросил Гарри, указывая руками на себя самого и ведя ими сверху вниз. Питер бы и ответил, что тот нравится ему любым, но всего лишь кивнул, и они снова вышли на улицу.

А затем — встретили рассвет в порту, куда добрались пешком за полтора часа. Солнце здесь вставало рано, и предрассветные сумерки уже окутывали город. Они шли по пустынным улицам, пока Гарри в сотый раз пел одну и ту же песню, и разговаривали. Злость Питера на Озборна прошла, когда он в очередной раз посмотрел в эти светлые глаза, и тогда он, обняв его за плечо, потрепал по волосам и вновь поздравил с днём рождения. Так они, обнявшись (Гарри положил руку ему на талию), гуляли по окраинам города. А затем присели на пирс, глядя на необъятную широту моря, что развернулась перед ними.