- Камилла, собирайся. Мы едем в больницу, - голос Андрея вывел меня из ступора, и я, кивнув, пошла собираться.
Мы выехали через полчаса. Я до сих пор чувствовала себя как во сне. Когда я вошла в длинный светлый коридор, пропахший лекарствами, дрожь прошла по всему телу.
- Извините, - обратился к медсестре в регистратуре Андрей. – В каких палатах Самойлов Сергей Викторович и Самойлова Анна Михайловна?
- А кем вы им приходитесь? - с подозрением посмотрела она на мужчину, а потом на меня.
- Андрей Владимирович! Камилла! - Не успели мы ничего ответить, как к нам навстречу из другого конца коридора спешил Борис Игоревич. - Я вас тут жду, - он подошел к нам и кивнул подозрительной медсестре.
Та сразу расслабилась и занялась своими делами, не обращая на нас больше никакого внимания.
- Пойдемте, я провожу вас к Сергею, - кивнул нам мужчина и направился к лифту.
Первый этаж, второй, третий - я отсчитывала секунды, и мне казалось, что они все тянутся и тянутся. Что лифт едет слишком медленно, что железные двери ели разъезжаются в стороны. Я торопила его. Я торопила время, словно боялась, что это просто сон, и я проснусь так и не успев досмотреть его до конца.
И вот стою возле белой двери в палату и не могу решиться повернуться ручку. Стою и смотрю на белую поверхность, разыскивая в ней малейший изъян. Боюсь, что сейчас все закончится. Что это окажется ошибкой, чье-то злой шуткой, обманом, сном, бредом - да чем угодно, только не правдой. Борис Игоревич, недовольный внезапной, непонятной задержкой, чуть отодвигает меня в сторону и, постучав, заходит.
- Здравствуй, Сергей, а угадай, кого я к тебе привел! - сообщает он кому-то в палате.
Мой мозг не хочет осознавать, верить, что там мой отец. Закрываю глаза и чувствую, что вот-вот упаду в обморок, но сильные мужские пальцы сжимают мое плечо почти до боли, не давая погрузиться в пелену страха и паники. Я чуть откидываюсь назад, понимая что за моей спиной - Андрей.
- Камилла, все хорошо. Он действительно здесь, - достигает его шепот моих ушей. - Иди, - Он слегка подталкивает меня в спину, и я делаю первый шаг.
В мужчине, сидящем на кровати, осунувшемся и бледном, трудно узнать моего отца, и я замерзаю в нерешительности, но когда он поднимает на меня взгляд, внутри что-то щелкает, словно кто-то переключил рубильник. Слезы сами потекли из глаз, мешая, видишь, я и не поняла, как преодолела пару метров между нами и уже повисла у него на шее.
- Папа! Папочка! - удается мне выдавить из себя, между всхлипами.
- Камилла, - Отец сжимает меня в объятиях.
Так проходит несколько бесконечных минут, за которые я заново стараюсь привыкнуть, что у меня есть он, что я чья-то. Мне хочется исщипать себя до синяков, чтобы убедиться, что я не сплю. Теперь все снова будет по старому: я, папа и мама. Мама!
Я отстраняюсь от отца и задаю волнующий меня вопрос:
- Па, а мама? - Голос дрожит, боюсь услышать уже знакомый страшный ответ.
Лицо мужчины тут же погрустнело, счастливые огоньки в глазах, потухли, и я приготовилась к худшему.
- Идем за мной, - папа взял трость, стоящую возле постели, и, сильно прихрамывая на левую ногу, пошел к двери. Несколько минут я просто смотрела на отца - сердце кольнуло. Тяжело видеть своего отца, которого ты считала самым сильным, почти беспомощным.
- Здравствуйте, - в дверях отец столкнулся с Андреем, который все это время был в коридоре.
- Здравствуйте, - поздоровался папа и почти прошел мимо, когда Борис Игоревич остановил его:
- Сергей, разреши тебе представить, это Андрей Владимирович, опекун Камиллы.
Мужчины посмотрели друг на друга. После недолгого молчания отец протянул Андрею руку:
- Спасибо, что позаботились о моей дочери.
- Не за что, - пожал протянутую ладонь Андрей.
Он чувствовал себя несколько неловко, и я прекрасно его понимала. Знай папа все... Боже, я даже не хочу думать о том, что могло произойти. Чувствую, как щеки заливает румянец. Надеюсь, никто не догадается рассказать отцу правду, по крайней мере, пока. Страх, что кто-то, вроде Людмилы Кирилловны, прибежит рассказать свежие новости, пробивал до мурашек.
- Папа, - решила я разредить обстановку. - Мама? Отец взглянул на меня, словно вспоминая, как и зачем оказался здесь, и медленно пошел к лифту. Я последовала за ним. Поднявшись на этаж, мы вышли в коридор.
"Реанимация" - прочитала я над двустворчатыми дверьми, и по телу снова прошел противный холод. Папа шел вперед, казалось, не замечая ничего вокруг. Он остановился возле большого окна в стене, выходившего не на улицу, как обычно, а на палату, где стояла одна большая кровать. На ней, в окружении множества трубок и аппаратов, измеряющих пульс, давление, температуру, лежала мама. Я прислонилась руками к холодной поверхности стекла, вглядываясь в внутрь. Женщина, лежащая в постели, была очень бледной и худой, но я не ошиблась: это была мама.
«Мама! Мамочка! Жива!» - Слезы снова мешали видеть, я почувствовала, как меня затрясло мелкой дрожью. Глубокий вдох: нужно успокоиться.
- Можно к ней? - оборачиваюсь я к отцу.
Он тоже не отрывает взгляда от того что происходит за стеклом и кажется даже не слышит меня.
- Можно, только ненадолго, - Вздрагиваю от незнакомого голоса за спиной.
Я оборачиваюсь. Рядом с нами стоят врач.
- Простите, не хотел Вас напугать, - доброжелательно улыбается он мне. - Я - Юрий Иванович, лечащий врач вашей мамы. Я правильно понимаю, Вы ее дочь, Камилла?
Я утвердительно киваю.
- Приятно познакомиться.
- Как она? - спрашивает отец, не оборачиваясь от окна.
Улыбка сошла с лица доктора, и он тяжело вздохнул:
- Перелет дался ей нелегко, но состояние остается стабильным. Мы продолжаем надеяться. Кома, при такой травме головы - не редкость, и большинство пациентов выходят из нее.
- Большинство, - как эхо повторяет папа.
- Так могу я зайти? – снова задаю я вопрос.
- Да, конечно, - кивает мне врач.
Он подходит к двери палаты и открывает, пропуская меня вперед.
- Только ненадолго, - предупреждает он.
Я почти не слышу его слов, так как полностью поглощена видом женщины, лежащей на кровати. Ноги словно налились свинцом, медленно подхожу к постели. Мама лежит неподвижно, можно было подумать, что она просто спит, если бы не бледное лицо и темные круги под глазами.
