Женщина с сомнением изогнула бровь. Было видно, что она мне не поверила, но решила не ввязываться. Она подошла ко мне, осмотрела глаза, потрогала лоб. Как будто при астме бывает температура.

- У тебя еще есть лекарства? - спросила она после такого "детального" осмотра.

- Да, - кивнула я, - еще пол-упаковки осталось.

- Дай ее мне, - потребовала она.

- Как? Но мне они нужны! - возмутилась я.

Я и так сейчас чуть не умерла, а она еще хочет забрать у меня лекарства! Может, ей еще и ингалятор отдать для полного комплекта?

- Правилами запрещено, чтобы у подопечных были на руках какие-либо медикаменты.

- Но как? Они мне нужны.

- Будешь приходить ко мне в медпункт, - настаивала на своем женщина.

- А если он будет закрыт? - продолжала упираться я: не слишком хотелось отдавать то, от чего зависит твоя жизнь.

- Медпункт работает круглосуточно, - безапелляционно заявила медсестра и протянула руку в ожидании.

Черт. Это все мне нравилось все меньше и меньше. Не приют, а тюрьма строгого режима какая-то. Если меня отсюда не заберут, хоть кто-нибудь, сама сбегу. Может, так даже будет лучше. Незаметно вытащив две ампулы из коробки, я протянула остальное женщине. Она проверила наличие лекарства, пересчитала:

- Хорошо, зайдешь, когда пузырек закончится. Первый этаж, третья дверь слева, там есть табличка, не ошибешься. И еще, девочки, приберитесь тут, - она вышла.

Мне уже стало надоедать, что со мной разговаривают, как с умственно отсталой. Хотелось просто забиться в истерике от бессилия. Ну почему все так? Ну почему со мной? Чтобы не разреветься, как полная дуреха, я начала собирать раскиданные по полу учебники и одежду. Как только дошла до фоторамки, опустилась на колени, стала осторожно убирать осколки. Фотография была помята и порвана в нескольких местах.

- Это твои родители? - спросила Алина, помогающая мне прибираться.

Я кивнула.

- Что с ними случилось? - спросила она, виновато потупив взгляд, а потом быстро добавила: - Можешь не отвечать, если не хочешь.

- Они пропали, - тихо ответила я.

- Мне жаль, - печально ответила она. - Ты не обижайся на Лариску. Она с пяти лет в детдоме, ее два раза удочеряли и возвращали назад. Вот она и озлобилась.

Меня не тронула история "атаманши". Тяжелое детство не дает права становиться сволочью.

- А ты откуда знаешь? - удивилась я такой осведомленности моей новой знакомой.

- Я ее сестра.

Тут моя челюсть отвисла. Как эта милая маленькая девочка может быть сестрой «атаманши»?! Никогда бы не подумала.

- А что случилось с вашими родителями? – настала моя очередь любопытствовать.

- Папа пил, мама заболела и умерла, - совершенно будничным тоном ответила она.

- Сочувствую, - сказала я.

- Да ладно, проехали.

В комнату вернулась Лариска. Даже не посмотрев в мою сторону, она прошла к своей кровати. Алинка пожала плечами, помахала мне рукой и пошла к сестре. Я не прислушивалась к их разговору - и своих проблем хватает.

Следующие три дня были затяжным кошмаром. По приезде у меня забрали паспорт, деньги и мобильный, как сказали, для сохранности. Так что я осталась без какой-либо связи с внешним миром. Лариска с остальными девчонками не лезли ко мне, чему я была несказанно рада. По-моему, они объявили мне бойкот или просто боялись повторения приступа, но даже тихоня Алина со мной больше не разговаривала. Я осталась один на один со своими не слишком радужными мыслями, и чем дольше начинал длиться этот «тет-а-тет», тем больше я ловила себя на мысли, что нужно что-то делать, иначе просто сойду с ума. Школа, а назвать эту двухэтажную пристройку к главному зданию школой было сложно, была тут просто никакая. Учителя нисколько не учили, а просто ходили из одного класса в класс и орали на учеников. Ученики же делали что угодно, кроме уроков, и плевать хотели как на преподавателей, так и на все остальное. Еще тут были дежурства по столовой, по уборке комнат и классов, что выматывало физически. Хотя я была этому рада - усталая, я просто валилась в кровать, не думая, не вспоминая.

- Самойлова, к тебе пришли, - в комнату заглянула Инга Дмитриевна - воспитательница. Как я заметила за три дня - самая адекватная из тех, что тут работает; остальные воспитатели, нянечки и учителя у меня упорно ассоциировались со сторожевыми псами.

Я пошла в «комнату для свиданий». Так здесь называлась небольшая комнатушка со столом и двумя скамейками, куда обычно провожали посетителей. Ещё там была стеклянная стена, так что можно было почувствовать себя рыбкой в аквариуме, ну, или манекеном на витрине, кому что нравится.

- Ромка! - кинулась я на шею парню.

- Привет, - улыбнулся он, - Я приехал, как только узнал, куда тебя увезли. Выглядишь паршиво.

«Ну, спасибо. Ты очень тактичный», - проворчало мое второе я.

- Чувствую я себя действительно паршиво, - не стала скрывать я, - Тут, знаешь, не курорт.

- Я говорил со своими родителями, - он опустил голову, видимо, собираясь сообщить мне нерадостную весть.

- Ну? – я чуть не подпрыгивала от нетерпения.

- Они готовы взять на себя опекунство, но оформление всех документов займет месяц, а то и полтора.

- Так долго, - я опустилась на скамью. - А быстрее никак?

- Нет, - покачал он головой.

- А если они просто возьмут меня к себе, а потом оформят на меня все документы? - ухватилась я за это, как за последнюю надежду.

- Так тоже не получится. Им в соцслужбе сказали, что если бы они были хотя бы родственниками, то да, а так - извините…

Я застонала в голос. Месяц я тут просто не выдержу. Ромка подошел и обнял меня:

- Все будет хорошо, котенок.

Обычно я не любила все эти «котенок», «солнышко», «малышка» - слишком уж это слащаво и неискренне, но сейчас даже это грело и давало ощущение, что я кому-то в этом мире еще нужна.

- Иринка с Юркой передавали тебе привет, - сказал Ромка, выпуская меня из объятий. - Обещали заглянуть на следующей неделе.

Я кивнула.

- Ну, все, мне пора, - чмокнув меня в щечку, сообщил парень.

- Что, так скоро? – на глаза помимо воли навернулись слезы от осознания того, что я опять остаюсь в этом аду совершенно одна.