- Да брось! Пошли танцевать! – потянул он меня на ту часть комнаты, где все танцевали.
Я никогда не увлекалась танцами, да и вообще считаю, что у меня две ноги левые, так что неуклюжие попытки изобразить что-то типа вальса или просто медляка мне быстро надоели, да и голова закружилась.
- Не, Ромка, я лучше посижу, - отступила я от парня. - Прости, я устала.
- Хорошо. С тобой побыть? – пожал плечами парень, несколько озадаченный моим настроением.
- Нет, я пойду в ванную, умоюсь, - извиняюще улыбнулась я ему.
Да, два бокала вина не пошли впрок. Мой организм, не привыкший к алкоголю, протестовал, тесный корсет мешал дышать, а ноги ныли от туфлей.
«Нет, все, никаких больше каблуков», - качала я головой, разминая ступни.
- Милка, ты в порядке? – услышала я голос Иринки за дверью.
- Да, все нормально. Я сейчас выйду, – непорядок, если виновница торжества отсиживается в ванной.
Вернувшись в комнату, я поискала глазами Ромку. Я надеялась, что он не обиделся на такой мой уход, но его нигде не было видно.
- Ты не знаешь, куда Ромка делся? – спросила я у Макса.
- Они с Ксюхой куда-то пошли. Она тут на нем так висла, как стриптизёрша на шесте, - ответил одноклассник.
- С Селезневой?! – нахмурилась я.
В животе снова завязался тугой комок тревоги. Я прошла по коридору, в моей квартире было не настолько много комнат, чтобы спрятаться. Если только они не ушли вместе. Подойдя к закрытой спальне моих родителей, я услышала там какое-то шебуршание.
«Неужели кто-то из одноклассников решил облюбовать кровать моих родителей?!» - сама мысль об этом меня возмутила, и я толкнула дверь, кипя от гнева, чтобы выпроводить наглецов.
Луч света осветил два полуголых тела на постели. В темноте комнаты мне не сразу удалось разглядеть их лица, но когда удалось, я почувствовала, что ноги подкосились, заставив меня медленно осесть на пол, а к горлу подошла тошнота.
На кровати был Ромка, а под ним, нагло улыбаясь, лежала Селезнева. Она явно наслаждалась моей реакцией на произошедшее.
- Что происходит? – в дверях комнаты возникла Иринка.
Осознав ситуацию, она тут же накинулась на одноклассницу:
- Ах, ты сучка! Черт, у тебя вообще есть совесть?! Тварь! И ты хорош, кобель! Вышли вон отсюда! Проваливайте! Пока я вас сама отсюда не вышвырнула!
На крики подруги начала собираться толпа любопытствующих. Я вскочила на ноги, не в силах это все слушать, побежала к входной двери. Сорвав с вешалки куртку, кинулась вон из квартиры. Слезы душили, все съеденное и выпитое рвалось наружу. Я шла, плохо осознавая, куда. Ноги в туфлях скользили на льду и быстро замерзли. Заскочив в только что подошедший автобус, села у окна. Какой-то пьяный пассажир приставал ко мне, «такой нарядной и красивой», а у меня перед глазами все стояла сцена: Ромка, обнимающий полуголую Ксюшку.
Как добралась до квартиры опекуна, помнила плохо, но, видимо, обманутых девушек охраняет свой ангел – хранитель. Смыв окончательно весь праздничный макияж, который стараниями слез и снега давно превратился в черные полосы на щеках, пошла на кухню: мне была необходима кружка горячего чая.
- Не ждал тебя так рано, - услышала я голос Андрея Владимировича.
- Так получилось, - ответила я, пряча заплаканные глаза.
Он положил передо мной небольшой сверток:
- Вот, не успел отдать до того, как ты ушла на праздник.
Я удивленно посмотрела на мужчину, потом снова на сверток.
- Открывай, не бойся, это подарок, - улыбнулся он.
Я стала осторожно разворачивать оберточную бумагу. Передо мной лежала простая деревянная рамка. Я застыла: с фотографии на меня смотрели родители и мое собственное лицо.
- Но это же фотография…
- Которую разорвали в приюте, - закончил за меня Андрей Владимирович.
- Но как?
- У меня есть фотохудожник, как–то я нашел обрывки фотографии в мусорном ведре, и решил, что он, возможно, сумеет восстановить ее. Просто не знал, что тебе еще подарить.
- Это лучший подарок, - улыбнулась я.
Боль и обида от предательства Ромки отошли на второй план. Я держала рамку и вглядывалась в любимые черты. С этим изображением ко мне словно вернулась частичка родителей, их тепла и любви. Я почувствовала, что слезы снова защипали глаза.
Что-то в последнее время я стала совсем плаксой. Не зная, как выразить Андрею Владимировичу всю признательность, все счастье, которое он мне подарил этим фото, я обняла его. Учитель, кажется, был ошарашен и несколько секунд стоял неподвижно, но потом я почувствовала, как его руки опустились на мою спину.
- Спасибо. Спасибо, - шептала я, уткнувшись ему в грудь и заливая его футболку слезами.
- Ну, хватит, хватит, - он отстранил меня от себя, и, посмотрев мне в лицо, стер с моих щек следы от слез. – Улыбнись.
Мои губы сами собой растянулись в улыбку. Он улыбнулся в ответ и в его глазах зажглись озорные огоньки.
- Могу ли я пригласить именинницу на танец? – подал он мне руку.
Я несколько секунд смотрела на протянутую ладонь, прежде чем вложить в нее свою. Мы прошли в гостиную, где уже звучала тихая, красивая мелодия.
Андрей Владимирович притянул меня к себе, одну руку положив на мою талию, а второй обхватив мои пальцы.
Мы кружились по комнате под звуки незнакомой мелодии, и мне в тот момент показалось, что это единственное место, где я хочу быть: в объятьях теплых, сильных рук, кружащих меня в танце. Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза.
- Тебе очень идет это платье, - прошептал он и коснулся губами моих волос, которые давно свободно лежали на плечах.
- Спасибо, – засмущалась я.
Взглянула в окно, где отблески фонарей и неоновых реклам тоже танцевали свой собственный танец, сплетаясь в таинственный узор. Глаза закрывались сами собой, видимо, сказывалась усталость и вся нервотрепка этого дня. Вот я почувствовала, как Андрей Владимирович легко подхватывает меня на руки. Несколько шагов, постель, шуршание платья и уютное тепло одеяла.
