- А как вы попали в детдом? – спрашиваю я.
Девушка хмыкает, на секунду закрывает глаза. Видно, что ей неприятно все это вспоминать, но она продолжает:
- Однажды, когда мы вернулись с улицы, в коммуналке был полный кавардак. Кругом галдеж, толпа народу у двери нашей комнатушки и менты. Я сначала не поняла, потом до меня стало доезжать: собутыльник теткин что-то по пьяни с ней не поделил и ее, это, ножичком того… Дело, в принципе, обычное, - хладнокровно пожимает Лариска плечами.
У меня же по спине ползут мурашки, стоит представить залитую кровью комнату и двух девочек, стоящих в окружении пьяных соседей и милиционеров.
- За нас, конечно, тут же служба взялась. Меня в один приют, Алинку в другой, - голос девушки стал тихим. – Там жизнь оказалось хуже, чем на улице, – она снова посмотрела на меня и криво ухмыльнулась. - Ну, ты по себе знаешь, новичкам туго приходится.
Я заерзала под ее взглядом, вспомнив, сколько крови попортила мне эта девица в стенах приюта.
- Извиняться не стану, - словно прочитав мои мысли, ответила она. – Там жизнь такая: или ты, или тебя. Скидок даже для домашних девочек нет.
- А как Алинка попала в тот же приют? – спросила я, чтобы свернуть со скользкой темы - не хватало, чтобы она еще тут мне волосы выдирать начала.
- Эти дамы в строгих костюмах, с пучками на головах, всегда твердят, что они знают, как тебе лучше, что заботятся о твоем будущем, – со злостью сказала она, стукнув о стекло так, что что–то жалобно звякнуло под ее ладонью. – Алинка перестала есть. Ни угрозы, ни уговоры не помогали. Она просто сидела в углу и смотрела в окно. Ждала меня. Прошло полмесяца, пока эти соцработники догадались, в чем дело. Тогда ее перевели ко мне. Хотя за это время я дала понять всем идиотам, что со мной лучше не связываться, и ни меня, ни мою сестру никто не трогал.
- Что же случилось сейчас?
Я подумала, что, может, нашелся, наконец, тот, кто оказался «атаманше» не по зубам и она, прихватив с собой сестру, сбежала.
- Они приехали из Швеции или Швейцарии. Такие же, как все остальные. Ходят, словно в зоомагазине, разглядывают, выбирают, – с брезгливостью проговорила она. - Иностранцы у нас редкость, поэтому директор велел нарядить нас как кукол. Как же, сбагрить сиротку за бугор - это не только большая удача, но и большие деньги.
- Вот и этим двум приглянулась моя сестра, - продолжила она с таким отчаяньем в голосе, что у меня самой все сжалось внутри.
Лариска замолчала. Плечи поникли, голова опустилась. Настенные часы отсчитывали секунды. Девушка потянулась еще за одной сигаретой, потеребив ее в пальцах, нервно закурила, потом, бросив на меня взгляд, еще несколько раз затянулась и выбросила.
Я поставила тарелку в мойку.
- Я эгоистка, да? – услышала я голос Лариски за спиной.
Я повернулась, взглянув девушке в глаза. В них стояли слезы.
- Я сама знаю, что эгоистка, – сердито ворчит она. - Но Алинка единственный родной мне человек. Я не хочу… не могу ее потерять.
Мне захотелось ее хоть как–то утешить: обнять, сказать, что все будет хорошо. А будет ли? Я подчиняюсь этому порыву и притягиваю ее к себе. Лариска утыкается мне в плечо и наконец дает волю слезам. Не знаю, сколько мы так стоим, но она отстраняется и, стирая слезы тыльной стороной ладони, отходит назад. Лариска смущена проявлением своей слабости, и я даю ей время прийти в себя, стать снова грубоватой, сильной «атаманшей», которой все нипочем.
- Пойду проведаю Алинку, - выхожу я из кухни.
Девочка спит на моей постели, прижав к груди книжку «Золотой ключик». Я осторожно забираю книгу и накрываю ребенка пледом.
- Уснула, - шепчу я подошедшей к двери Лариске.
Тихо выхожу и прикрываю за собой дверь.
- Ладно, мне пора домой, - прошла я к входной двери и начала обуваться.
- Тут номер моего мобильного, - я положила бумажку на тумбочку перед зеркалом. – Если что случится или понадобится, звони. Телефон работает, я проверила.
Лариска стояла передо мной, наблюдая за моими действиями, и когда я уже повернулась, открыла входную дверь и почти шагнула за порог, сказала:
- Спасибо, Камилла.
Я улыбнулась, не оборачиваясь. Никогда не думала, что услышу что-то такое от «атаманши» Лариски.
- Я приду завтра. Пока.
Дверь со стуком захлопнулась за мной.
Дома. С каких пор я стала называть квартиру опекуна домом? Не знаю. Меня ожидал не такой радужный прием. Андрей Владимирович, судя по всему, отсиживался у себя в кабинете. Переодевшись, я отправилась готовить ужин. Нет ничего хуже голодного мужчины.
«Есть, неудовлетворенный», - хмыкнул внутренний голос с хитрой улыбкой.
Ну, с этим пусть как-нибудь сам справляется.
Ужин был готов. Не успела я накрыть на стол, как в дверях возник учитель. Мы садимся есть. Правда, я не слишком голодна, но ковыряю салат вилкой. Андрей Владимирович, кажется, полностью занят едой.
- Где ты была? – вдруг спрашивает он.
- Гуляла, - отвечаю я.
Несмотря на ожидание увидеть в глазах мужчины холод, они загорелись интересом:
- Где, не расскажешь?
- Нет, - качаю я головой.
- Секрет? – улыбается он.
- Тайна, - улыбаюсь я ему в ответ.
Весь разговор сводится в шутку, несмотря на мою напряженность.
- Хочешь, я поговорю с кем-нибудь из учителей, чтобы поискали кого-нибудь тебе на замену? Пять олимпиад на тебя одну действительно слишком много.
- Честно? – удивляюсь я.
- Конечно, - кивает он головой. – Я не хочу, чтобы моя опекаемая падала от усталости и нервного перенапряжения.
- Спасибо. - Мои щеки почему–то начинают гореть под его взглядом. - Я подумаю, от чего мне стоит отказаться.
- Еще не за что, но не тяни с этим.
Я киваю. Мне становится как-то тепло от ощущения, что я все-таки не одна, как те же Лариска с Алиной, что кому-то не все равно, поела ли я, устала, где я была. Чувство полного одиночества, поселившееся во мне с самой пропажи родителей, немного разжимает свои тиски. Я смотрю на него, он смотрит на меня. Я практически чувствую эту тонкую ниточку, связывающую меня с эти человеком. Человеком, который был для меня чужим, просто учителем, пару месяцев назад. Мы просто сидим с ним за столом и играем в гляделки. Мне не хочется никуда идти и ни о чем думать. Просто смотреть ему в глаза, пытаясь угадать его мысли.
