Моя любимая Ксюшенька! Мы обязательно будем вместе! Мама никогда не оставит попытки тебя найти. Каждую ночь и каждый день мама думает о тебе и очень скучает. Мамина любовь никогда не исчезает. Мамина любовь течет, как ручеек, сквозь все преграды – к тебе. Даже если в этот ручеек положить много больших и тяжелых камней, чтобы источник пересох, – то все равно ручеек капля за каплей будет достигать своей цели. Любовь мамы вечна – таков закон жизни.

«У ребенка открылись психические нарушения, Ксюшу наблюдают врачи, и ей не рекомендовано менять социальное окружение», – написано в заявлении органам опеки Проценко Р. Б. от 23 августа 2010 года.

Малыш-золотыш, ты же помнишь, так я называла тебя? Мама очень гордится тобой и лучше всех знает, какая ты умная и сильная девочка! Каждый день я думаю о тебе, о том, как ты растешь. Я смотрю на твою курточку и платья, в ожидании тебя они потускнели. Проведенные без тебя дни даются очень тяжело, но мы с этим справимся! Я обещаю тебе! Мама тоже будет сильная и умная и обязательно выдержит эту разлуку! Люблю тебя несмотря ни на что!

После встречи с Ксюшей 13 сентября 2010 года, которая больше всего напоминала хирургическую операцию по изъятию сердца из живого человека, я летела в Петербург абсолютно разбитая. Рука прикрывала сквозную рану в том самом месте, где еще недавно теплилось прикосновение моей дочери, жизненно необходимое нам обеим. «Я не смогла, не смогла! Не защитила тебя, не спасла!» – упрекал меня мой собственный голос, не повинуясь никакой логике. Я еще не поняла, что с помощью упреков человек способен расправиться сам с собой не хуже иных врагов. Не хотелось ни спать, ни просыпаться. Жизнь без возможности видеть ребенка оказалась невыносимой пыткой.

Я открыла глаза, когда стюардесса предложила мне чай. За окном справа застыли молочные облака, а слева – адвокат Саша. Он был темнее тучи. Я что, до сих пор существую? Снов я не видела уже так давно, что перестала отличать реальность от триллера. Кулаки все время непроизвольно сжимались. От этого сводило сухожилия на запястьях. Слов не осталось никаких. Саша тоже молчал. Облокотившись на ручку сиденья, он массировал себе виски, переваривая события, и, видимо, размышлял, что делать дальше. Такого осложнения и яростного сопротивления от семьи Проценко мой адвокат явно не ожидал. Когда Лариса кинулась на него с кулаками, решив во что бы то ни стало не пустить его в дом, Саша продолжал сохранять спокойствие и хладнокровие. Не поддавшись на провокацию и вопли свекрови, адвокат еще не догадывался, какими ужасными последствиями скоро обернется для него эта встреча.

Сейчас оставалось только сдерживать эмоции и собирать документы, которые, естественно, фильтровал Саша. Я училась у него искусству войны. Саша рассказал, каким образом в суде характеризуется личность, что в ней нет места человеческим отношениям, но огромное значение придается правильно подобранным бумагам, которые стали моими доспехами и оружием. Эти документы создавали мое новое лицо. И, глядя на это лицо, я старалась убедить себя: «Со мной все в порядке. Я имею все права на своего ребенка».

Ссылаясь на судебную практику, Саша уверял меня в том, что аргументы мужа несостоятельны. Стало очевидно, что весь этот кошмар скоро закончится. Цель жизни сводилась к одному: выиграть суд и определить, что ребенок будет жить со мной. Было заметно, что Саша неформально относится к моему делу, и это меня очень радовало. Он увидел ситуацию своими глазами, и в нем проснулась какая-то не столько юридическая, сколько даже спортивная злость. Он с нетерпимостью высказывался о людях, которые нарушают закон. И преград на пути восстановления прав для него, кажется, не существовало.

Ни у кого из моего окружения, в том числе у чиновников, которых я посещала, не было сомнений в том, что суд оставит Ксюшу со мной. Это был первый суд в моей жизни, и, не зная никаких процедурных деталей, я приходила на каждое заседание со свидетелями. Среди них были наши с Ромой соседи, воспитатели кружков для самых маленьких, куда я водила Ксюшу, родственники и друзья нашей семьи. Свидетели сидели в коридоре. К сожалению, суд так и не перешел к рассмотрению дела по существу, решая лишь вопрос, где должно проходить судебное заседание – в Петербурге или Новороссийске? На том, чтобы дело передать в Новороссийск, настаивали Ромины адвокаты. Таким образом, никого из моих свидетелей суд так и не опросил.

Я не оставляла попыток дозвониться до Ромы в надежде смягчить его сердце и уладить конфликт. Что все-таки заставило его так поступить со мной и Ксюшей? Но муж не отвечал на звонки. А если вдруг удавалось поговорить, то его ответы были такими же лаконичными и жестокими, как и при нашей последней встрече. Наши друзья, с которыми еще недавно мы вместе проводили время, в один день, так же, как и я, стали его личными, непримиримыми врагами. Например, Палыч. Он был свидетелем на нашей свадьбе, потом отдыхал с нами на даче в Широкой Балке. Однажды Палыч дозвонился до Ромы и предложил по-мужски обсудить то, что происходит. Но тот его резко прервал, назвал «жидовской мордой» и обвинил в том, что мы с Палычем «спали». Все это было настолько нелепо и неразумно, что не могло иметь никакого объяснения. Не имея иного выбора, я продолжала бегать по инстанциям. Оставалось лишь превратиться в существо, в котором все неизмеримые по силе материнские чувства стали превращаться в арсенал женщины-воина.

Что дальше? Никогда еще я так тщательно не подбирала слова, пытаясь уложить свое послание в регламентированный лимит в 2000 знаков. Мое первое обращение к президенту стало настоящим событием и сулило надежду. Ведь письмо было адресовано Самому Главе Государства, от единого слова которого зависит все в нашей стране. Так я думала еще даже тогда, когда получила ответ. Прямо на почте, сдерживая дрожь в руках, я радостно вскрыла конверт, в котором лежала обычная бумажка, сгибами разделенная на три равные прямоугольника.

«Уважаемая Светлана Александровна!

Ваше обращение, поступившее в Управление Президента Российской Федерации, будет рассмотрено в соответствии с законодательством Российской Федерации».

И все.

Собака Эби (в переводе с японского имя означает «тигровая креветка») была альфа-версией нашего с Ромой родительства, щенячьей репетицией, наступившей за два года до рождения Ксюши. Как истинный питбуль, Эби была холериком, исполненным любви, а благодаря великолепной генетике (папа – чемпион мира!) понимала команды с рождения. Помню, как появление Эби изменило нашу жизнь. Мы только поженились и сняли квартиру, и мне невообразимо захотелось собаку. Дважды я уговорила Рому заехать на Кондратьевский рынок. Мы ходили там, как заблудившиеся иностранцы, бесцельно глядя на щенячье многообразие в прозрачных боксах. Некоторые щенки были умилительными, но большей частью вызывали жалость и тоску. Тогда Рома покупал мне какую-нибудь пуховую шаль или шерстяные тапки, чтобы оправдать поездку на птиче-щенячий рынок. В тот день, в конце ноября, я уже не рассчитывала сразу найти здесь свою собаку. Промозглый ноябрь пробирался сквозь ребра в незащищенную плоть. Поэтому живность на рынке ежилась и спала, уткнувшись друг в друга: кошки в собак, собаки в кошек. Разноцветные комочки шерсти. Только Эби не спала. Эби не просилась на руки к хозяйке, не скулила, как остальные. Нет! Она тихонько сидела в боксе, наблюдая из-за стекла за жизнью вокруг, готовая в любой момент излить этому странному миру всю свою любовь. В этот момент Эби и появилась в поле моего зрения. Тигровый комочек с розовым пузиком, ей не было и двух месяцев. Хвост щенок прижимал к пупку. Несоразмерно большие уши подрагивали от холода. Из Эби, в отличие от других щенков на рынке, била жизнь. Взяв малюсенькую Эби на руки, я уже не смогла вернуть ее. «Внеплановый помет», – объяснила хозяйка не слишком высокую для породистых щенков цену.

Тем не менее родословная к Эби прилагалась. Женщина показала фотографии своей собаки, с которой повязали кобеля-чемпиона – американца, увешанного орденами и носившего двойное имя. У него были такие же белые вставки на груди, животе, лапках и хвосте, а также черно-белый нос, как у малышки Эби. Когда на рынке появился Рома, Эби уже притулилась ко мне, выглядывала из-за воротника пальто и все время облизывала все теплое до чего могла дотянуться. Рома уже не мог ничего поделать. К тому же его очень привлекала идея купить породистого щенка за такие смешные деньги.