– Сколько стоит проезд? – спрашиваю.
– 15 рублей, – отвечает водитель почти без акцента.
Наш автомобиль не торопясь ползет вверх по узкой и плохо освещенной дороге. Пассажиры молча выходят один за другим. Механизм отлажен до безупречности. Кажется, что таксующий юноша вовсе даже и не юноша, а старик-извозчик, который многие годы кружит по городку на своей кряхтящей лошадке и давным-давно выучил, кто и на какой улице живет. Но, скорее всего, дело просто-напросто в том, что Новороссийск – крошечный, и все пассажиры здесь – постоянные, знают всех таксистов в лицо и, быть может, даже выучили наизусть непростую родословную каждого из них и неизменный плей-лист армянских шлягеров. Я вглядываюсь в темноту, пытаясь не пропустить нужную остановку.
Незаметные под звездным южным небом улочки Павлика Морозова и Лизы Чайкиной увиты плющом и засажены грецким орехом. На домиках, за заборами, висят спутниковые тарелки с логотипом телеканала, на котором я когда-то работала ведущей ток-шоу. Тарелки приветливо поблескивают, отражая свет нашей повозки. На каждой остановке такси из темноты улиц слышится лай собак.
В такси остаюсь я одна, и водитель ненавязчиво интересуется:
– А вам, девушка, куда?
– До конца, – отвечаю я. Почему-то мне кажется, что там, куда мне надо, на самую вершину Второго Бугра, у таксистов и есть конец маршрута. Я стараюсь косить под местную, но напрасно: по мне за версту видно, что я не отсюда. Однако с каждым приездом я все глубже врастаю в эту обожженную солнцем землю.
– Вам нужна Харьковская? Так это не конец! – у таксиста, кажется, поднялось настроение, и он решил поддержать мою игру: «Не местная – не умничай!»
– А где же тогда конец? – уточнила я, попутно размышляя, что за Харьковской город, кажется, вовсе заканчивается и дорога уходит в направлении курорта с гордым названием Широкая Балка.
Надо сказать, что населенный пункт – урочище Широкая Балка значит для меня больше, чем простое географическое обозначение на карте. Именно дорогу в Широкую Балку я неоднократно сравнивала то с Монте-Карло, то с Монтенегро из-за красивой горной автострады, разрезающей пейзаж на парящие бескрайние холмы и зависшие в морской глади корабли. Завораживающий вид! Редкие виноградники, выцветшие домишки. Вдали, за горой Колдун, виден кусочек моря и всегда одинокая, будто нарисованная, нефтяная баржа. Здесь начинается не разбавленная урбанизмом романтика, за которой приезжает искушенный турист. Извилистые повороты захватывают дыхание, а атмосфера безмятежности и вечности врывается вместе с ветром в открытое окно автомобиля. Это и был единственно верный путь. Это и была свобода. Или нет, точнее: непереводимое ни на один язык слово «воля». Эта наполненная летом и молодостью дорога в Широкую Балку осталась у меня в почти потерянном прошлом, если время, конечно, делится на какие-то временные слои.
– Конец – это Широкая Балка! – пошутил таксист, а может, просто захотел на мне подзаработать.
– О, да! Широкая Балка – всем концам конец! – согласилась я, понимая, что таксист как никто лучше выразил то, что происходит со мной в последнее время.
13 сентября, ровно год назад, я в последний раз обнимала свою крошку. С тех пор это было самое сложное для меня, самое неприкаянное воспоминание.
Глава 4
Широкая Балка оказалась не только концом дороги, ведущим из портового города-героя к многочисленным санаториям и здравницам, но и своеобразным венком, возложенным на могилу моего прошлого. Именно здесь цветная кинолента резко прервалась – ее зажевало неизвестное доселе устройство, на месте привычной картинки появились размытые цвета, треск и грохот, а затем казалось, что экран и вовсе погас. Даже сейчас, спустя несколько лет, ту поломку кинопроектора нашей жизни по-прежнему невозможно переоценить. И тот день вновь и вновь отравленной стрелой пронзает мою память.
Итак, 20 августа 2010 года я села на поезд, идущий из Санкт-Петербурга в Новороссийск. Двое суток пути пронеслись незаметно – все это время я пыталась осмыслить события последних дней. С одной стороны, я предвкушала долгожданную встречу с дочкой, ведь мы еще никогда не расставались так надолго – на целое лето. С другой – из головы не выходил последний разговор со свекровью. Лариса отвечала на вопросы о Ксюше так, словно нас с дочкой ничего не связывало, а меня вообще не существовало в их жизни. Наверное, у свекрови за лето разыгрался материнский инстинкт, успокаивала я себя, разглядывая людей на редких полустанках.
«Этого можно было ожидать, – я пыталась мыслить здраво и логично, представляя себе свекровь, погрузившуюся в заботу о внучке. – Во-первых, Ксюша на редкость чудесный и разумный ребенок. Во-вторых, Лариса, родив троих сыновей, всю жизнь мечтала о дочери». Я вспомнила взгляд свекрови, когда она впервые пришла в роддом и увидела мою крошку. И затем она приходила каждый день, хотя ее помощь совсем не требовалась, и тогда я попросила Рому сократить количество ее визитов. Потом в памяти всплыло, как Лариса хранила самодельные маленькие платья, сшитые еще ее прабабушкой. Прошлым летом она любовно наряжала в них подросшую Ксюшу. В-третьих, размышляла я, всем известны истории переноса материнских чувств на внуков. Принимая во внимание тот факт, что все трое сыновей росли не с Ларисой, тогда еще молодой студенткой, а воспитывались до семи лет ее матерью, под тем же самым, кстати, южным солнцем, становится понятно, как долго материнские чувства подавлялись и ждали своего часа.
Все пять лет знакомства с Ромой летом мы приезжали в Широкую Балку, на берег Черного моря, в родовое гнездо мужа. Если верить экскурсоводам – небольшое садоводство Широкой Балки граничило с заповедными территориями, горой Колдун и бывшей резиденцией царицы Боспорского царства. Мы с Ромой исследовали все окрестности, вместе погружались в историю, любили друг друга и собирали заповедные сосновые шишки, которые затем хранили как воспоминание о южных ночах. Еще до рождения Ксюши в 2008-м в этих живописных районах Черноморского побережья я вела фотодневник своей долгожданной беременности. Впервые в Широкую Балку Ксюшка приехала, когда ей было шесть месяцев. На южном солнце, всего за месяц, у нее прорезалось сразу восемь первых зубов. Было жаркое время во всех смыслах. Ксюша плохо спала, и я тоже, но особенно сложно было ужиться со свекровью, которая могла бесцеремонно подойти и забрать Ксюшу прямо во время кормления грудью. Несмотря на мое едва сдерживаемое возмущение, Лариса настаивала на отлучении от груди после полугода кормления и напускала на себя вид благодетельницы, которая спасает меня – изнемогающую мать. Договориться со свекровью мог только Рома, который приезжал к нам во время отпуска и обычно резко, а порой жестоко ставил мать на место. По-другому с ней не получалось. Свекровь всегда тихо проглатывала обиду.
Возвращаясь в Петербург после летнего отдыха, свекровь также не упускала случая остаться с внучкой наедине. Я редко обращалась к Ларисе за помощью, но всегда знала, что она не откажет. Детский садик, который нашла бабушка, находился во дворе дома, где она жила с мужем и сыновьями. Когда были улажены все формальности с документами для садика, свекровь предложила нам отправить ее вдвоем с Ксюшей на отдых в Широкую Балку.
К тому времени у нас с Ромой появилась трещина в отношениях – было нужно время, чтобы вдвоем разобраться с накопившимися разногласиями. Параллельно мне предстояло открытие персональной выставки фотографий, а Роме – выход на новую работу в Москве. К тому же мы собирались расплатиться с ипотечным кредитом за квартиру, который оформили, когда только готовились стать родителями.
Отношения со свекровью у меня всегда были натянутыми. Поведение Ларисы не изменилось даже тогда, когда ребенок стал открыто отказываться идти с ней на прогулку. Свекровь делала вид, что не замечает этого. Непрошеные советы и визиты ее в наш дом участились, а скрытое соперничество свекрови со мной в вопросах воспитания ребенка удавалось сдерживать только Роме. Но поскольку летняя поездка ребенка в Широкую Балку считалась в нашей семье обязательной, мы, взвесив все «за» и «против», решили отправить Ксюшу с бабушкой. Лариса обрадовалась и тут же начала приготовления к отдыху, составив список из не менее чем ста заболеваний, с которыми могла столкнуться абсолютно здоровая Ксюша.