- Когда ты едешь? - спросила я наконец.
- Погоди, мы же еще не обсудили мой план. Он тебе нравится?
- План абсолютно безумный. Ты погубишь себя, как твоя мать. Но тебе, как и ей, возражать бесполезно.
- Почему безумный? - нахмурилась Грета. - Отличненько все сходится. Вот смотри...
- Дело не в деталях, - перебила я ее. - Если даже удастся добраться до камней, то нужно быть сумасшедшим, чтобы тащить их сюда. Это прямое самоубийство. В этой стране нельзя быть богатым безнаказанно.
- Прямо афоризм, - Грета насмешливо покачала головой. -
Только почему-то богачей вокруг пруд пруди, - девушка повела рукой в сторону сверкающих в облаках водяной пыли витрин и мчащихся по цветным неоновым лужам автомобилей, - и никто их не трогает.
- Ты не путай, - вздохнула я. - У нас нельзя быть просто богатым. Здесь нужно быть частью системы, ее колесиком, которое крутится на ее благо...
- Симочка, ну не занудствуй, - поморщилась Грета.
- ... а такие как твоя мать и ты, - продолжала я упрямо, - это палки в эти самые колесики. Индивидуалистки хреновы. Но колесико-то из закаленной стали сделано, и палку деревянную переломит, как спичку. Будешь высовываться - система тебя мигом в порошок сотрет. Я думаю, твоя мать это четко поняла в последние минуты жизни, перед тем как на колючку рвануть. Поняла - и рванула.
- Вот увидишь, все будет хорошо, - отмахнулась Грета. -
Приеду к немцам, обживусь, осмотрюсь и что-нибудь придумаю. Если меня вообще возьмут. Не отсеют на отборе здесь или там...
- Возьмут, - ответила я убежденно. - Здесь по анкете, как дочь героя войны, а там - как классную плясунью.
- Вы что, сговорились? - удивилась Грета.
- С кем?
- Да с Коганом. Он мне тоже все про анкету толковал.
- А ты давно его знаешь? Чего это он добрый такой?
- Давно! - засмеялась Грета. - Какая же ты подозрительная, Симочка. Это в тебе твое лагерное прошлое говорит. А сейчас совсем другие времена...
- Времена другие, только страна та же самая.
- Да если бы он один такой был! - воскликнула Грета. - Они ж табунами за кулисы ходят - все эти ловкачи, цеховики и ответственные работники. И у каждого букет, масляные глазки, слюнявые губы и оттопыренные штаны...
Девушка захохотала, стреляя облачками пара в насыщенный влагой воздух.
- Он, по крайней мере, из своих, хоть и администратор. В общем, не беспокойся, Симуля. Отбор назначен на понедельник, тогда все и узнаем. Может, я вообще ни в какую Германию не попаду...
Отбор состоялся в оперетте, на родной сцене. Театр пустовал, труппа собиралась на гастроли. Члены комиссии сидели за длинным столом, поставленным прямо на авансцене, отбрасывая в свете рампы многоголовую тень. Тени залегали и в складках их суровых, всеведающих лиц. На зеленом сукне стояли графины с водой, от дуновения вентилятора шевелились стопки бумаг. Казалось, здесь происходит не просмотр танцевальных номеров, а прогон спектакля 'Заседание парткома'.
Впрочем, слово 'просмотр' не имело прямого отношения к происходящему на сцене. Пока девушки показывали свои номера, заседавшие, сутулясь из-за падающего сзади света, изучали служебные бумаги. Искрилась рассыпанная по пиджачным плечам перхоть. Когда после очередного выступления смолкала музыка, в зале вместо привычных аплодисментов наступала неестественная тишина, нарушаемая лишь скрипом перьев. Очередная кандидатка, переминаясь с ноги на ногу, стояла на месте до тех пор, пока председатель комиссии не отправлял ее за кулисы повелительным жестом прокуренного пальца.
Коган оказался прав. В списке отобранных для поездки в ГДР танцовщиц первым номером значилась Г. Сыромятина.
- Ты лучшая! - крикнул с порога гримерки Фима, почти невидимый из-за шевелящегося букета роз.
- Я знаю, - высокомерно откликнулась Грета, не отрываясь от зеркала. - Не думай, что ты сообщил мне нечто новое. Поставь цветы в вазу.
- Ну что, мои шансы повышаются?
- В общем, да, - Грета не смогла сдержать улыбки. - Но чего-то все равно не хватает.
- Я знаю, чего именно, - торжествующе подмигнул Коган. - Более того, я уже решил и эту проблему!
- Ты о чем? - девушка промокнула лицо салфеткой и повернулась к Ефиму.
- Не скажу. Ты как-то чересчур легко относишься к моим благодеяниям. А мне хотелось бы каких-то гарантий...
- Еще чего! - возмутилась Грета. - Гарантий ему подавай. Между прочим, я тебе ничего не обещала.
- Конечно, - с горечью сказал Коган, - чего стоит уже оказанная услуга...
- Ты эти свои еврейские штучки брось, - смягчилась Грета. - Услуга за услугу, баш на баш, дашь на дашь... Не успеешь оглянуться, как у тебя в должниках окажешься. Так какую же ты проблему решил, Фимуля?
- Так и быть, скажу, - вздохнул Коган. - Только повтори, что мои шансы повышаются.
- Повышаются! - в нетерпении закричала Грета. - Говори уже, наконец, не тяни кота за яйца.
- Удивительная ты девушка, - поморщился Фима. - При такой ангельской внешности материшься, как сапожник.
- Яйца - не мат, - отрезала Грета. - Но если ты сию минуту не расколешься, я тебя таким семиэтажным обложу, что час будешь стоять, обтекать.
- Ну, хорошо, - Фима отошел на два шага назад и сделал эффектную, по его мнению, паузу. - Я пробил для тебя место сопровождающего.
- Какого еще сопровождающего?
- Что-то вроде помощницы в поездке. С нашей стороны в договоре это называется 'куратор', а с немецкой - 'импрессарио'. На самом деле, импрессарио для всей группы буду я, а ты можешь взять с собой помощницу. Выбирай кого хочешь...
- Я хочу Симу! - взвизгнула Грета. - Можно мне взять свою тетушку?
- Первый раз слышу, что у тебя есть тетя.
- Она мне больше, чем тетя. Она мне маму заменила, когда ее не стало...
- А отчего умерла мама?
- Утонула. Во время круиза по Волге, - твердо ответила Грета. - Но сейчас не об этом. Так я могу взять Симу?
- Бери, если хочешь, - пожал плечами Коган. - Надеюсь, у нее нет проблем с законом...
- На случай проблем существуешь ты, - вкрадчиво сказала Грета.
Она вплотную подошла к Когану и, глядя ему в глаза, запустила наманикюренные пальцы в его кучерявую шевелюру. Фима задрожал и потянулся к ней губами. Девушка наклонилась и быстро клюнула его в небритую щеку.
- И это все... - разочарованно протянул Ефим.
- Пока все, Фимочка, - Грета с довольной улыбкой потрепала его по волосам и отстранилась. - Но ты настойчивый, как я погляжу. Твои шансы и впрямь повышаются...
Грета оделась и переулками вприпрыжку побежала на Тверскую.
Я сидела дома и переваривала новость, рассказанную мне в то утро под страшным секретом одной из клиенток. Оказывается, у Светы Аллилуевой умер очередной муж - индиец, и она повезла его хоронить в Индию. Там она окончательно поняла, что больше не хочет жить в родном отечестве, о чем и сообщила советскому послу в Индии. Тот, конечно, велел ей немедленно возвращаться в Москву, но она в тот же день явилась в американское посольство в Дели, попросила политического убежища и, разумеется, его получила. Дочь величайшего из тиранов стала диссиденткой - это было неслыханной иронией истории! В Америке она опубликовала свои письма к любовнику Андрею Синявскому, известному писателю и тоже диссиденту. Роман 'Двадцать писем другу', повествующий о жизни сталинского окружения, стал сенсацией на Западе и вызвал закономерный скандал в Кремле. Но лично меня поразило равнодушие, с которым встретила его советская публика - уже в перестройку, когда книга стала доступной каждому. Это страшное повествование не вызвало никаких эмоций у нашего свободолюбивого народа. Как, впрочем, и 'Один день Ивана Денисовича' Солежницына, и 'Колымские рассказы' Шаламова...
Но я опять отвлеклась. В тот день Грета ворвалась в квартиру как ракета.
- Сима, мы едем! - громогласно объявила она с порога.
- Куда едем? - механически спросила я, не отрываясь от кальки с кельтским узором.
- В Германию, в Берлин!
