— Мы были преступниками, — немного помолчав, сказал Лен. — Мы втроём, я, Лиза и Мик. В основном грабили. Банки, магазины, галереи, богатых людей. Никогда не убивали, если тебе это интересно, — он бросил на Барри короткий взгляд и снова уставился в потолок. — Просто… так всё у нас сложилось.
— И что с вами случилось? Как ты стал ангелом? И кто теперь они?
— Точно такие же ангелы-хранители. У них свои подопечные. А умерли мы в один день. В тысяча девятьсот четвёртом году, двадцать второго января, на окраине Централ-Сити. Нам дали наводку, что туда, на вещевой склад Мэдисон, поступила контрабанда. Драгоценные камни. Мы заинтересовались. Оказалось — засада. Не впервой, конечно же, но в тот раз они подготовились на отлично. Мы не хотели сдаваться. Я сказал Лизе бежать, хотел, чтобы хотя бы она смогла ускользнуть, но у неё не вышло. Я слышал её крик и выбежал за ней, Мик пытался меня остановить…
Лен замолк. В его рассказе Барри не почувствовал никакой горечи или сожаления. Наверное, когда узнаёшь, что со смертью всё не заканчивается, мировоззрение здорово меняется.
— Никогда не подумал бы, что преступников берут в ангелы, — сказал он с улыбкой.
— Мы не были плохими людьми. На самом деле мы помогали бедным. Восстановили район, где росли с Лизой, на наши деньги там построили школу и больницу. Мы грабили богатых, тех, кто нажил эти деньги ещё более грязными путями, или тех, кому они попросту были не нужны. Кроме того, мы умерли насильственной смертью. И нам предложили вот такой вариант.
— А какие были альтернативы? — заинтересованно спросил Барри.
— Перерождение.
— Значит, реинкарнация существует?
— Я и так слишком много тебе рассказываю, — улыбнулся Лен и поднялся. — Я понимаю, что тебе интересно, но пожалуйста, не искушай меня.
— Ладно. Хорошо. А кто такой Рип, про которого упомянула Лиза?
Лен снова помрачнел.
— Рип Хантер, — сказал он, не глядя на Барри. — Он… своего рода наш начальник. Старший, скажем так. Он следит за работой ангелов-хранителей. Следит, чтобы никто не делал того… ну, того, что, например, сделал я. Я же говорил, что мы не имеем права грубо вмешиваться в человеческую жизнь. Но иногда это всё же происходит, и тогда он занимается исправлением ситуации. И наказанием виновных.
— Что значит «исправление ситуации» и что значит «наказание виновных»? — спросил Барри, тревожно глядя на Лена.
Тот было открыл рот, но в этот момент за дверью послышались голоса, и через секунду в номер вошли Лиза и Мик.
— Давненько я не видела таких дыр, как эта, — весело сообщила Лиза, бросая на стол пакет, набитый едой. Барри учуял запах выпечки, и его желудок тихо заурчал. — Вы могли бы выбрать для ваших романтических похождений какие-нибудь более подходящие места, — она подмигнула Барри и начала вытаскивать из пакета булочки, сыр, хлеб, сомнительного вида зелень, а Мик поставил на стол четыре больших стакана с кофе.
— Такие, как Париж? — равнодушно поинтересовался Лен.
— Это великолепный город! — воскликнула Лиза. — Я была бы безмерно счастлива там обитать, если бы не этот vieux poivrot, заноза в моей заднице!
— Что? — не понял Барри.
— Её подопечный, — с ухмылкой пояснил Лен. — Безработный пьяница Пьер, которого она как ни пыталась, но так и не смогла наставить на путь истинный.
— Путь истинный, — передразнила Лиза. — Va te faire foutre, братец!
Мик снова загоготал, а Барри вопросительно посмотрел на Лена.
— Она объяснила мне, куда мне стоит пойти, — сказал Лен, беря два стакана кофе и протягивая один Барри. — Но разве я не прав?
— Я просто хочу, чтобы он наконец умер, и я получила бы новенького, и желательно, чтобы это была миленькая девочка, от которой бы не было никаких проблем, — театрально громко вздохнула Лиза, утаскивая одну булочку и бесцеремонно заваливаясь на кровать.
— А кто ваш подопечный? — робко спросил Барри, обращаясь к Мику. Тот усмехнулся и ничего не сказал.
— Бабуля-божий-одуванчик, — ответил за него Лен. — Всю жизнь проработала в государственной конторе, старая дева, кормит бродячих животных и всё такое. Дикая скукотища.
— Вот с кем никогда не было никаких проблем, — подтвердил Мик, усаживаясь с едой в кресло, где сидел до этого. — Я этому только рад.
— На самом деле, — заговорчески прошептал Лен, — он трепетно за ней следит, и даже подтыкает ей по ночам одеяло, когда оно сползает.
Барри рассмеялся, не в силах представить этого здоровяка за подобными занятиями.
— То ли дело ты, не так ли? — прорычал Мик, и его зубы сверкнули в устрашающей ухмылке. — Получил хорошенького мальчика в подопечные, да не простого мальчика, а целого Флэша! Но тебе было мало экшена, и ты решил не только не дать его симпатичной заднице разбиться в лепёшку, но ещё и трахнуть эту задницу для полного счастья!
Барри от неожиданности подавился кофе, мучительно закашливаясь и опять краснея.
— Не обращай внимания, — процедил Лен сквозь зубы. — Он отвратительный хам, но в глубине души он добряк. Не пора ли тебе проведать твою Аниту? — спросил он, недобро глядя на Мика.
— Неа, — ответил Мик, ухмыляясь. — У неё сейчас гимнастика — «Для тех, кому за семьдесят». Мне там делать нечего.
— Мальчики, думаю, пора заканчивать обмен колкостями, — подала голос Лиза. — Рип дал нам немного времени, чтобы разобраться с вашей ситуацией, но ключевое слово тут — немного.
— Что он собирается делать? — спокойно спросил Лен.
— Я не знаю, Ленни. Если бы Барри был обычным человеком, всё было бы по стандартной схеме. Но в данном случае Рип почему-то колеблется.
— Что за «стандартная схема»? — встрял Барри.
Лиза изучала его взглядом несколько долгих мгновений, прежде чем ответить.
— Если ангел косячит, и о его существовании узнают люди, Рип стирает им память. Самого ангела развоплощают. И отправляют обратно на Землю, начинать «новую жизнь». Чем сильнее провинность — тем хуже условия жизни.
— Понял, — пробормотал Барри.
— Но ты — Флэш, ты вроде как нужен миру, и Лен вроде как оказал миру услугу, когда не дал тебе умереть, так что ваша ситуация отличается от любой другой, — пояснила Лиза, дожёвывая свою булочку и стряхивая крошки прямо на кровать. — В противном случае ты бы даже… что… вот чёрт! — вдруг вскрикнула она, подскакивая. — Putain de ivrogne! Я самолично его придушу, и мне плевать, что со мной за это сделают! Merde! Ни на секунду нельзя…
И прямо посередине этой гневной речи она вдруг испарилась. Просто исчезла за мгновение, так что Барри непонимающе моргнул и остолбенело уставился в пространство, туда, где только что стояла Лиза.
— Опять её пьяница что-то натворил, — пояснил Лен с ухмылкой. — Она скоро вернётся. Сделать тебе бутерброд?
Барри перевёл взгляд на Лена. Он не очень понимал, как Лен может усмехаться и быть таким весёлым, словно ничего не происходит.
— Но что, если этот… Рип, что, если он всё же решит…
— Не решит, — перебил его Лен, протягивая ему бутерброд с сыром. — Я найду способ договориться с ним. Успокойся и ешь.
Барри хмуро впился зубами в бутерброд, думая о том, что, наверное, ангелы воспринимают всё иначе, чем люди. Но вместе с этой закралась и другая мысль — а что, если это «другое» восприятие означает, что Лену будет не так уж страшно расстаться с ним?
— Un sale enfoiré! — злобно выплюнула Лиза, появляясь так же внезапно, как и исчезла. — Почему я не могу просто дать ему умереть?!
— Что случилось? — спросил Барри, благоговейно глядя на неё.
— Этот старый trou du cul чуть снова не сжёг свою квартиру! Опять нажрался, заснул и забыл, что у него кастрюля на плите! Представь себе: захожу, а он храпит во всю и при этом такой счастливый, как будто уже помер и попал в ебучий рай!
— И что вы сделали?
— Что и обычно — разбудила его громким воплем, — со смехом сказала Лиза. — Я часто так делаю. Сначала надеялась, что это напугает его до сердечного приступа, но увы. От моего крика он просыпается, приходит в ужас, начинает бегать по квартире как угорелый… Первое время даже священника вызывал, говорил, что у него дома завелись призраки. А потом решил, что это душа покойной жёнушки приходит, чтобы отвратить его от пьянства. Так что ещё неделю после этого он не будет пить, пару раз сходит в церковь, вытащит пыльный портрет своей Николетты из-под кровати и будет думать, что навсегда завязал, — Лиза покачала головой и со вздохом уселась обратно на кровать. — Так о чём вы говорили, пока меня не было, мальчики?