Елена Якубовская, Владимир Якубовский
Они приходили
Плохой рассказ должен развлекать читателей, средний – воздействовать на их чувства, а лучший – озарять им путь. Не знаем, сумеют ли наши рассказы выполнить хотя бы одну из этих задач, но наша цель – озарять путь и смягчать горечь жизни.
«Они приходили» – это о наших героях. Многих уже нет на земле, но они были, они жили, оставили о себе светлую память и растворились в будущем.
Они не оставят нас в беде.
Вдовин
Мы погибли бы, если б не погибали.
Фемистокл, V век до н. э.
О Русская земля! Ты уже за холмом…
«Слово о полку Игореве»
БОЕВАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
На старшего лейтенанта ВДОВИНА Николая Николаевича, 1920 г. рождения, члена ВКП(б), командира батареи. Холост. Из крестьян.
Делу Ленина-Сталина, социалистической Родине предан. Морально устойчив. Пользуется авторитетом среди личного состава. Приказы командования исполняет точно и в срок. Служит в полку с октября 1941 г., прибыл из резерва ПривВО.
При отражении налётов авиации противника на прикрываемые объекты проявил себя бесстрашным, решительным командиром. Так, в марте 1942 г., отражая массированные авиационные налёты в зоне Горьковского корпусного района ПВО, несмотря на интенсивную бомбёжку огневых позиций, старший лейтенант Вдовин Н. Н. продолжал хладнокровно управлять огнём своей батареи.
Правила стрельбы зенитной артиллерии знает хорошо. Материальную часть – удовлетворительно. Приборами управления владеет отлично.
ВЫВОД: ст. лейтенант Вдовин Н. Н. занимаемой должности соответствует. Способен занимать командные должности в частях зенитной артиллерии. Достоин выдвижения на должность командира зенитно-артиллерийского дивизиона.
Командир 947 Зенап майор Васильев Г. П.
Это боевая характеристика героя нашей повести. Всё самое главное, кратко и по существу военного времени. Дата – весна 42-го, впереди ещё три года войны. Если бы целое поколение лейтенантов 20-х годов рождения не полегло в эту Русскую землю, да и в другие земли тоже, мы погибли бы все, и никто бы не спасся. Так было во времена Фемистокла в V веке до нашей эры, так есть всегда.
Помните об этом.
Лейтенант Вдовин вторую ночь купался в запахах тройного одеколона. Нет, он не слишком следил за собой. Просто это был единственный доступный алкоголь, а тесный блиндажик в обрыве никогда не проветривался. Не был он и алкоголиком, – он ждал решения о придании его суду военного трибунала. Сейчас, весной сорок второго, набор приговоров был небогат и хорошо ему известен.
За свои двадцать лет он познал только один способ гнать мысли о завтрашнем дне – забыться во хмелю. Но хмель не брал. Вместо него приходила тяжёлая одурь.
Думать о «деле» было нечего. Его зенитная батарея очень удачно обстреляла группу из трёх низколетящих целей, рвущихся к объекту. Подбили двоих. Один, черканув крылом по пылюке, плюхнулся метрах в ста от его командного пункта. Вдовин с двумя разведчиками подбежали к самолёту, чтобы обнаружить в кабине одного убитого лётчика, второй захлёбывался кровью, а третий, выпав из хвоста, невероятно изогнувшись, держался за задницу и чудовищно матерился, почему-то по-русски.
Ко второму году войны Вдовин нагляделся всякого. И понимал умом, что, посылая куда-то снаряды, он там наверняка кого-то убивает. Это были какие-то квадраты площадей, какие-то веера вдоль траншейных линий, зоны заградогня в небе или немецкие штурмовики, идущие на батарею. Никогда не связывал он воедино в мыслях свою стрельбу с конкретным человеком. А тут, на вот, любуйся!
На этой картине и заступорился Вдовин. Что-то щёлкнуло в голове. До мельчайших подробностей мысли легко бежали в память – назад. А реальные события и тем более мысли о будущем оказались как за каким-то матовым стеклом. Оно полностью съедало звуки и делало тусклыми цвета. Мозг превращал слова в серо-чёрные картинки и только потом начинал о них думать.
Вдовин чудесно помнил, как отрыли этот блиндаж по его указанию. На телегах с какого-то ремзавода привезли ящики. В сопроводиловке говорилось, что это приборы управления его батареи. В ящиках оказалась какая-то оптика в латунных оправах. По маркировкам определил, что эти красивые вещи образца 1902 и выпущены в 1909. Вещи казённые, не выбросишь. Подальше от огневых позиций, в обрыве, глядящем одновременно на Волгу и Оку, приказал отрыть блиндаж для этих ящиков. Первое время, была даже охрана. Теперь он спал на ящиках, хранил в них запасы военторговского одеколона и пустые бутылочки от него.
В общем, как он ни старался привычно сконцентрироваться на настоящем, или забыться, мысли упрямо падали назад. Как не вырваться и тебе, читатель, из круга пустых мечтаний и не остановить событий тяжёлого сна. Это вечный намёк нам, что бурно только прошлое, а впереди – покой.
В прошлом же были у Николая Вдовина две жизни. Одна протекла в полукрестьянском хозяйстве отца. Она казалась сейчас полной покоя, разумности и упоительного мальчишеского счастья рядом с любимым его конём.
Другая началась с призывом студента-второкурсника рядовым в мае 39-го.
В польский поход их тяжёлоартиллерийский полк РГК выступил поздно, да так никому и не понадобился. Кампания свелась к мучительному маршу осадных орудий на тракторной тяге по Белоруссии. Вот с этого момента жизнь понеслась.
Два месяца в школе Червоных старшин в Харькове, оттуда, как бывшего студента, – во 2-ое Киевское конноартиллерийское. Вдовин повеселел, с детства любил коней. Казалось, судьба улыбнулась. Но закрутивший его поток не знал устали: в училище открыли цикл зенитной артиллерии, и всех успешных в математике перевели туда. Опять прощайте, кони.
Выпустился в мае. Сфотографировался на память с четырьмя ближайшими товарищами. Вот они, все с шашками, серьёзные. Иван Бидыло – лучший в стрельбе и рубке лозы; всегда чем-то удивлённый, поглощённый собой, Титаренко; весёлый баламут Мороз – и на снимке он едва унял улыбку; всегда невозмутимый Панкратов, пугающе здоровенный.
Больше никогда их не видел. Оно и понятно.
В первые недели войны судьба в виде командировочного предписания вынесла Вдовина с главного направления удара немецких танковых клиньев: в июле он был послан из-под Умани в Изюм за приписным составом для полка. Людей получил, а везти их некуда – ни полка нет, ни отдельной танковой бригады, ни 20-й армии, ни Юго-Западного фронта.
Нормально, командиром взвода 37-мм зенитных орудий, он отвоевал едва ли пять недель в июне-июле, две из них пришлись ещё на «до войны». Первые дни вспоминались чётко и объёмно.
Орудийные парки, коновязи – всё было под открытым небом, и белый пух гигантских тополей вился над землёй, цепляясь за оттяжки и прилипая к брезенту палаток. Из училища в этот городок он прибыл один, так что ни знакомых, ни сослуживцев не нашлось. В батарее принял огневой взвод 37-миллиметровок – два орудия да десять красноармейцев, по пять на пушку. Всё по штатам мирного времени. Командовал батареей старший лейтенант, кадровый, в прошлом кавалерист, по фамилии Погорелов. В Ростове остались его дети с женой, двое мальчишек. Может поэтому он убивал всё время на службе. Худой и жёлчный, Погорелов дотошно вникал в каждую мелочь, донимая всех своей придирчивостью. Может быть, это была реакция на то, что артиллерийского училища он никогда не заканчивал, а только всякого рода курсы, и потому медленно усваивал любые новшества, избегал их. Да оно, может, и к лучшему.
В окрестных деревнях отсеялись и на сборы стали поступать запасники, которых нужно было приводить в чувство и приучать к дисциплине, почти как новобранцев. Орудийные расчёты довели до нормы – добавили по два подносчика боеприпасов.
