За окном часто бушевала метель, но свист ветра не мог проникнуть в эту объятую огнём комнату, превратившуюся в личный изолированный мир двух людей. И только когда они оба падали на постель без сил, когда Минато обнимал Марибель сзади и притягивал её к себе, та бросала короткий взгляд в окно и видела их — остервенелые вихри сверкающих снежинок в густо-чёрном ночном небе. Марибель видела эту картину и в красках представляла, как холодно и неуютно сейчас там, на улице. После таких мыслей вдвойне приятно было вернуться в реальность, где ей так тепло и хорошо в объятьях любимого человека.

Где они счастливы вдвоём.

***

— Знаешь, возможно, это последний раз, когда мы видимся.

Минато хорошо почувствовал, как напряглась от этих слов Марибель: она вздрогнула и невольно сжала пальцы на руках, слегка царапнув его грудь. Несколько секунд она молчала, будто обрабатывая полученную информацию, а затем глухо спросила:

— …Оно уже завтра, да?

Минато также помолчал. Спустя пару мгновений он прикрыл глаза и ответил:

— Да.

Им больше не нужно было слов, чтобы понять друг друга. Минато и прежде рассказывал, что совсем скоро его ждёт смертельно опасный бой, решающий судьбу всего мира. Его мира. Марибель знала об этом, не раз поддерживала его ободряющими словами, но так и не смогла выпытать, когда же случится этот бой. И вот теперь, лёжа с ней в постели, Минато огорошил её ужасной новостью: всё решится завтра. Марибель почувствовала себя так, словно на неё вылили ушат ледяной воды: так же резко, так же холодно, несмотря на по-прежнему тёплые объятья, а ещё совсем такая же дрожь и такие же мурашки по спине от осознания, что, возможно, она в последний раз видит дорогого человека.

Сегодняшний день не должен был отличаться от предыдущих дней, в которые Марибель приходила к Минато. Однако ещё на этапе сборов всё было как-то иначе. Будто интуитивно чувствуя, что сегодня — особый случай, Марибель совершенно внезапно захотела надеть коктейльное платье с глубоким вырезом вместо чуть более скромных нарядов и чулки вместо колготок. Весь вечер у них проходил как-то спешно, торопливо, будто Минато очень боялся куда-то опоздать, хотя он сразу же сказал, что сегодня в Тартар не пойдёт и останется с ней. Да и вообще он был очень рассеянным сегодня, когда нужно было говорить о чём-либо. А затем его раннее желание завершить ужин, его внезапное предложение сменить место финала… и очевидное растягивание процесса, когда они наконец-то остались наедине. Очень похоже на их первую совместную ночь ещё там, в академии: всё так же происходило будто в последний раз.

Раскладывая по полочкам каждую подробность поведения Минато сегодня, Марибель всё яснее видела общую картину: он прекрасно осознавал, что завтрашний день вполне может стать для него последним, так что теперь постарался взять от жизни всё, что может. Марибель его не винила: она прекрасно понимала это желание наполнить последние мгновения до краёв, чтобы, если вдруг хватка смерти сомкнётся на горле, можно было отдаться ей без сожалений. Марибель понимала это, но всё её существо всё равно внутренне противилось мысли, что уже завтра не будет ничего. Что последний островок её счастья ускользает у неё из рук, а она не может с этим ничего поделать, кроме как наблюдать и в бессилии кусать губы.

Марибель опустила веки и с мучительным вздохом уткнулась лицом Минато в грудь. Некоторое время она молчала, а затем отрывисто, стараясь не пропустить в свой голос рвущиеся наружу рыдания, поинтересовалась:

— И сколько ты уже об этом знаешь?

Минато не ответил. Он будто проглотил язык, и каждое слово из него сегодня приходилось буквально вытягивать клещами. Он явно надеялся, что ему не придётся отвечать на её вопрос, но Марибель уже не могла отступиться. Именно поэтому она не глядя протянула руку и осторожно коснулась его плеча. Минато прекрасно понял, что именно значит этот жест. Он устало выдохнул, а затем нехотя проговорил:

— Ещё с декабря.

— С декабря… — бессмысленно повторила Марибель, открывая глаза.

В этот момент всё встало на свои места. Не один сегодняшний вечер был каким-то торопливым — весь этот месяц был каким-то торопливым. Все их отношения напоминали напиток, который пьёшь залпом, захлёбываясь, иногда даже давясь, но упорно не желая остановиться до тех пор, пока не осушишь стакан до дна. Так и Минато с Марибель: они оба знали, что совсем скоро их миру придёт конец, и спешно пытались насладиться им по полной. От впечатлений кружилась голова, они накрывали, как цунами, от них не хватало воздуха, в них неумолимо тянуло ко дну.

Однако между двумя влюблёнными было одно принципиальное отличие: один из них точно знал, когда всему этому придёт конец. Знал, но до последнего момента не говорил об этом. Марибель сейчас одновременно хотелось плакать от жалости к себе и страха за Минато и смеяться над собственной несообразительностью. Да, это ведь так очевидно, что он давно уже обо всём знал. Не зря же он часто (а в последнее время всё чаще) намекал, что ей стоит попытаться сблизиться с кем-нибудь в своём мире — он просто знал, что, возможно, совсем скоро не сможет поддерживать её. А ещё, несмотря ни на что, он до последнего момента и словом не обмолвился о приближении рокового часа, не разрушая ту счастливую зимнюю сказку, в которой находилась Марибель, а давая любимой насладиться происходящим сполна и на какое-то время забыть обо всех тревогах. “Боже, ну почему ты всегда такой… думающий в первую очередь о других?..” — мысленно спросила себя Марибель, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

Некоторое время Марибель не могла заставить себя успокоиться и продолжала всхлипывать. Минато не переставал успокаивающе гладить её по спине, не говоря ни слова. Наконец она кое-как сделала глубокий вдох, осторожно выбралась из объятий Минато и, пошатываясь, приподнялась на локтях. Проследив за ней сочувственным взглядом, Минато также сел в кровати. Марибель подняла на него глаза: на его лице читалась вина, а улыбка, искривившая губы, была пропитана горечью. Тогда Марибель ещё раз глубоко вздохнула и бросилась ему на шею, заключая в порывистые объятия. Минато понадобилось пару секунд, чтобы прийти в себя и осторожно обнять её в ответ. А Марибель, перестав контролировать себя, разрыдалась вновь.

— Пожалуйста, выживите там завтра все, хорошо? — попросила она. — Особенно ты, пожалуйста, береги себя. Ладно?

Марибель отстранилась и полными слёз глазами взглянула ему в лицо. Минато поразился тому, насколько серьёзной она выглядела: сурово поджатые губы, строгий взгляд припухших от рыданий глаз, морщинка между бровей.

Он хорошо понимал, почему она сформулировала свою просьбу именно так. Марибель прекрасно знала, насколько это страшно — потерять самых близких людей. В конце концов она сама уже целый год практически каждый день ездила на другой конец города в больницу к погибшей в академии взаимных убийств подруге, надеясь, что именно сегодня её воскрешённая душа вернётся в тело и Ренко откроет глаза, чтобы увидеть перед собой Марибель. Марибель практически жила этой надеждой в своём мире и ненадолго забывала её лишь рядом с Минато. Наверняка она бы уже давно сошла с ума от боли в одиночестве. Для Минато подобными близкими людьми стали ребята из SEES. Марибель прекрасно осознавала, насколько ему страшно потерять хоть кого-то из них, особенно после того, как их ряды уже поредели на двух человек — со смертью Шинджиро и комой Акихико.

На просьбу Марибель у Минато был ответ. Улыбнувшись самой искренней и тёплой за это свидание улыбкой, он заботливым жестом убрал прядь растрепавшихся золотистых волос Марибель за ухо, нежно проведя пальцами по её щеке, и уверенно произнёс:

— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы оправдать твои ожидания. В конце концов я уже пообещал ребятам встретиться в день выпускного на крыше школы. Теперь я просто не могу предать ни тебя, ни их.

Выслушав его, Марибель улыбнулась сквозь слёзы. Обеими руками обхватив его ладонь, всё ещё касающуюся её щеки, она прикрыла глаза и прошептала: