Тамара отправилась в столовую и осмотрелась. Китайский сервант полный китайского фарфора. Стол на десятерых из красного дерева. Буфет. Занавески. Ничего порванного. Ничего распоротого. Ничего сломанного. Все осталось в идеальном состоянии. Тамара ожидала, что мать разобьет каждую тарелку в доме и разрежет каждый кусочек ткани. Тамара ожидала всего от матери, поэтому хотела войти в дом сама, без Леви.

Но все было в порядке. Пока в порядке. Как мог судья Хедли стать ее отцом на прощальной вечеринке дяди Эрика, если он не пробыл там достаточно долго, чтобы снять пальто? Простой ответ. Он им не был. Она подумала, что он мог сделать это накануне ночью. Мог сделать ночью позже. Но как же влюбленность мамы в дядю Эрика? Она никогда не слышала этой истории. Была ли это безответная любовь. Эрик не был призывником. Он вступил в армию добровольно. Какой влюбленный мужчина поступил бы так? Влюбленные мужчины так не поступают. Значит, не о чем было волноваться.

Тамара забрела на кухню. Здесь было то, о чем стоит волноваться. На столе лежал конверт. Спереди было написано маминым почерком «Тамаре и Леви», и Тамара рассматривала его, как змею. Она смотрела на него как на змею, потому что он и был змеей, опаснее медноголовки, заползшей в их дом в ту ночь. Он и был змеей, из-за которой Тамара вошла первой, без Леви. Если ее мать была здесь, пряталась, выжидала момента для удара, Тамара хотела встать между ней и Леви. Если кто-то или что-то выстрелит, то этот выстрел будет принадлежать Тамаре.

Тамара взяла письмо и подошла к раковине. Затем она принялась рыться в ящиках, пока не нашла коробок спичек. Тамара подожгла письмо и улыбалась, пока бумага сморщивалась и превращалась в черный пепел. Как только пламя достигло пальцев, Тамара включила воду и бросила пепел в раковину.

Если Тамара знала мать, а она знала, то понимала, что это письмо будет не единственной змеей в траве. Она бегала из комнаты в комнату, и, безусловно, она нашла еще пять конвертов - один в ванной, второй в ее бывшей спальне, еще один в ванной на втором этаже, в библиотеке, и еще одно в хозяйской спальне, где спал дедушка. Если она прочтет письма, ее мать выиграет. Тамара не позволит ей выиграть. Она слишком много потеряла, чтобы позволить кому-то другому выиграть в этой битве. Тамара сожгла их все в раковине и смыла остатки.

Когда она закончила, и они все исчезли, она улыбнулась.

Вот и все. Она победила.

Тамара услышала радостный звук шин на подъездной дороге и увидела, как приближается пикап Леви. Она рассмеялась, когда заметила прикрепленный позади него трейлер для лошадей. Сегодня они подписали бумаги, сделавшие их миллионерами, но все, что он придумал - это купить лошадь. Сегодня, они, скорее всего, поедут и найдут Кермита, где бы он ни был. Она скучала по своему милому мальчику.

Леви поехал прямиком к конюшне, и Тамара осторожно упаковала ружье в чемодан. В доме была милая, редко используемая гостевая комната на втором этаже в конце коридора. О ней у Тамары не было плохих воспоминаний. Сегодня они могли переночевать в ней и утром обсудить, что делать с домом. Она пошла к конюшне и обнаружила Леви, изучающего стойла.

- Насколько все плохо? - спросила Тамара, стоя на пороге.

- Видел и получше, - ответил Леви. - Тут плесень и много старой соломы, сухая гниль на дверях. Но к завтрашнему утру я смогу вычистить одно стойло. Я позвонил кузнецу, и он сказал, что знает, кто купил Кермита и остальных лошадей. Завтра можем поторговаться, чтобы вернуть их. По крайней мере, Кермита, если они не продадут остальных.

- Хорошие новости, - сказала она, прислонившись к дверному проему стойла, наблюдая за тем, как Леви убирает старую солому и исследует полы.

- Как дом? Есть приведения? Волки?

- Никаких привидений. Никаких волков. Никаких тёщ.

Леви улыбнулся.

- Хорошие новости. Хочешь завтра покататься? По-настоящему прокатиться?

- А чем, по-твоему, мы с Рексом занимались весь прошлый месяц?

- Прогулочные лошади ходят. Ты загоняла Кермита, будто вы были на чертовом Дерби. Этого на острове не сделаешь. Слишком много деревьев на пути.

- Не знаю, стоит ли, - произнесла она, наблюдая за тем, как Леви сгребает старую солому к стенам. – Возможно, это небезопасно.

Леви резко посмотрел на нее.

- Безопасно? И это говорит девушка, которая стояла на седле Кермита, будто она из Цирка братьев Ринглинг? Когда ты начала заботиться о безопасности верхом на лошади?

- Когда забеременела.

Леви уронил вилы.

Он уставился на нее.

Тамара пыталась улыбнуться.

- Ответишь что-нибудь?

- Как?

- Обычно.

- Но ты… Мы ходили ко врачу и… - Он замолчал и запустил пальцы в густые темные волосы и потянул их. Она не могла прочитать выражение его лица. Это был шок и счастье? Шок и ужас? Шок и шок?

- Помнишь змею?

- Я помню змею, - ответил Леви.

- Та ночь была третьей, как я начала принимать таблетки. Недостаточно времени, чтобы они начала работать. Во всяком случае, так сказал врач. Он посчитал.

- Змея. Верно. - Леви потер виски. - Дикая ночь.

- Леви, ты счастлив? - спросила она, слезы покатились из уголков ее глаз. – Или ты злишься на меня?

- Какого черта я должен злиться на тебя?

- Не знаю. Я знаю, ты не хочешь детей. И я…

- Боже мой. Тамара… - Он подошел к ней и обнял. Она рухнула в его объятия, словно погружалась в мягкую землю. Он крепко сжимал ее, раскачиваясь из стороны в сторону.

- Я не хотела, честно. - Она была хорошей. Она принимала таблетки. Она не хотела, чтобы это произошло. Но она не могла грустить из-за этого.

- Знаю, Ржавая.

- Я хочу, чтобы ты был счастлив.

- Я напуган, но я счастлив. - Леви потер ее поясницу, и она, наконец, начала немного расслабляться.

- Я тоже. В смысле, напугана. Но счастлива. Все вместе.

Тамара усмехнулась, прижимаясь к его груди, что причиняло боль, поскольку она плакала, а делать два дела одновременно было непросто.

- Как давно… Как давно ты знаешь?

- Думаю, с неделю. Я собиралась сказать тебе в субботу, но появился Боуэн. Я на втором месяце.

- Я умею считать.

Прошло два месяца после змеи. Странно помнить точную ночь. Странно благодарить змею за их ребенка. В ту ночь она сказала Леви, что все еще влюблена в него. И первый раз, когда она призналась ему в любви, был здесь.

- Знаешь, мы были в этом стойле, когда впервые поцеловались, - сказала Тамара.

Леви поднял голову и осмотрелся.

- Правда?

- Поцелуй на день рождения, - уточнила она и улыбнулась. - Мой первый настоящий поцелуй.

- Ты была хороша.

- Да?

Леви медленно кивнул и многозначительно посмотрел на нее.

- Ржавая, если бы твоя мать не прервала нас, я бы покувыркался с тобой на сене, о чем ты так тогда просила. Я был готов раздеть тебя и поиметь прямо у стены, такой подарок я бы выбрал на день рождения.

- Так что останавливает тебя?

- Сегодня не твой день рождения.

- Мы можем притвориться…

- Это безопасно?

- Врач говорит, что да. Мы можем заниматься сексом до последнего месяца, если я захочу. Он сказал, что, скорее всего, нет, но не запрещал. В теории.

- Что ж, если у нас в скором времени ожидается пополнение, нам лучше насытиться вдоволь, пока можем.

Прежде чем она успела сказать еще хоть слово, он поднял ее и прижал к стене стойла, к той, где прижимал на её день рождения.

Он притянул ее голову к себе и поцеловал. Они занимались любовью пятьдесят раз или больше после их первого раза, и тысячу раз целовались. Но этот поцелуй обжигал так же, как и их первый, обжигал ее до самого лона. Она ослабла от облегчения, узнав, что Леви рад ребенку, радовалась их долгожданной победе и спокойствию, в котором она, наконец, могла начать совместную жизнь. Было правильно, что именно здесь и сейчас они завершали начатое на ее шестнадцатилетние.

Леви запустил руки под ее платье и обхватил ее попку, сжимая ее своими большими ладонями. Он скользил вверх и вниз по спине, пока целовал ее шею, затем опустился к трусикам и стянул их по бедрам, и встал на колени. Он поднял платье, и Тамара думала, что знает, что он сделает, но он удивил ее. Он не поцеловал ее между ног. Он поцеловал ее живот, оставляя нежные поцелуи на бедрах. Мягкий всхлип сорвался с ее губ. Они будут счастливы вместе. Будут.