Тамара повернулась и подняла руки вверх.

- Леви, ты представить не можешь, как хорошо быть здесь с тобой. Как мне хорошо. Я думала, что больше никогда не почувствую себя нормальной, как до наводнения, а этот последний месяц. Он стоит любого состояния.

- Для меня тоже, детка. Нет ничего важнее твоего счастья. Но, кажется, ты думаешь, что возвращение на две недели для подписания бумаг заберет это счастье. Только если ты позволишь этому произойти. Нам не нужно оставаться там навсегда.

- Я не доверяю маме. Нет.

- Я тоже ей не доверяю, но что она нам сделает?

- Она не знает, где мы. Но если мы вернемся, узнает. И попытается забрать все у нас. Она уже забирала тебя у меня, и я уверена, попытается снова.

- Ну так пусть попробует. Мы ей не позволим.

Леви встал и на мгновение посмотрел в потолок. Она знала, что он пытался успокоиться ради ее же блага. Он подошел к ней и взял ее за руки.

- Давай расскажу, что произойдет, если мы вернемся, - начал Леви, массируя ее нежные руки своими загрубевшими ладонями. - Мы соберем чемоданы и сядем в грузовик. Мы проедем целый день, чтобы добраться туда и проведем ночь в отеле в Луисвилле. Следующим утром мы пойдем в офис судьи. Мы подпишем те бумаги, а затем вернемся в отель. Я позвоню, кому должен позвонить, и скажу, что «Красная Нить» закрывается. И всем рабочим предоставим полугодовое выходное пособие. Никто не станет жаловаться. Люди будут не рады, но какая семнадцатилетняя девушка хочет возглавлять крупную компанию? Неделю или две это будет новостью, затем перестанет быть ею. Мы поедем в Арден, и ты соберешь вещи или же можешь все продать на блошином рынке. Одному Богу известно, мне плевать. Пока мы там, твоя мать будет иногда показываться. И она скажет тебе, что я трахал ее в конюшне. Или что я крал деньги из дома. Или однажды пытался ее убить. И ты ей не поверишь. А когда ты ей не поверишь, она скажет мне, что ты сумасшедшая. Она скажет, что врачи хотели упечь тебя в психушку, потому что ты больная на голову. И скажет, что ты лгала о девственности и лгала о заточении в доме с телом дедушки во время наводнения. Она скажет, что ты однажды пыталась убить всю семью. И я не поверю ее лжи о тебе, как и ты не поверишь ее лжи обо мне. Она даже может послать за мной копов, но все будет в порядке. Это проникновение на частную собственность, и мы вызовем копов для ее ареста и увезем ее. А затем мы поедем на ферму, куда отправили Кермита, и я выкуплю его, если найду. А потом поужинаем с Андре и Глорией и останемся в их доме на ночь, и попытаемся не долбить кроватью в стену, чтобы не разбудить их. А потом мы пригласим их погостить здесь, обнимем их на прощание и вернемся сюда, ты, я и Кермит. Надеюсь, Рекс любит «Маппет шоу» так же, как и ты. Единственное плохое, что произойдет, пока мы будем там подписывать бумаги, это то, что Боуэн убьет меня, когда я скажу ему, что нам придется вырубить деревья и построить настоящую конюшню для этих чертовых лошадей. Хорошо?

Руки Леви лежали на ее плечах, удерживали ее. Она посмотрела на него и кивнула.

- А как же Чарльстон? - спросила она.

- А что в Чарльстоне?

- Мы можем жить здесь. Мы можем продать, не знаю, половину острова лесозаготовительной компании. У нас будет достаточно денег и без возвращения. Мы можем переехать в Чарльстон и быть вместе, как были тогда, на той неделе. Можем?

Чарльстон. Они поехали туда на неделю после того, как Тамара оправилась от двух ночей в лесу. Он сказал ей, что она заслужила настоящий медовый месяц, и Тамара поняла, что он хотел отвлечь ее от их ссоры, от гнева на мать. Он хотел нового старта, поэтому потратил все свои сбережения на четыре ночи в старом особняке, превращенном в гостиницу, предположительно с привидениями, как и любой другой особняк в Чарльстоне. Они носили лучшую одежду и ели в прекрасных ресторанах, катались в карете по городу, посещали старинные дома и сидели снаружи своей роскошной комнаты на своем роскошном балконе, и пили вино и чай. По ночам они едва спали в антикварной кровати времен короля Людовика на шелковых простынях от того, как сильно хотели друг друга. В последний вечер они заметили грозовое облако на темнеющем небе, и, ударил такой сильный шторм, что обесточило весь город. Хозяин гостиницы дал им масляную лампу для освещения, и под аккомпанемент грома и молний и барабанящего по крыше и стенами дождя они с Леви делали друг с другом такое, о чем можно думать только свихнувшись. Она говорила такие слова, о существовании которых в своем словаре и не подозревала, а он делал такое, что она и не думала, что люди делают подобное друг с другом. Она провела полночи уткнувшись в подушку пытаясь заглушить свои стоны и крики, пока Леви выворачивал ее наизнанку. Следующим утром она проснулась с болью во всем теле, покрытая достаточным количеством любовных меток, что ее можно было принять за ягуара. Когда она упрекнула Леви за ее смешную походку, он все отрицал и настаивал, если ее развращали и оскверняли ночью, должно быть это было привидение гостиницы, потому что он спал всю ночь, как младенец. Тамара ответила, что, если с ней сделало это приведение, она останется еще на одну ночь.

В ту ночь они изучали друг друга.

И Тамара узнала кое-что о себе. Каждый раз, когда они переступали порог их роскошной гостиницы, портье или администратор говорил ей: «Доброе утро, миссис Шелби» или «Доброго вечера, мистер и миссис Шелби». За эти четыре дня ей до смерти надоело обращение миссис Шелби от этих милых старомодных южан с их старомодными южными манерами. Весь день и каждый день слышалось: «Сегодня у нас прекрасная погода, верно, миссис Шелби?», и затем приподнималась шляпа и «Миссис Шелби, не смейте поднимать чемодан, он в два раза больше вас. Позвольте мистеру Шелби нести его или подождите портье».

Миссис Шелби. Первые десять раз это звучало забавно, когда незнакомцы обращались к ней, следующие десять были не столь забавными. К концу путешествия Тамара Мэддокс давно ушла, и никто ее больше не увидит. Если она не была миссис Шелби, она была никем. И миссис Шелби хотела оставаться миссис Шелби. Она не собиралась быть притворяющейся женой, прожигающей жизнь на семейные деньги и кататься от Майорки до Рима. Она хотела быть настоящей женой для него до конца своих дней.

- Тамара?

Она посмотрела на Леви.

- Я просто… Я не хочу тебя потерять. Я, наконец, ощутила, что мы женаты. А не, понимаешь, из-за денег.

Тамара прижалась к нему, и Леви ее обнял.

- Ты не потеряешь меня из-за того, что мы вернемся домой на пару недель. Твоя мать не Господь Бог. Она злая женщина, и, поверь, теперь ты знаешь, как справляться со злыми женщинами.

- Ты не позволишь маме сделать что-то с нами? - спросила Тамара. - Я знаю, она попытается вбить между нами клин.

- Думаешь, я переметнусь на сторону женщины, натравившей на меня копов?

- Нет. Но я все равно боюсь.

- Знаю. - Леви выдохнул, ее голова двигалась в унисон с его грудью. - Я не скажу, что в восторге от увольнения всех работников «Красной Нити» и остальных разборок. Но мы просто сделаем это. Мы сорвем пластырь и покончим со всем как можно скорее, чтобы вернуться сюда и начать нашу жизнь. Затем у нас будут все необходимые нам деньги. Мы можем купить дом в Бофоре. Можем превратить остров в парк. Или просто оставить его для себя. И Боуэн будет очень рад делать бочки для вина, а не для бурбона. Говорит, с ними намного веселее, потому что их сложнее делать и надо говорить постоянно по телефону с французами. Он убежден, что во Франции живет влюбленный в него виноторговец, и он готов поехать туда и найти его.

Тамара рассмеялась и обняла Леви за талию.

- Видишь? - сказал Леви. - У нас все идеи хорошие. Просто не волнуйся. Твоя мать не навредит нам, если мы ей не позволим.

- Хочется верить. - Она сцепила руки на его пояснице и прижала его ближе. Она хотела сказать Леви, как сильно его любит и как сильно нуждается в нем, но он все это знал, и повторение не сделает это еще более реальным. Но в такие моменты она ощущала, будто они были рождены вместе, и, если они не будут вместе, она умрет.