Я смогла сдержаться и не спросить его, когда у него есть время разбираться с ненормальными. Правда, мне это стоило неимоверных усилий.

— Это была всего лишь шутка, — как можно любезнее пояснила я.

Столь быстрая смена настроения меня немного пугала. А вдруг он был маньяком-убийцей? Сначала-то я не заметила, а теперь мне стало очевидно, что в его взгляде было что-то неприятное… маниакальное. И волосы у него какие-то странные.

Чак посмотрел на меня и медленно качнул головой (я не могла не обратить внимания на то, что, хотя его голова двигалась, волосы оставались на месте).

— Ага, понятно. Это такой юмор, да? — И он полыхнул белозубой улыбкой, чтобы дать мне понять, что оценил мое чувство юмора. — Это англичане так шутят, да?

(И они не только уложены феном, но и залиты лаком.)

— Мне нравится, ага. Очень смешно.

(Уж не парик ли это?)

— М-м, — выдавила я в ответ, боясь, что если я разомкну губы, то меня вырвет прямо на его отутюженные джинсы.

(Хотя его волосяной покров больше похож на шлем, такой же жесткий и гладкий.)

Чак взял булочку, целиком забросил ее себе в рот и стал жевать, жевать, жевать, как корова. Это было омерзительно.

Но то, что он сделал потом, было невероятно.

Он не столько пустил газы, сколько взорвал их. Да, он громко, раскатисто, не стесняясь испортил воздух.

Пока я приходила в себя от шока, к столику подошла наша бедная официантка, чтобы принять наш заказ. Меня тошнило при мысли о еде, но у Чака аппетит не пропал. Он заказал большущий бифштекс и попросил, чтобы его приготовили с кровью.

— Проще было бы попросить, чтобы тебе привели целую корову, — заметила я.

Вообще-то я ничего не имела против людей, предпочитающих недожаренное мясо, но мне хотелось сказать Чаку хоть какую-нибудь гадость. К сожалению, его это только рассмешило.

Затем он решил, что нам настала пора получше узнать друг друга.

— Ты бывала на Карибах? — гаркнул он. И, не дожидаясь моего ответа, пустился в восхваления белого песка, дружелюбных аборигенов, замечательных магазинов беспошлинной торговли, изумительной кухни и того, как он сумел купить супервыгодную путевку «все включено» благодаря связям одного его родственника, двоюродного брата Мэг.

— Строго говоря, он тебе уже не родственник, поскольку вы с Мэг развелись, — перебила я Чака, но он предпочел проигнорировать мое замечание и продолжил лирические описания коттеджа, в котором его поселили, и фосфоресцирующих тропических рыб. Я терпела столько, сколько смогла. А потом не выдержала и прервала его отчет о водной прогулке на катере с прозрачным дном.

— Позволь, я угадаю, — сказала я с сарказмом. — Ты был там с Мэг?

Он взглянул на меня, подозревая подвох. Я ослепительно улыбнулась — чтобы еще больше запутать его.

— Да, а как ты догадалась? — ухмыльнулся он в ответ.

Чтобы не стукнуть его по лбу, я крепко сцепила руки под столом.

— О, женская интуиция, скорее всего, — осторожно проговорила я, ощущая, как рвотные массы плещутся у меня за зубами.

Кстати, о зубах. Они у него тоже какие-то не такие. Протезы, что ли?

— Так хотела бы ты продолжить наше знакомство, Лиза?

— Э-э… — Как мне сказать, что я предпочла бы продолжить знакомство с прокаженным, чем с ним, но не обидеть его? В смысле, не обидеть прокаженного.

— Потому что я должен предупредить тебя, я довольно разборчивый парень.

Наш ужин все еще не принесли, но мне уже было все равно.

— Но ты забавная.

— Спасибо, — пробормотала я.

— Ага. Из десяти баллов я бы дал тебе… ну-ка, посмотрим… я бы дал тебе семь. Нет, пожалуй, шесть с половиной. Полпроцента я вычел — потому что ты употребляла алкоголь на первом же свидании.

— Я полагаю, ты имел в виду полбалла, а не полпроцента, поскольку речь идет о десятках, а не о сотнях, и объясни мне, пожалуйста, что плохого в том, чтобы употреблять алкоголь на первом свидании, — холодно попросила я.

Он медленно нахмурил брови:

— А у тебя большой рот. Ты задаешь слишком много вопросов.

— Да нет же, Чак, мне очень интересно понять, почему я потеряла полбалла.

— О’кей. О’кей. Я объясню. Сейчас я объясню. Надеюсь, ты понимаешь, какое впечатление складывается о тебе из-за того, что ты выпила на первом свидании, Лиза? Ты понимаешь, что ты тем самым показала?

Я покачала головой:

— Нет. Но будь добр, просвети меня.

— Что?

— Просве… не важно. Скажи мне.

— Д-А-С-Т-У-П-Н-А-Я, — произнес он по буквам.

— Что? — не поняла я.

— Доступная, — нетерпеливо повторил он. — Тем самым ты показала, что ты доступная.

— Ах, доступная, — дошло до меня. — Если бы ты правильно произнес это слово по буквам, я бы сразу поняла.

Его глаза сузились.

— Эй, что ты хочешь этим сказать? Что ты умнее меня?

— Совсем нет, — вежливо сказала я. — Я только хочу сказать, что первая гласная в этом слове — «о», а не «а».

Как же он разозлился!

— Ни один мужчина не будет уважать пьяную женщину, — выпалил он, переводя взгляд с моего рома на меня.

Должно быть, это какая-то шутка. Иного объяснения происходящему я не могла найти. Наверняка где-то рядом сидит Дэниел или ведущий одной из передач про розыгрыши со скрытой камерой. Я осмотрела зал ресторана, но ничего такого не обнаружила.

«О господи, — вздохнула я про себя. — Скорее бы это все закончилось. Как жалко потраченного времени! А ведь сегодня пятница и по телевизору показывают самые интересные передачи».

— Знаешь, ты не должна терпеть нападки этого хама, — шепнул бунтарский голос у меня в голове.

— Нет, должна, — возразил ему ответственный голос.

— Честное слово, не должна, — настаивал первый голос.

— Но… но… Я ведь согласилась встретиться с ним, и значит, должна пробыть с ним положенное время. Я не могу уйти. Это будет невежливо, — протестовал ответственный голос.

— Невежливо? — возмутился бунтарский голос. — Невежливо! А он вежливо себя ведет? Да американцы, разбомбившие Хиросиму, и то были вежливее!

— Да, но я же почти не знаю его, и дареному коню в зубы не смотрят, и… — объяснял свою позицию ответственный голос.

— Невероятно! — Бунтарский голос был в шоке. — Неужели ты столь низкого мнения о себе, что скорее проведешь время с таким типом, чем наедине с собой?

— Но мне так одиноко! — проныл ответственный голос.

— Ты просто хватаешься за соломинку, — фыркнул бунтарский голос.

— Ну, если посмотреть на это с такой точки зрения… — неохотно согласился ответственный голос, огорченный тем, что придется давать от ворот поворот мужчине, любому мужчине, пусть даже такому отвратительному, как Чак.

— Да. Посмотри на это с такой точки зрения, — твердо потребовал бунтарский голос.

— Ну ладно. Тогда, наверное, мне надо притвориться, что мне стало плохо, — сказал ответственный голос. — Или что у меня приступ аппендицита, или что у меня сломана нога…

— Ничего такого делать не надо! — отмел эти предположения бунтарский голос. — Зачем его жалеть? Если ты уходишь, то уходи как следует. Пусть он знает, насколько он неприятен, насколько противно тебе находиться рядом с ним. Так прямо и скажи ему!

— Нет, я не могу… — испугался ответственный голос.

— Можешь, — подбодрил его бунтарский голос.

— А… А… как мне это сделать? — спросил ответственный голос, постепенно проникаясь боевым задором.

— Все равно как, главное — уйди. И помни: если ты поторопишься, то успеешь на любимый сериал.

А Чак все бубнил и бубнил:

— Сегодня я ехал на метро, и ты представляешь, Лиззи, в вагоне я был единственный белый…

Так. Хватит! С меня достаточно!

— Но я боюсь его, — выдвинул последний аргумент ответственный голос. — Что, если он выследит меня, поймает и убьет? Он вполне способен на такое, согласись.

— Не волнуйся, — успокоил его бунтарский голос. — Он не знает, где ты живешь, и не знает номер твоего телефона, только номер почтового ящика. Давай! Иди же!