Он заговорил. И не обрызгал меня при этом слюной. Пока все шло хорошо.

— Должно быть, ты Люси, — начал он.

Ноль очков за оригинальность, минус миллион очков за странные брюки (но что поделать — американцы!) и десять из десяти за отсутствие заячьей губы и шепелявости.

— А ты Чак? — спросила я, также не внеся свежей ноты в диалог.

— Чак Тадеуш Миллербраун второй, из самого Редриджа, что в Таксоне, штат Аризона, — ухмыльнулся он и крепко, сердечно пожал мне руку.

Н-да, подумала я. Но тут же напомнила себе, что американцы всегда так делают. Стоит задать им вопрос — любой, например есть ли бог или не передадут ли вам соль, — а они начнут ответ с того, что назовут вам свое полное имя и адрес. Как будто боятся, что если не будут повторять их время от времени, то забудут, кто они и откуда, и тогда исчезнут с лица земли.

Лично я находила это несколько странным. Что, если кто-нибудь остановит меня на улице и спросит, который час, а я отвечу: «Люси Кармел Салливан первая, из квартиры на верхнем этаже, дом 43-D, Бассет-Кресент, Ладброук-Гроув, Лондон, Великобритания, Европа, извините, у меня нет часов, но думаю, что сейчас примерно пятнадцать минут второго»?

Потом я напомнила себе, что в каждой стране свои традиции, например испанцы ужинают в два часа дня, и что при встрече с чужой для меня культурой я должна быть открытой для нового. Да здравствуют различия!

Люси Миллербраун? Я с тоской подумала, что Люси Лэйван звучит лучше, но предаваться подобным сравнениям в данный момент было совершенно бессмысленно. Да и в любой другой момент.

— Пойдем ужинать? — вежливо предложил Чак, указывая на ресторан.

— Пойдем, — согласилась я.

Мы вошли в просторный зал ресторана, где маленький пуэрториканец провел нас к столику возле окна.

Я села.

Чак сел напротив.

Мы нервно, неуверенно улыбнулись друг другу.

Я начала что-то говорить, и в это же время заговорил и он. Тогда мы оба остановились и замолчали, ожидая, пока заговорит другой, и затем одновременно сказали: «Сначала ты», отчего дружно рассмеялись, а потом снова хором сказали: «Нет, ты, пожалуйста».

Это забавное недоразумение растопило лед.

— Пожалуйста, — настояла я, беря руководство беседой в свои руки из опасения, что наши синхронные попытки быть вежливыми затянутся на весь вечер, — сначала ты, а потом я.

— О’кей, — улыбнулся Чак. — Я просто хотел сказать, что у тебя очень красивые глаза.

— Спасибо, — улыбнулась я в ответ и вспыхнула от удовольствия.

— Я обожаю карие глаза, — добавил он.

— Я тоже, — сообщила я. Пока все шло неплохо. Похоже, у нас даже были общие вкусы.

— У моей жены тоже карие глаза.

Что?

— У твоей жены? — переспросила я.

— Ну, то есть у моей бывшей жены, — поправился Чак. — Мы развелись, но я все время забываю об этом.

И как мне реагировать на подобное заявление? Я и не знала, что он был женат. «Ну и что, — сказала себе я, не давая эмоциям разгуляться. — У всех есть прошлое, и никто ведь не говорил мне, что Чак никогда не был женат».

— Я уже не переживаю об этом, — поделился он.

— О… это хорошо, — одобрительно закивала я.

— Я желаю ей всего наилучшего.

— Это замечательно, — восхитилась я.

Маленькая пауза.

— Я не обижаюсь, — произнес он с обидой в голосе и с выражением обиды на лице.

Снова пауза.

— Мэг, — сказал он.

— Ч… что? — не поняла я.

— Мэг, — повторил он. — Так ее звали. То есть ее полное имя Маргарет, но я всегда звал ее Мэг.

— Как мило, — пробормотала я.

— Да, — сказал он и загадочно улыбнулся своим воспоминаниям. — Это было так мило!

В наступившем молчании я услышала тихий свист. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что этот свист производило мое собственное сердце, которое падало куда-то вниз.

Но, может, я слишком негативно настроена? Может, мы с Чаком сможем залатать друг другу разбитые сердца? Может, все, что ему нужно, это любовь хорошей женщины? А мне нужна любовь Чака Тадеуша Миллербрауна из Аризоны (где это?).

К нам подошла официантка, чтобы узнать, что мы будем пить.

— Стакан вашей лучшей водопроводной воды, — сказал Чак, откидываясь на спинку стула и похлопывая себя по животу.

У меня возникло ужасное подозрение, что рубашка у него из нейлона. И что за странное пожелание? Он что, пьет воду из-под крана? Он хочет покончить жизнь самоубийством?

Официантка окинула Чака презрительным взглядом, явно причислив его к разряду скупердяев.

А что, если он ожидал, что я тоже закажу воду?

Если так, то мне очень жаль, но он может убираться к черту, потому мне срочно нужно выпить.

— Ром с диетической кока-колой, — сказала я, стараясь выглядеть непринужденно и естественно.

Официантка ушла, а Чак наклонился ко мне через столик:

— А я и не знал, что ты пьешь алкоголь, — произнес он с таким отвращением, как будто я не алкоголь пила, а развращала маленьких детей.

Кажется, нам не придется латать друг другу разбитые сердца.

— Да, — сказала я с вызовом. — Ну и что? Время от времени я люблю немного выпить.

— О’кей, — медленно произнес он. — О’кей. Я не имею ничего против.

— А ты сам вообще не пьешь? — спросила я.

— Почему же, пью… — сказал Чак.

Слава богу.

— …воду, — закончил он свою фразу. — Или содовую. А больше мне ничего не надо. На свете нет лучшего напитка, чем холодная вода. Алкоголь мне без надобности.

Я решила, что если он скажет, что его пьянит жизнь, то я встану и уйду.

Увы, он этого не сказал. И мне пришлось вести беседу дальше.

— А твоя… э-э, Мэг не пьет? — спросила я и тут же добавила торопливо, пока Чак не начал снова свои семантические игры: — Алкоголь, я имею в виду.

— Никогда к нему не прикасалась! Ей это было не нужно! — завопил он радостно.

— Я пью не потому, что мне это нужно, — сказала я, хотя сама не понимала, зачем я оправдываюсь перед ним.

— Эй! — Чак пристально взглянул мне в глаза. — Ты должна задать себе вопрос: кого ты пытаешься убедить? Меня? Или себя?

Теперь, когда я повнимательнее присмотрелась к нему, он больше не казался мне загорелым, скорее, он был каким-то оранжевым.

Принесли наши напитки: стакан воды для Чака и Орудие Дьявола с диетической кока-колой для меня.

— Вы уже решили, что будете заказывать? — спросила официантка.

— Вы что! Мы ведь только что сели! — грубо ответил Чак.

Официантка исчезла. Я хотела побежать за ней и извиниться, но Чак упорно продолжал разговор (если это можно было назвать разговором!).

— Ты когда-нибудь была замужем, Линди? — спросил он.

— Люси, — поправила я его.

— Что?

— Люси, — повторила я. — Меня зовут Люси.

Он непонимающе смотрел на меня.

— Не Линди, — пояснила я.

— А, понимаю, — сказал он и весело, громко рассмеялся. — Извини, извини. Я понял. Да, конечно, Люси, — заливался он жизнерадостным смехом.

Ему понадобилось некоторое время, чтобы успокоиться. Он все тряс головой и повторял: «Линди! Нет, как вам это понравится?» и «Ха, ха, ха, Линди! Поверить не могу!»

Я сидела с натянутой улыбкой и ждала, когда утихнут эти возгласы. Оказалось, что его лицо, показавшееся мне на первый взгляд волевым, на самом деле было неподвижным, как маска.

Когда Чак наконец умолк, я сказала:

— Отвечая на твой вопрос, Брэд, скажу, что нет, замужем я никогда не была.

— Эй, эй, эй! — воскликнул он с потемневшим лицом. — Меня зовут Чак. Кто такой этот Брэд?

— Это была шутка, — поспешила я с объяснениями. — Ну, понимаешь… ты назвал меня Линди, я назвала тебя Брэдом.

— А-а. — Чак смотрел на меня как на сумасшедшую.

Его лицо было похоже на экран для показа слайдов: одно статичное выражение лица сменялось другим с небольшой задержкой, необходимой для того, что убрать одну эмоцию и вставить в проектор другую.

— Послушайте-ка, дамочка, — сказал он. — А вы случаем не психическая? Сейчас у меня нет времени разбираться со всякими ненормальными.