— Завтра утром, — незамедлительно ответил отец.

Я глубоко вздохнула и встала из-за стола. Аппетита как будто бы и не было.

— Спасибо, — поблагодарила я и направилась в свою спальню.

***

Я услышала, как дверь в мою комнату открылась, и кто-то вошел внутрь. Я нехотя села на кровати, повернувшись к пришедшему. Конечно же, это была Сара – испуганная и побледневшая. Мне стало вдруг как-то неловко из-за того, что ей пришлось выслушивать наш неприятный разговор.

Я села на кровати по-турецки, сжав ноги руками. Рыжая закрыла дверь за собой, и села на кровать рядом со мной, вглядываясь в мое лицо.

— Раньше ты была такой плаксой и трусихой, — неожиданно сказала она, все еще внимательно разглядывая меня. — А теперь ты выглядишь такой взрослой и сильной духом, что мне становится не по себе. Я будто бы и не знаю тебя. Но все еще вижу в тебе ту маленькую Цубаки.

— Все мы когда-нибудь взрослеем, – не выражающим ничего голосом сказала я. – Это нормально, что мы меняемся.

— Да, пожалуй, – сказала рыжая и положила руку мне на плечо, сжав его. – Но жаль, что все эти годы я была так далека от тебя. Поэтому расскажи мне. Расскажи мне всё.

Это не звучало, как приказ. Я смотрела в её зеленые глаза, полные сосредоточенности и готовности помочь мне. Сара всегда выручала меня, как могла. Думаю, окажись мы вместе в беде, она ни за что бы не бросила меня одну.

А потому ей я доверяла безмерно, пусть она и была все эти годы так далеко от меня.

— Учиха Итачи – мой жених, — просто сказала я, внимательно наблюдая за реакцией рыжей. — Наши семьи давно решились на этот шаг, и через несколько лет я должна буду выйти за него. Конечно, в первое время мы не слишком-то друг друга жаловали. Итачи не хотел продолжать семейное дело, сбегал из дома, искал свой путь, но как ни странно, спеси у него немного поубавилось и он вернулся домой. Странно вышло тогда, но, впрочем, у него на всё отличные от родителей взгляды. Ладно, это не важно.

Главное, мы начали с ним потихоньку сближаться. Он очень скрытный, спокойный, но любящий свою семью человек. Он истинный пацифист. И я начала потихоньку узнавать его, а он меня. Впоследствии я поняла, что нравлюсь ему, а через какое-то время и он понравился мне. Все было, казалось бы, хорошо, до тех пор, пока у него не обнаружили периферический рак легких. Он вначале не создает никаких болезненных ощущений, поэтому его обнаружили не сразу, а достаточно поздновато, и сейчас он в очень тяжелом положении. Операция, которую завтра проведет мой отец, имеет малую вероятность успешного исхода. И вот теперь… мне страшно его потерять.

На этом я закончила свой рассказ и повернула голову в сторону, лишь бы не смотреть в глаза подруги. Сейчас это было очень сложно.

Но мне стало даже немного легче.

Сара пододвинулась ко мне ближе и обняла меня, прижав к себе. Я положила голову на её плечо. Ни слезинки в глазу не было, и за это я гордилась собой.

— Не прекращай бороться, Цу, – сказала она. – И не теряй надежды. Слова, конечно, до умопомрачения изъезженны, но они выражают всю суть того, что я хочу тебе сказать. Он все еще жив, помни это.

— Я помню, Сара, — тихо сказала я, закрыв глаза. – Я все еще помню.

— Вот и умница, — прошептала она.

Мы сидели так какое-то время до тех пор, пока наши объятия не распались, и мы просто не сели рядом, прижавшись плечом к плечу.

— Знаешь, — тихо сказала рыжая, согнув ноги в коленях. – Хоть я и улетаю завтра в Канаду, я обещаю, что вернусь так скоро, как смогу. Я буду готовить документы о переводе в Токийский университет.

— Да, конечно, — сказала я, не глядя на подругу. – Это замечательная новость. По крайней мере, мы будем видеться чаще.

— Да, правда, — тихо сказала Сара и посмотрела на меня. А затем, совсем точь-в-точь как в детстве, положила свою ладонь на мою голову и слегка взлохматила мои волосы. Когда мы были маленькими, она часто делала так, чтобы отвлечь меня от мрачных мыслей. И, как ни странно, у неё это получалось.

Я, разглаживая волосы, перевела на неё взгляд и выдавила из себя улыбку.

На этот раз одного такого жеста не достаточно…

***

На утро следующего дня Сара села в такси и уехала в аэропорт, а я же направилась в больницу своих родителей, так как Итачи положили в неё рано утром. Мои родители уже были там, а отец постепенно готовился к операции. Выглядел он суровым и напряженным, как никогда прежде. Родители Итачи и Саске также были в больнице. Когда я зашла в палату к Учихе, четыре пары глаз обратили свой взор ко мне. Поздоровавшись со мной, родители и Саске вышли за пределы палаты, как бы я не уговаривала из об обратном. И вот, я осталась наедине с Учихой.

Он лежал на кровати в специальной больничной одежде. Сегодня он выглядел куда более бледным, чем обычно. Глядя на него, мое сердце сжималось от боли.

Но Итачи был спокоен, как и всегда, хотя его глаза выражали всю боль, что он испытывал на этот момент.

— Подойди ко мне, — попросил он, и я вновь, как и вчера, не смела ослушаться. Я подошла к его кровати, сев на её краешек.

Возможно, это наш последний день.

— Сколько времени осталось до начала операции? – тихо спросила я.

— Около получаса, — незамедлительно ответил Итачи, даже не глядя на часы. Внутри меня все перевернулось. Около получаса…

— Я не буду задерживать тебя надолго, – глядя на свои руки, сказала я. – Ты должен побыть со своей семьей.

— Я был с ними ближайшие двадцать два года, – хмыкнул Итачи. – И сегодня утром. К тому же, если они пожелают, они зайдут сюда, вопреки тому, хочешь ли ты побыть со мной наедине, или же нет.

— Но Саске…

— Мы достаточно откровенно поговорили с ним вчера вечером, после твоего ухода. Теперь я действительно верю, что он меня простил, и мне стало легче, как никогда прежде, – сказал Итачи и, протянув руку, накрыл ею мои руки. – А теперь я хочу поговорить с тобой.

Я подняла на него глаза и посмотрела в его лицо. Оно выражало привычные мне спокойствие и невозмутимость.

— Мне не очень приятно возвращаться вновь к этому разговору, но я думаю, что должен тебе сказать это, так как считаю это достаточно важным, – начал Итачи со вздохом. – Если сегодня все же случится непоправимое, и меня больше не будет рядом с тобой, то я все же хочу, чтобы ты продолжила жить дальше. Я хочу оказаться твоей страничкой прошлого. Хочу, чтобы ты двигалась вперед и жила полноценной жизнью. Я хочу, чтобы прошло достаточно много времени, долгие годы прошли, и только тогда бы мы встретились с тобой. Это мое единственное желание по отношению к тебе.

Я поджала губы, чувствуя, что на глаза впервые за долгое время наворачиваются слезы.

— Зачем ты говоришь мне все эти вещи? — проговорила я. — Только не говори мне, что ты сдался.

— Я не сдался, и не сдамся никогда, — нахмурился Итачи, сжав мои руки крепче. — И ты прекрасно знаешь это. Но я должен сказать тебе это, потому что твоя судьба мне не безразлична. Я говорю тебе это по той причине, что ты один из самых дорогих мне людей. Говорю, потому что сильно люблю.

Я никогда прежде не слышала от него таких слов, хотя и знала это. Но слышать от него признание в такой момент было больно и до ужаса приятно одновременно. Эти слова были катализатором моих собственных чувств для меня. Чувство отчаяния захлестнуло меня с новой и невиданной раньше силой. А потому я резко подалась к нему и поцеловала его в губы, чего не позволяла себе раньше. Он не растерялся и не смутился, что было вполне ожидаемо. Положив руку на мой затылок, он углубил этот горький поцелуй, который продлился совсем недолго по моей вине. Не имея больше сил на то, чтобы сдерживать свои эмоции, я оторвалась и положила голову на его плечо, зажмурившись. Слезы все-таки брызнули из моих глаз, а сердце мое билось как сумасшедшее, выкачивая горячую и новую кровь по всему моему телу. Итачи положил свою руку на мой затылок и погладил меня по голове, будто утешая. Но не он должен был меня утешать, а я его. Потому что это он может умереть в таком раннем возрасте, потому что это у него никогда не будет возможности создать полноценную семью, добиться вершин выбранной им карьеры и дожить до старости. Он лишается гораздо большего, чем я.