– Да, – сказал Ворон. – Это час расплаты.

Пол вздыбился. Над головой глухо застучали падающие кирпичи. Лампы опрокидывались и гасли. Воздух так загустел от пыли, что дышать стало почти невозможно. А по лестнице обратно в подвал посыпались мятежники, оглядываясь на ходу.

– Хромой здесь, – бросил Меняющий.

Похоже, Взятый ничуть не расстроился. Он встал и повернулся к лестнице. Теперь он снова был Милягой, а Ворон – Твердецом.

В помещение набились мятежники, и я потерял Ворона в толкотне и полумраке. Кто-то запер дверь под потолком, мятежники притихли, словно мыши. Я вроде даже слышал, как колотятся их сердца, – эти люди не сводили глаз с лестницы и гадали, достаточно ли хорошо замаскирован потайной вход в подвал.

Несколько ярдов земли над головой не помешали мне услышать, как в подвале над нами кто-то расхаживает. Др-рр-топ. Др-рр-топ. Так ходит одноногий калека. Теперь и мой взгляд уперся в потайную дверь.

Следующий толчок оказался самым мощным из всех. Дверь рывком распахнулась. Дальняя стена обрушилась. Завопили погребаемые мятежники. Обезумевшее людское стадо беспорядочно металось в поисках несуществующего выхода. Только мы с Меняющим не поддались панике, наблюдая со своего островка спокойствия.

На сей раз погасли все лампы, единственным источником света служила дыра у верхушки лестницы. Там, заслоняя выход, виднелся силуэт, который в тот момент казался зловещим даже в своей неподвижности. Моя кожа покрылась липким потом, тело сотрясала крупная дрожь. Причина страха крылась вовсе не в том, что я так много слышал о Хромом, – он источал нечто такое, что превращало меня в арахнофоба, которому посадили на колено большого волосатого паука.

Я посмотрел на Меняющего. Он все еще сохранял облик Миляги, одного из толпы мятежников. Интересно, нежелание быть узнанным имеет особые причины?

Меняющий проделал что-то руками.

Подвал наполнился ослепительным светом. Я перестал видеть и лишь слышал, так трещат и рушатся потолочные балки. На сей раз я не стал колебаться и составил компанию тем, кто ринулся к лестнице.

Полагаю, Хромой был изумлен больше всех, потому что не ожидал серьезного сопротивления. Трюк Меняющего застал его врасплох. Людской поток смел Взятого раньше, чем он успел хоть как-то защититься.

Мы с Меняющим взошли по лестнице последними, и я перешагнул через Хромого – невысокого человека в коричневой одежде, который, корчась на полу, вовсе не казался ужасным. Я стал высматривать ведущую наверх лестницу, но Меняющий схватил меня за руку. Освободить ее я не посмел.

– Помоги мне.

Он уперся сапогом в ребра Хромого и покатил его ко входу в нижний подвал.

Снизу доносились стоны и призывы о помощи. Изрядные участки пола вокруг нас проседали и рушились. Больше из опасения, что окажусь в ловушке, если мы не поторопимся, чем из желания досадить Хромому, я пособил столкнуть его в яму.

Меняющий улыбнулся, показал мне поднятые большие пальцы и зашевелил остальными. Все вокруг стало обваливаться еще быстрее. Снова поймав мою руку, он направился к лестнице. Мы выскочили на улицу и очутились посреди величайшего столпотворения в новейшей истории города.

В курятнике хозяйничали лисы. Что-то неразборчиво вопя, повсюду носились люди, окруженные нашими во главе с Эльмо, которые загоняли их обратно и рубили нерасторопных. Мятежники были слишком потрясены, чтобы защищаться.

Полагаю, не будь рядом Меняющего, я бы в этой кутерьме не выжил. Он позаботился о том, чтобы стрелы и мечи отклонялись в сторону. Хоть я и не из трусливых, все же прятался в его тени, пока мы не оказались в безопасности, за шеренгой солдат Отряда.

Мы одержали для Госпожи величайшую победу, которая превзошла даже самые смелые надежды Эльмо. Еще не успела осесть пыль, как в наших руках очутились все мятежники Весла. Меняющий крутился в самой гуще событий и оказывал нам неоценимую помощь. Заодно от души порезвился, круша все вокруг. Он был счастлив, как ребенок, поджигающий усадьбу.

А потом он внезапно исчез, словно и не существовал вовсе. Мы же, от усталости еле передвигая ноги, собрались возле конюшни Миляги. Эльмо провел перекличку. Отозвались все, кроме одного.

– Где Ворон? – спросил Эльмо.

– Похоже, его завалило, когда обрушился дом, – ответил я. – Заодно с Зуадом.

– Насмешка судьбы, – кивнул Одноглазый. – И все же очень жаль, что его больше нет. Он здорово играл в тонк.

– Хромой тоже там? – спросил Эльмо.

– Я помогал его закапывать, – улыбнулся я.

– А Меняющий смылся.

До меня начала доходить двусмысленность ситуации, и я решил проверить, не является ли она лишь плодом моего разыгравшегося воображения. Пока солдаты готовились к возвращению в Сделку, я обратился к Эльмо:

– Знаешь, все, кто видел Меняющего, были с нашей стороны. И мятежники, и Хромой видели многих из нас. Прежде всего тебя, Эльмо. И меня, и Ворона. Вместо Миляги найдут его труп. Тебе не приходила мысль, что любезность Меняющего не имеет никакого отношения к захвату Зуада или уничтожению местной верхушки мятежников? Сдается, нас использовали, потому что им был нужен Хромой. И проделали это очень умело.

Рослый Эльмо любит прикидываться туповатым деревенским парнем, но в сообразительности ему не откажешь. Он не только уловил смысл моих слов, но и немедленно связал их с более широкой картиной политических интриг.

– Взятые грызутся, стало быть. Нужно чесать отсюда во весь дух, пока Хромой не выбрался из подвала. И я говорю не про Весло, а про Форсберг. Душелов поставил нас на доску пешками для первых ходов, а такие пешки долго не живут.

Он задумчиво пожевал губу и снова превратился в сержанта, рявкающего на тех, кто выполняет его команду недостаточно быстро.

Эльмо едва не впал в панику, но все же показал себя солдатом до мозга костей. Наш отход не превратился в бегство, и мы вышли из города, охраняя караван с провизией, которую собрал патруль Леденца.

– Когда вернемся, я свихнусь, – пожаловался мне по дороге Эльмо. – Выйду из крепости и перегрызу дерево или еще что-нибудь устрою.

Через несколько миль он задумчиво добавил:

– Я все пытаюсь решить, кто сообщит Душечке про Трофея. Костоправ, ты только что вызвался добровольцем. Лучше тебя никто с этой задачкой не справится.

Так что всю дорогу мне было о чем размышлять. Проклятый Эльмо!

Великий кавардак в Весле оказался лишь началом. По воде пошли круги. Стали копиться последствия. Судьба – дамочка зловредная.

Пока Хромой выбирался из-под развалин, Загребущий начал крупное наступление. Он не подозревал, что его противника нет на поле боя, но это никак не повлияло на результат. Армия Хромого рассыпалась, и наша победа обернулась пшиком. Банды мятежников с улюлюканьем носились по Веслу, охотясь на агентов Госпожи.

Но мы, благодаря предвидению Душелова, уже двигались на юг, когда рухнул фронт, поэтому нас это не коснулось. Мы присоединились к гарнизону Вяза, имея на счету несколько важных побед, а Хромой с остатками своих войск и репутацией бездаря бежал в провинцию Клин. Он знал, кто подложил ему свинью, но поделать ничего не мог. Его отношения с Госпожой здорово испортились, и он не претендовал на что-то более значительное, чем роль ее верного пса. И пока он не одержит несколько выдающихся побед, ему нельзя даже помышлять о том, как бы рассчитаться с нами или с Душеловом.

Но я не спешил успокаиваться. Эта мразь сумеет что-нибудь придумать, дай только время.

Загребущего успех воодушевил настолько, что он не остановился, захватив весь Форсберг, а пошел дальше на юг. В Вязе мы провели всего лишь неделю, а потом вышли оттуда по приказу Душелова.

Кстати, а огорчило ли произошедшее Капитана? Выказал ли он недовольство тем, что многие подчиненные проявили самостоятельность, превысили свои полномочия или нарушили его инструкции? Скажу одно: внеочередных нарядов хватило бы, чтобы сломать хребет быку. И добавлю, что «ночные бабочки» Вяза сильно разочаровались в Черном Отряде. Я даже вспоминать про это не хочу. Наш Капитан оказался дьявольски изобретателен.