Разбойник встал на ноги. Красавица приблизилась к мужчине вплотную и стала награждать пощёчинами при каждом «ласковом» слове:
– Бандит! Предатель! Дьявол! Несносный лжец! Скряга! Развратник! Убийца! Разбойник липовый! Иуда! Тварь!
– Эй, потише, радость моя! – воскликнул Кеннеди, отступая к стене и прекрасно понимая, что ответить Анжелине он не может.
– И грязь! – схватив за грудки виконта, прошипела маркиза.
– Слушайте, маркизонька…
– Заткнись! – одёрнув его, снова прошипела племянница короля и просверлила разбойника острым, как нож, взглядом агатовых глаз. – Я ещё не закончила.
– Чем обязан такому количеству объяснений в любви? – развёл руками бывший атаман.
– Поменьше открывай свой рот, – отходя от мужчины, ответила маркиза и встала к нему спиной. – Если ты пытаешься утянуть меня за собой, у тебя ничего не выйдет. Нет ни одного доказательства твоих слов.
– Было одно, – усмехнулся Кеннеди. – Да я его по глупости на корабле оставил.
Первая леди обернулась к разбойнику и сузила глаза – она поняла, что речь шла о её брошке с эмблемой Тюдоров, когда-то принадлежавшей принцессе Мери.
– Впрочем, если я расскажу всё Его Величеству, думаю, он заинтересуется, куда же пропала рубиновая брошь его дорогой племянницы.
– Ты глупец, Кеннеди. Я скажу, что её украли у меня год назад. И поверят мне, а не тебе. И молчи, когда я говорю! – воскликнула красавица, видя, что разбойник открыл рот. – Я могла бы тебе помочь, смягчить твоё наказание, коли ты у нас лорд… Да из такого рода – младшая ветвь Оствейских… Тех самых Оствейских.
Голос Анжелины снизился, глаза сузились. Она прошлась по камере перед пленником, подбоченившись.
– Но ты сам подписал себе приговор, выступив против меня. Теперь ты мне не нужен. Я задавлю тебя. Одного моего слова было бы достаточно, чтобы тебя тут придушили – и пикнуть не успел бы, – первая леди вновь метнула на бандита колкий взгляд и остановилась. – Но король хочет тебя судить. Хорошо. Я дам ему эту возможность. Пусть моя кузина посмотрит на твой позор, если она ещё не поняла, какие подданные шастают по дорогам её королевства! А здесь, в этом каменном мешке, ты можешь кричать что угодно – тебя всё равно никто не услышит. Комендант только что уверял меня в вечной верности и полном равнодушии следователей Тайного совета к твоей персоне.
Чёрный Джон хотел что-то сказать, но Анжелина быстрым жестом выхватила свой любимый хлыст и несколько раз одарила атамана точными ударами. Кеннеди не нашёл сделать ничего лучше, как отпрянуть и сесть на пол – назад, в своё сено.
– Я бы и сама тебя убила, – наклонившись над ним, зловеще прошептала красавица. – Но руки марать не хочу… Ты слишком низко пал, червяк!
– Нет, дело не в том, маркизонька, – поднявшись на ноги, возразил разбойник. – Скажите лучше правду: Вы просто боитесь решения короля. Боитесь, что он захочет допросить Вас!
– Подхалим, – прошипела маркиза и отвернулась.
– Вы просто не имеете права меня тронуть. Потому что я не Ваш личный враг, а государственный преступник! Даже мой вечный соперник Красный Джон сдал меня в руки правосудия, хотя у него было больше прав убить меня на месте, чем у Вас, и к тому же была возможность насадить на свою шпагу ещё там, на берегу Темзы! Чего я тогда страстно желал, не скрою!.. Но он отдал меня суду. Так и Вы – Вы никогда не сможете взять мою жизнь без высочайшего на то повеления, потому что Вы всего лишь племянница короля!
– Я имею такое право, – процедила маркиза, обернувшись к разбойнику вполоборота. – Необязательно носить корону, чтобы управлять страной. Но убивать тебя я не стану – зачем мне наводить на себя лишние подозрения. Пусть страна считает, что в моей груди нет сердца – я поступлю иначе. Великодушно. Я буду просить дядюшку отрубить тебе голову.
– Спасибо, – поклонился Кеннеди, в глубине души подумав, что это было бы вовсе неплохой альтернативой виселице и четвертованию[11].
– Насколько мне известно, из-под топора, в отличие от верёвки, живым ещё никто не уходил… – произнесла Анжелина, снова подойдя к двери. – И не проси меня ни о чём. Твой приговор будет жёстким, но справедливым. Ты нанёс мне кровную обиду, когда забрал рубиновую брошь с гербом матери. Теперь моё сердце глухо к твоим словам. Лёд на нём никогда не растает…
Кеннеди показалось, что голос леди Линкольн дрогнул, но он не смог бы поклясться в этом даже самому себе. В следующую секунду тяжёлая дверь отворилась, и в проёме мелькнул только чёрный плащ красавицы.
Йомен затворил засов, отсчитал охраннику причитающуюся сумму за молчание, после чего проводил маркизу через главные ворота к ожидающей её лодке, и ушёл на свой пост – на крышу арсенала. Там он ещё долго видел смуглое лицо Джона Кеннеди в зарешёченном окне башни.
Джим Токкинс, которого разбойники величали не иначе, как Капитаном, сидел в кресле с высокой спинкой, которое так любил его предшественник, и крутил в руках полумаску. Не изменяя обычаям разбойничьей вольницы, испанец был одет во всё чёрное, длинный плащ висел на спинке, готовый в любой момент послужить своему хозяину защитой от дождя и посторонних глаз.
Лицо Джима Токкинса, настоящего имени которого никто в Англии не знал, было необыкновенно притягательным, если не сказать красивым. Тонкие изящные черты выдавали аристократичность происхождения не меньше, чем изысканные манеры, которые заметила Ирена ещё в первый день их встречи. Чёрные, как угольки, миндалевидные глаза нового атамана были окаймлены густыми смолянисто-чёрными копьями ресниц. Портрет дополняли правильный нос и красивые розовые губы. Маленькие усики, подстриженные по последней моде, и крошечная узкая бородка придавали лицу мужчины мягкость и изящество.
Удивительно, но кожа испанца не была такой смуглой, как у Чёрного Джона, несмотря на то, что родился и вырос он под палящим солнцем Мадрида. В Англии Токкинс вполне сошёл бы за своего, если бы не испанский разрез глаз. Тёмные волосы Джима были аккуратно уложены, словно от него недавно ушёл цирюльник. А когда голова мужчины попадала в полосу солнечного света, его шевелюра отливала синевой, словно крыло ворона.
Джим Токкинс находился в состоянии глубокой задумчивости, когда все черты человека расслабляются, и на лице отражается суть душевных переживаний. И в эту минуту лик его был поистине прекрасен.
Стройное, но крепкое, сильное тело испанца согнулось, словно под тяжестью, в дубовом кресле бывшего атамана. Широкая старинная шпага, доставшаяся своему обладателю от отца, висела вдоль бедра как ещё одно напоминание о высоком происхождении мужчины.
В углу той же комнаты тихо сидел Громила. Он стал правой рукой Токкинса и его телохранителем. Впрочем, сам Капитан считал, что в такой услуге он не нуждается. Но Громила, помня о том, что благодаря изворотливости Джима им удалось улизнуть с берега Темзы в прошлом году и избежать участи других бандитов, был бесконечно ему благодарен: каждый разбойник мечтает много награбить, но никто не хочет болтаться на виселице.
Огромный бандит сидел без маски, и по его чертам было ясно – он тоже южанин. Выражение мрачного смуглого лица в большинстве случаев оставалось непроницаемым. Очень рослый и сильный, что оправдывало его прозвище среди приятелей, Громила выделялся на фоне сверстников с юности. Родившись младшим сыном в семье разорившегося и спившегося кабальеро[12], он был вынужден сам зарабатывать себе на жизнь. Разменяв третий десяток, парень попал в моряки и оказался в Англии. Не найдя подходящей работы, немногословный испанец ушёл в бандиты, где и повстречался с Чёрным Джоном – полукровкой.
Громила редко разговаривал, предпочитая делом доказывать свою преданность лидерам. Имени и фамилии его никто на острове не знал и даже не пытался спрашивать.
Всегда спокойный и расчётливый, в боях он был просто незаменим, поэтому Громилу уважали и боялись в разбойничьей вольнице, а атаманы всегда считались с его мнением. Самое большое удивление за всю восьмилетнюю жизнь южанина в Англии вызвало, пожалуй, только появление светловолосой хрупкой девушки со шпагой в руках там. Это случилось там, в замке Линкольн – роковом месте, где устроил разбойничье логово Чёрный Джон, после чего дела шайки стали совсем плохи. И эта девушка, оказавшаяся наследной принцессой островного королевства, по сей день не выходила у мужчины из головы. Любую свободную минуту южанин вспоминал, как ловко она выманила у него – отличного фехтовальщика – ключи.
