— Хён, у него репетиция, — покачав головой, Чонгук облокотился на стол и подпёр рукой голову, прикрывая глаза. — Вообще мы вас не просили с нами сидеть, могли бы и свалить, по пути ругаясь где-то за дофига метров отсюда.

— Чёртов Пак Чимин! — Юнги, быстро схватив сумку, перелез через скамейку и направился ко входу здания.

— Вот и зачем ты сказал? — откинув голову назад, Хосок устало вздохнул, разминая шею. — Теперь он до Чимина доебётся.

— Пусть и он помучается немного, — выпрямившись, Тэхён взял портфель брата, выуживая из него несколько учебников и тетрадей. Всё равно заняться нечем, а так он хоть младшему поможет. Ким уверен, все те дни, что он проводил у Чимина дома, этот мелкий засранец ни разу не притронулся к домашке.

— Зашибись друг, — хмыкая, Чон лениво поднялся с места, направляясь за скрывшимся за дверьми университета Юнги.

— Может, прекратишь пялиться? — решая очередную задачу, Ким кинул кроткий взгляд на Чона, что обхватив руками лицо, неотрывно смотрел на брата.

Помотав головой, младший чуть улыбнулся, сильнее нависая над столом, с издёвкой произнося:

— Ты красивый, хён.

— Не говори чепухи, а лучше вообще сиди и помалкивай, я ведь собьюсь и решу что-то не так.

— Ты серьёзно? — произнеся кое-как сквозь смех, он откинулся на спинку, совершено забыв, что её нет. Вовремя ухватившись за стол, Чон принял спокойный вид, видя, как старший без толики стеснения смеётся над ним. Прочистив горло, Гук чуть прищурил глаза. — Думаешь, учитель не догадывается, что всю домашку за меня делает его бывший любимый ученик? — поймав на себе полный непонимания взгляд, он развёл руками. — Она-то у меня отличная, а вот в классе я кое-как на тройку решаю.

— Твоя лень тебя погубит. Дай угадаю, на уроках ты спишь, да?

— Именно, — кивнув, он чуть приблизился к лицу старшего. — А знаешь, что мне снится?

— Ну же, просвети меня, — чуть смутившись, Ким хотел откинуться назад, но вовремя вспомнил, что спинки всё же нет.

— Как мы с тобой гуляем где-нибудь на природе, держась за ручку и мило перешёптываясь.

Чонгук сейчас был похож на довольного кота, съевшего целую банку сметаны, ведь ему так нравился тот румянец, что появился на щеках старшего. «Интересно, а если его поцеловать, он будет ещё более милым?»

— Что за бред ты говоришь, — наотмашь ударив его по руке, Ким вернулся к математике, которая почему-то не помогала ему отделаться от этого неприятного смущения.

***

Юнги бродил по коридорам, ища хоть один кабинет, который не был закрыт. Чёртов Пак Чимин не отвечал на сообщения, поэтому Мин не имел даже малейшего представления, где бы он мог быть. Библиотека была самым первым местом, которое он проверил, но и там рыжика не оказалось. На самом деле, пусть Юнги и пошёл за Паком, чтобы сорваться на него, но сейчас он был уже спокоен. Почему-то с каждым шагом злость уходила, а желание увидеть улыбающееся личико младшего — а Мин был уверен, что он обязательно будет улыбаться, когда он найдёт его — становилось всё сильнее. Разносившиеся по пустым коридорам шаги стихали по мере приближения парня к одной единственной открытой двери.

В актовом зале был включен свет, а из него доносились какие-то разговоры. И почему Мин сразу не пошёл сюда? Вслушиваясь в чей-то диалог, блондин почувствовал облегчение, понимая, что один из голосов принадлежит Чимину. Встав в дверях, Юнги смотрел на небольшую сцену, на которой стоял лишь Пак, смотрящий на учителя в зале.

— А точно нормально будет читать стих? Я представляю литературный кружок, но не состою в нём. Вам не кажется это странным?

— Ты единственный, кто не побоялся, так что нет, — разведя руками, профессор Ан потянулся. Видимо, ни один Юнги устал ждать. — Давай последний раз прогоним и пойдём по домам, а то мы и так засиделись, хорошо? — получив кроткий кивок со сцены, он хотел включить что-то на компьютере, но остановился, вновь поднимая взгляд на Пака. — Кстати, хотел узнать: как ты нашёл этот стих? И почему выбрал именно его?

— Я его не искал особо, — тихо промямлил Чимин, покрываясь румянцем, который заметил даже Юнги, стоявший довольно далеко от сцены. — Можно сказать, он нашёл меня, глупо, да? — почесав затылок, он чуть улыбнулся. — Я его прочувствовал, как будто его писал кто-то, кто знает меня и всё, что происходит внутри меня.

— Вот как, — задумавшись о чём-то, профессор кивнул. — Хорошо, надеюсь, ты сможешь им донести всё то, что не в силах сказать тому человеку, о котором думаешь.

— А не… — растерявшись, Чимин начал махать руками, пытаясь подобрать более убедительные слова, но резко запнулся, замечая Юнги.

— Так, давай начинать. Три. Два. Один.

Закончив отсчёт, профессор Ан включил тихую, почти неуловимую мелодию, пробирающуюся под кожу и начинающею течь по венам Юнги. Такая печальная, но прекрасная мелодия вмиг захватила всё сознание блондина, не оставляя в голове ни единой мысли. Словно его окунули в этот мир нот и звуков, пряча от всех переживаний и тревог, вечно окружающих его. Мин так бы и продолжил очарованно стоять и наслаждаться мелодией, если не тихий, такой нежный голос Чимина. Казалось, Пак открылся, рассказывая какую-то красивую, манящую историю, а не читал выученный стих. Каждое слово эхом отражалось в голове Мина, теперь в его мире были не только ноты и музыка, но и голос Чимина. Голос, пропитанный печалью и каким-то тёплым чувством, отдалённо напоминающим Юнги любовь.

—Вот он я, кто ранил, а после смиренно ждал.

Оголенный провод, пустая комната и кинжал —

Я цветы наши срезал и больше их не сажал —

Без тебя я пустое место.

Мой позвоночник — одиннадцать лезвий и восемь жал,

Ты ушла — я ни словом не возражал —

Лишь ладонь разжал,

Когда стало тесно.

Боль повсюду, куда бы я ни бежал,

Мое сердце никто так не обнажал —

Я бы вырвал его, похоронил, сбежал,

Но за мною тень твоя следует, как невеста.

У подножья ладоней июнь поменяет май,

Моя вечность, я терпеливый Кай —

Привыкай ко мне по кусочку, заново привыкай.

А сейчас закрывай глаза, засыпай.

Сколько я протяну вот так — мне доподлинно неизвестно.

Мне говорили: увидишь, и в горле затихнет звук,

Кудри черные обволокут плечо

И дракон, что живет в позвоночнике,

Тут же расправит крылья и опустит голову

На твои ключицы.

Мне говорили: в глазах тех не сыщешь дна,

Пропадешь и не вынырнешь — и погубит тебя она,

И беда с тобой приключится.

Что любовь это дар, книги, конечно, лгут:

Тысячи брошенок ищут твой стылый след,

Но когда ты заносишь над ними свои слова —

Сердце за сердцем падает в талый снег.

Падает, угасая.

Оставляя горькие полыньи.

Я стою ближе всех

Обожженная и босая,

Прикрывая подолом кусочек живой земли…

Мы случились однажды — больше мы не смогли,

И весна отказалась просить за нас.

Платье мокнет в студеной твоей воде,

Не пуская под кожу смертельных фраз,

Губы бережно повторяют:

Все рассветы творятся только в живой душе,

Остальное лишь тени, лишенные Божьих глаз,

Остальное — лишь тени, лишенные Божьих глаз…

И твоя вода меня накрывает.*

Закончив, Чимин прикрыл глаза, пытаясь привести в норму чуть сбившееся дыхание. На протяжении всего выступления ему было неудобно, он чувствовал на себе тяжёлый взгляд Мина. Казалось, ещё чуть-чуть и Юнги поднимется на сцену и врежет ему, потому что уж очень «сопливый» стих. Не нужно быть гением, чтобы понять, что Пак думал именно о блондине, поэтому ему было немного страшно спускаться со сцены, подходить к Мину, ведь тот пришёл именно за ним.

Открыв глаза, Пак делает несколько глубоких вдохов, а после смотрит туда, где стоит Юнги. Вернее, стоял. Сейчас на его месте чуть удивлённый Хосок, который сразу улыбнулся, как только поймал взгляд младшего.

***

Мин брёл по улице, пиная попавшийся на его пути камень. Почему-то внутри вдруг стало так пусто, что парню не хотелось абсолютно ничего. Он уверен — завтра надоедливые донсены обязательно засыпят его вопросами, желая узнать, почему он просто прошёл мимо них, игнорируя их оклик, и не отвечал на звонки, а после и вовсе выключил телефон. Но это будет завтра, поэтому плевать. Сейчас Юнги должен был понять, что за странное чувство охватило его несколько часов назад.