Я так и не могу сомкнуть глаз, передохнуть даже несколько минут. В голове выстраивается цепочка дальнейших действий. Для начала нужно попытаться аккуратно и ненавязчиво выведать необходимую информацию у Мин Юнги, который должен забрать меня на завершительный тест. Несмотря на то, что организм чертовски вымотан, мозг работает, как часы, отметая одну идею за другой. Тело болит и ломит. Но я не обращаю на это никакого внимания. Поднимаюсь с кровати только, чтобы выпить воды. Меня мучает дикая жажда.
Жадно глотаю воду, когда неожиданно слышу глухой стук, словно что-то с размаху врезалось в стекло. Поворачиваю голову. И бумажный стакан летит на пол, разбрызгивая вокруг недопитую воду. У панорамного окна, освещенный приглушенным светом коридорных ламп, стоит Чонгук.
Комментарий к Глава 8. Карантин.
Если кто еще не видел, у меня есть вторая обложка к фанфику - https://cdn1.savepice.ru/uploads/2018/5/14/77f210644c794cf83042db263c9cba84-full.jpg
Как раз для последних частей.
========== Глава 9. Встреча. ==========
Его ладони прижаты к прозрачной стеклянной поверхности окна под таким напором, словно он хочет просочиться сквозь нее, пройти сквозь преграду, попасть внутрь во чтобы то ни стало. Мы смотрим друг другу в глаза. Там, в этих чёрных блестящих колодцах я вижу невыносимую боль, шок, опустошённость и страх. Образ потрясенного, уничтоженного Чонгука настолько четко отпечатывается, выжигается на сетчатке глаз, что, кажется, прикрой веки, и он мгновенно высветится в подсознании. Как фотография. Навечно сохраненная теперь в памяти.
Цепляюсь мёртвой хваткой за больничные простыни, сжимая руки в кулаки и больно впиваясь ногтями в плоть, чтобы не сорваться навстречу. Не кинуться вперед. Не прильнуть к холодному стеклу в желании хотя бы на мгновение оказаться ближе. Не дёргайся. Только не дёргайся! Тело мучительно скручивает мышечными спазмами от титанических усилий. Вокруг камеры, фиксирующие всё происходящее в палате. Не дай бог, они засекут мою реакцию и следом обнаружат незванного посетителя. Страшно подумать, что с ним могут сделать за нарушение режима. От этих мыслей аж мороз продирает по коже, вздыбливая волосы и покрывая тело кусачими мурашками.
Судорожно сглатываю несколько раз, пытаясь протолкнуть внутрь тугой вязкий комок, моментально вставший в горле. Он напрочь перекрывает дыхательные пути и не дает вдохнуть. Духота безжалостно обрушивается жарким потоком, придавливая своей свинцовой тяжестью к матрасу. Лоб словно стискивают стальным тугим обручем, а в сердце вонзают длинные острые спицы с зазубринами, раздирая его в клочья.
Сталкер вдруг срывается в сторону двери, хватается за ручку-купе и отчаянно дергает её в сторону. Раздвижная створка ожидаемо не поддается, что приводит его в ярость. Он оглушительно колотит кулаком по металлической обшивке, свирепо бьётся об нее плечом, остервенело расшатывает замок. Слезы подступают к горлу, ползут выше, переполняют и вот-вот перельются через край. Они размывают мне зрение и застилают обзор. Но нельзя! Нельзя плакать. Они не должны видеть, что я дала слабину. Больно прикусываю губу, рассекая зубами нежную кожу, не жалея себя. Сердце надрывно вздрагивает и начинает болезненно ныть. Жечь раскаленным углём. Оно плачет навзрыд, невидимо кровоточит в агонии. Зажмуриваюсь, шепотом молю:
— Куги, пожалуйста…
Когда открываю вновь глаза, вижу, как щуплый Юнги пытается удержать его, оттащить в сторону. С тревогой оглядываясь, учёный обеспокоенно тараторит что-то в ухо ошалевшему парню. Чонгук сопротивляется. Взволнованно и эмоционально кричит на доктора, грубо вцепившись в полы халата и чуть ли не отрывая того от пола. Я не слышу ни звука. Но та боль и мука, что сквозит в каждых движениях сталкера, в его крике, во взгляде, прошивает меня насквозь, заставляя давиться всхлипами. Мне кажется, что барабанные перепонки лопаются от его беззвучного рёва. Чон дрожит от напряжения и гнева. Склоняет голову и тяжело дышит, плотно сомкнув веки. Юнги силой волочит его прочь по коридору, утягивая в ту сторону, где не ведётся видеонаблюдение.
Трясясь всем телом, как осиновый лист, я поднимаю стакан, ставлю его на тумбочку. Как можно спокойнее ложусь на кровать, отворачиваюсь спиной к двери и сворачиваюсь в комочек, напрягая все мышцы. Не хочу, чтобы камеры засекли мои безысходные рыдания.
Спустя долгие десять или пятнадцать минут, что показались мне вечностью, дверь за спиной с шумом отодвигается. Сердце тут же замирает, забыв, как биться, в животе растет холодный айсберг-гигант. Он словно щупальцами окутывает тело, сосредотачиваясь ледяным ознобом в пальцах. Слышен скрип колес тележки. Она останавливается возле кровати.
— Надо сделать вид, что я тебя забираю на обследование, — тягучий ленивый голос доктора Мина чуть ли не подбрасывает меня на месте. Хорошо, что камера записывает только видео, не звук.
Медленно, будто сонно потягиваясь, поворачиваюсь к нему. Отрешенно смотрю в ответ. Учёный стоит и с важным видом стучит костяшками по шприцу. Уголок рта нервно подрагивает. Незаметно подает знак глазами. Я протягиваю руку.
— Притворись, что засыпаешь, — прижимает иглу к локтевому сгибу, прикрывая пальцем и не вводя её в вену.
Он видит моё опасное апатичное состояние. Видит, какой беспросветный мрак сейчас плещется в глазах. Но деликатно не акцентирует на этом внимание. Пока учёный отодвигает тележку в угол, я мимоходом зеваю и тру глаза. Пересаживаюсь на любезно предоставленную каталку. Юнги демонстративно проверяет фонариком реакцию зрачков, слушает пульс, удовлетворенно кивает, цепляет датчик давления. Я роняю голову на грудь, как будто наркоз наконец подействовал.
По тянущимся долго минутам понимаю, что везут меня совсем не в процедурную. В какое-то другое место, что находится дальше. За время этого томительного «путешествия» я успела умереть от волнения и воскреснуть ни один раз. Мелкая дрожь выдаёт нервозность. Уж лучше бы Мин Юнги реально вколол успокоительное! Наконец каталка останавливается.
— Приехали, — тихо говорит учёный, отворяя дверь.
Я открываю глаза. Маленький тёмный кабинетик, завален книгами, папками, оборудованием для лабораторных работ. Бардак царит такой, что я не сразу замечаю тёмную фигуру в углу. Только когда человек резко разворачивается на звук, я понимаю, что передо мной стоит Чонгук.
— Я оставлю вас ненадолго, — Юнги шустро закрывает за собой дверь и запирает её на ключ.
Сталкер бросается вперед и падает на колени перед креслом. Дрожащими ладонями касается лица. Я, поперхнувшись застрявшим в гортани воздухом, накрываю его руки своими, стискиваю запястья и всматриваюсь в такое родное лицо. Оно осунулось, скулы еще больше заострились. Чон сильно похудел, отчего глаза цвета оникса теперь кажутся невероятно огромными. Он встревоженно осматривает меня. Замечает синюшные тёмные круги от плохого сна, синяки и гематомы на руках от уколов, покрасневшие следы от бандажей и пластырей на шее и плечах, шрамы от хирургических вмешательств. Еще больше мрачнеет и стискивает зубы так, что челюсть выдвигается сильно вперед, обнажая острые углы. Потом встает. Подсунув руки под колени и спину, поднимает с кресла словно пушинку и опускается прямо на пол. Долго сидит, держа меня на руках и обнимая, как ребенка. Сердце его колотится с бешеной скоростью мне в бок. Прерывистое дыхание щекочит макушку.
— Господи, ты же почти скелет… — голос срывается и Чонгук вновь замолкает.
— Сомнительный комплимент…
— Всё такая же дерзкая, — шепчет еле слышно.
Мягкие, чуть подрагивающие губы касаются лба, прикрытых век, висков. Сталкер бережно накрывает горячей ладонью щеку и склоняется к искусанным устам. Его лёгкие, невесомые поцелуи нежные, деликатные и такие ласковые, что непроизвольно текут слезы. Как же мне не хватало этой теплоты, этих надежных рук! Как давно я хотела прижаться к крепкой груди и почувствовать себя наконец в безопасности. Ощутить умиротворение и защиту, которых мне так сейчас не хватает. Усталость вдруг наваливается свинцовой наковальней на плечи. Накатывает тяжелым товарным составом, сминая в лепешку. Впервые за долгое время испытываю незнакомую доселе гамму эмоций: безграничное доверие, желание побыть слабой и напуганной, потребность сбросить броню. Его касания действуют как лекарство, саднящая боль потихоньку стихает. Он осторожно проводит кончиком языка по ранке на губе и она перестает кровоточить.
