Автор Беляков.

Фириан Дати проснулся с первыми лучами солнца и, скинув с себя простыню, блаженно разлегся на кровати, впитывая кожей божественную энергию дневного светила. За ночь ее запасы в теле мальчика немного подыссякли, но это не беда, скоро ее станет столько, что придется опять сбрасывать излишки. Ну, это если ему не придется большую часть дня провести за пределами их семейного участка, где возбраняется ходить нагишом.

Любая одежда Фириану мешала, поскольку задерживала солнечный свет. Он инстинктивно понял это еще в бессознательном младенческом возрасте, когда его норовили спеленать, чтобы ему не было холодно, а он орал и яростно вывертывался, пока от него, наконец, не отставали. Родители даже думали сперва, что это у него такая своеобразная аллергия, при которой прикосновение к телу любой ткани вызывает нестерпимый зуд. Ерунда, никогда у него ничего не зудело, просто эти пеленки мешали ему впитывать энергию и нарушали его энергетический баланс. А холодно ему не было даже в тридцатиградусные морозы, если при этом светило солнце. Тело его так разогревалось, что напоминало раскаленный самовар. Он, наверное, и в Арктике мог бы разгуливать голяком по льдинам, но только, разумеется, в полярный день. В длинную полярную ночь он бы там наверняка загнулся.

Проблем, конечно, эта его физиологическая особенность доставляла массу, и больше даже не ему самому, а его родителям. Это хорошо летом ходить в одних трусиках, а если на своем участке, то и без них, но когда в разгар зимы посторонние люди видят малыша, гуляющего по двору в такой одежде, у них обычно начинается форменная истерика. Издеваются, дескать, родители над бедным ребенком, уморить хотят, довести до пневмонии. И не докажешь ведь никому, что это он сам не дает на себя одеть ничего лишнего, и никакая пневмония и даже банальная простуда ему не грозят. Несколько раз их с матерью из-за таких прогулок даже забирали в полицию и отпускали только после того, как сами же полицейские отчаивались хоть во что-нибудь укутать Фириана. Права свои он в итоге отстоял, хотя прославился при этом на всю округу как "мальчик, который гуляет зимой в одних трусах".

Когда подошла пора идти в школу, Фириан и там сперва пытался обойтись минимумом одежды, доводя до истерики уже учителей. С огромным трудом им все же удалось внушить ему, что "большому мальчику так ходить уже неприлично". Он смирился, но, едва вернувшись домой, тут же немедленно срывал с себя все тряпки, сетуя на короткие зимние дни и постоянные тучи, крадущие у него солнечные лучи. В темное время года он был мрачен и пассивен, хотя того света, что ему все же удавалось урвать, как-то хватало для поддержания собственного здоровья, которое у него было просто идеальным: за все прожитые им двенадцать лет он ни разу даже не кашлянул и живот у него никогда не расстраивался.

Сперва родители думали, что это просто невероятное везение, пока не увидели однажды, как их маленький сын, ссадив при падении коленку, просто потер ее ладошкой, и мало того, что кровь тут же перестала течь, так и ранка прямо на глазах зарубцевалась, а уже к следующему утру с нее опали последние струпья и лишь розовый цвет молодой кожи напоминал, что тут когда-то было повреждение.

Лет до пяти Фириан лечил так только самого себя, но потом летом его энергия стала зашкаливать, и он начал бессознательно еще приглядываться к окружающим, чувствуя, что он может помочь и им, но стесняясь еще предложить свои услуги. Впервые он решился, когда в душный жаркий день его мать Гвена пожаловалась на головную боль. Тихо подойдя сзади, он приложил ладошки к ее вискам, и, о чудо, боль почти сразу же утихла! Следующий свой целительный акт он произвел, когда его отец Эльхан, пытаясь спилить в саду засохший вишневый ствол, как-то неловко приступил к работе, пила сорвалась с намеченного места, съехала по коре и прошлась самому пильщику по пальцу. Кровищи было! Отец зажимал рукой раны и громко ругался, мать металась по дому в поисках пластыря, и только Фириан не потерял в этот момент головы. Точнее, его действиями руководило что-то подсознательное. Ухватившись своими ручонками за руку отца, он побудил мужчину дать его доступ к поврежденным местам и крепко обхватил пораненный палец своими пальчиками. Боль ушла тут же, затем перестала течь кровь, так что пластырь так и не понадобился, а потом все зажило почти так же быстро, как у самого Фириана.

Тут-то старшие члены семейства Дати и осознали, наконец, какое живое чудо им досталось! Непонятно только было, что делать с этим божественным даром. Оповестить о нем весь мир? Так страждущих тогда соберется невпроворот, и справится ли со всеми их болячками один маленький мальчик? Таить их от окружающих? Так их Фири просто не может вести себя так, чтобы не привлекать к себе внимания, а при его-то общительности и готовности помочь слухи пойдут наверняка. Так и не найдя удовлетворительного выхода, решили положиться на волю случая. Если у их сына есть в жизни высшее предназначение, то не надо мешать ему реализоваться.

Фириан, между тем, все больше осознавал свои растущие силы. Раз он может лечить наложением рук, он и будет это делать. Сперва друзей по детским играм, которые тоже, бывает, ссаживают и локти, и коленки. Потом, при удобных случаях, одноклассников, которые, правда, не всегда оказывались этому рады, поскольку болезнь означает возможность не ходить в школу и хоть несколько дней поваляться в постели в свое удовольствие, а тут к тебе вдруг подходят, без спроса обхватывают обеими руками, и начинающаяся уже простуда вдруг куда-то пропадает, как не бывало. Наконец, дело дошло и до взрослых из соседних домов, у которых болячек было куда побольше, чем у сверстников самого Фириана, и которые все как один жаждали от них избавиться. Девятилетний тогда еще мальчик резко сократил работу местной поликлинике, где, впрочем, так и не узнали, кто это улучшил им показатели здоровья подведомственного населения, а и узнали бы, так не поверили.

Соседи, тем временем, стали взирать на Фириана с каким-то мистическим ужасом, толкуя промеж собой о небесном посланце. Ну да, помимо целительских способностей было в его облике что-то внеземное. Фириан был довольно высок для своего возраста, идеально сложен, обладал шевелюрой солнечного цвета, которую очень не любил стричь, и его лицо в обрамлении желтых локонов напоминало небесное светило в короне из протуберанцев. К тому же ко всеобщему удивлению к нему совершенно не приставал загар, хотя он долгими часами пребывал на солнце почти что безо всякой одежды. Ну и как им объяснишь, что загар - это защита от жесткого солнечного излучения, а ему совершенно незачем от этого защищаться, для него этот ультрафиолет - не яд, а пища, он и им в том числе подзаряжает свои внутренние батарейки!

Лафа временно закончилась пасмурной осенью, когда еще и дни стали заметно короче. Избытка энергии, чтобы тратить ее на лечение других, уже почти что и не было, и Фириан с тоской вспоминал о солнечных летних денечках, когда ему некуда было этой самой энергии девать. Вот бы сохранить ее в то время, как-нибудь законсервировать!

* * *

Свой десятый день рождения Фириан отметил заплывом в ледяной воде. Мальчик давно знал, что существуют соревнования моржей, и очень хотел в них поучаствовать. День обещал быть солнечным, и отец решился сделать сыну такой подарок. Плавать Фириан умел хорошо и, главное, быстро, в отличие от тех взрослых дядек, с которыми ему пришлось соревноваться. Мальчик легко выиграл отборочный заплыв и затем финальный, жалея лишь о том, что прорубь, в которой они плавали, слишком короткая. Из воды его потом выгнали с трудом. Взрослые моржи, проигравшие невесть откуда взявшемуся пацану, никак не могли взять в толк, почему он, даже выбравшись из проруби, не спешит обтереться, неужто не холодно, и почему от его тела прямо-таки пар валит? Фириан действительно мог сейчас испарить с тела не один литр влаги, и если что и вызывало его недовольство, так это необходимость оставить на себе плавки, которые после заплывов противно липли к телу. Без них он вообще бы чувствовал себя теперь самым счастливым человеком на свете.