Его впечатления о происходивших тогда в стране событиях он выразил в стихах:

Смотри, чудовищной лавиной

Грехом затоплена страна.

Теперь и силою орлиной

Она не будет спасена.

Огнем и крыльями напрасно

Мы возмущаем синеву!..

Не плачь, не говори: “Ужасно”,

Дай преклонить к тебе главу… -

писал он в 1919 г.

Незадолго перед тем, 22 декабря 1918 года Николай Бруни женится на Анне Полиевктовой. Они венчались в церкви Николы на Песках, где потом сам Бруни будет служить в качестве священника. Эту церковь можно видеть на картине Поленова “Московский дворик”.

Свадьбу справили в доме К. Д. Бальмонта, в семье которого жила невеста. Вообще Бальмонт был близок с семьёй Бруни: его сын Николай ещё в Петербурге входил в литературный кружок, возглавлявшийся Львом Александровичем Бруни, а дочь Нина потом вышла за него замуж. Тогда на свадьбе Николая и Анны К. Д. Бальмонт прочитал два своих стихотворения - одно посвящённое жениху, а другое - невесте.

Вскоре после женитьбы Николай Бруни с женой уезжают на Украину, где было легче прокормиться. Их зовёт к себе их дальний родственник, священник сельского прихода под Харьковом. В Харькове Бруни знакомится с местным архиереем, епископом Сергием.

4 июля 1919 года Н. А. Бруни в Харькове был рукоположен в сан диакона рукою харьковского Владыки Сергия — родного брата Екатерины Алексеевны Бальмонт — жены поэта К. Д. Бальмонта, а спустя несколько дней — во священники. Вначале о. Николай служил на Украине, в селе Буды Харьковской области.

Весной 1921 г. (вероятно, из-за закрытия церкви в Буддах) семья Бруни возвращается в Москву в надежде найти здесь приход. Какое-то (по-видимому, очень недолгое) время о. Николай служит в московской церкви Николы-на-Песках на Арбате.

В 1921 году после смерти Блока Бруни отслужил по нему панихиду в своей церкви Николы-на-Песках на Арбате. По рассказам очевидцев, начал её с чтения стихотворения “Девушка пела в церковном хоре…”.

Вообще был он бессребреником, денег за своё священническое служение не брал (говорил, что Богу деньги не нужны), а для того, чтобы прокормить свою семью, выполнял множество разных ремесленных работ: работал столяром, печником, вырезал и разрисовывал игрушки из дерева. В 1922 г. из-за конфликта с Живой обновленческой Церковью был вынужден оставить приход.

Через некоторое время по призыву своей матери Бруни переезжает в Калужскую область. Поселившись рядом с Оптиной пустынью, Анна Александровна созывает туда же своих детей, в том числе и о. Николая с его семьёй. Ему удаётся получить приход в селе Косынь под Козельском, и он служит там в течение нескольких лет.

О. Николай стал священником по обету, но призвания к священническому служению не чувствовал и, видимо, тяготился им. И при встрече со старцем Нектарием спросил его, всю ли жизнь теперь он должен оставаться священником. И старец ответил ему:

— Что вы, милый человек, что вы, батюшка, вам никак всю жизнь не выдержать. Знамение вам будет вполне мирское. Прямо из-под вас место службы уберут. Я свое служение тоже оставлю в те же сроки. Так что потерпите и смиритесь.

Вскоре это предсказание старца Нектария сбылось. В 1925 г. (по другой версии - в 1927) церковь в Косыни закрывают, и чуть ли не в тот же день умирает старец Нектарий. Какое-то время о. Николай служил в Клину Московской области, жил при этом в доме П. И. Чайковского с любезного разрешения его брата М. И. Чайковского и играл на его рояле. Одновременно мать о. Николая хлопочет, чтобы он получил место в Гатчине. Там был священник о. Иоанн Смолин, который как-то очень долго умирал и знал, что он умирает. После него остался (опубликован) предсмертный дневник, относящийся к осени 1926 г. Запись в этом дневнике от 18/IX гласит: “Слава Тебе Господи! Все делается к лучшему. Вот уже меня сегодня просили и о кандидате на мое священническое место. Мать священника явилась ко мне, правда она явилась как бы с покаянием, что допустила углубиться в себе мысли устроить сына на мое место, и не дожидает конца, обратившись ко мне самому. Я очень рад этому; как видно из объяснения: кандидат весьма желательный, еще молодой — 35 лет, принявший священство идейно, после революции, сам образования светскаго и был в консерватории, обладает хорошим даром слова; звать его о. Николай Александрович Бруни, внук того художника Бруни, который написал образ “Моление о чаше”. В данное время он служит в городе Клин Московской губернии, в церкви Успения Божией Матери. Его отлично знает преосв. Григорий <по-видимому, еп. Григорий Шлиссельбургский, викарий Ленинградской епархии>. При развитии обновленчества он был в городе Козельске Калужской губернии. И один устоял в Православии и доселе остается твердым и непоколебимым православным и горячо ревностным пастырем. Дай Бог такого заместителя, он мог бы развить дело моего маленькаго кружка как музыкальный человек, да и для большого кружка мог бы быть руководителем”.

Но тут настал 1927 г., декларация митрополита Сергия, и о. Николай не соглашается с ней и становится “непоминовенцем”.

В середине 1928 года за движение бессребренности настоятель клинской церкви о. Николай был вызван в московскую патриархию. На следующий день он простился с прихожанами и сложил с себя сан. Это случилось в следующее после Троицы воскресенье 1928 года. Семья Николая Александровича некоторое время оставалась в Клину, а он уехал в Москву искать работу.

Поначалу он и его семья чрезвычайно бедствовали материально, о. Николай не брезговал никакой работой: чистил дачные сортиры, клал печки, делал для художников какие-то необычные мольберты, раскрашивал деревянные игрушки. Но в конце 1928 г. он случайно встретился со своим бывшим товарищем по лётной школе, который пригласил его работать переводчиком в Научно-Испытательном Институте военно-воздушных сил. Со школьных лет о. Николай владел четырьмя европейскими языками. Да ещё имел собственный опыт лётчика, так что техническую литературу по конструированию самолётов мог переводить легко и качественно. Через год он переводится в ЦАГИ, потом через полгода - в Институт гражданской авиации, где ещё через два года работы переводчиком начинает генерировать уже собственные идеи по конструированию самолётов, участвует в конструкторских разработках, предложил кинематическую схему автомата перекоса несущего винта вертолёта, которая до сих пор используется во всём мире. С 1932 года он - старший инженер самолётной лаборатории МАИ. О. Николаю с семьёй дают две комнаты в бараке неподалёку от МАИ.

К 1933 году Николай Александрович, проявив незаурядные конструкторские способности в авиастроении, стал профессором МАИ. В 1934 году в качестве консультанта в Москву по приглашению МАИ приехал знаменитый французский летчик Жан Пуатисс. Бруни сопровождал его в качестве гида и переводчика.

В 1932 - 1934 гг. о. Николай пишет роман “Мёртвая кожа”. По-видимому, к 1934 г. он его закончил, но роман этот не сохранился и содержание его неизвестно.

1 декабря 1934 года, услышав об убийстве Кирова, инженер Бруни высказал пророческую фразу: “Теперь свой страх они зальют нашей кровью”. 8 декабря 1934 года он был арестован по ложному доносу. Поводом к аресту послужили контакты с Ж. Пуатиссом. Бруни был обвинён в шпионаже в пользу Франции.

0x01 graphic

Николай Александрович Бруни (начало 30-х годов)

23 марта 1935 года Бруни был осуждён на 5 лет исправительно-трудовых лагерей и отправлен в Ухтпечлаг в посёлок Чибью Коми республики на р. Ухта.

В мае 1935 года семья Н. А. Бруни — жена Анна Александровна и шестеро детей — была выслана из Москвы в Малый Ярославец. Брат Николая, художник Лев Александрович Бруни, после удачной выставки помог деньгами, и Анна Александровна купила полдома на улице Герцена.