Посетители немного оторопели и отошли в сторону – совсем недалеко, им хотелось услышать, что будет дальше. Высокий немного пришел в себя после неожиданного обращения. Он встрепенулся и сказал:
– Я нашел нужных людей, собрал аргументы в свою пользу и сдал в канцелярию. Это было вчера.
– Здесь ответы дают только через неделю, а то и через месяц, – сказал «экскурсовод». – Зачем, скажите на милость, вы пришли сегодня?
– Мне хотелось поскорее узнать решение, и я решил прийти раньше и подождать. Мне так хотелось… Вот стою и жду.
– Я смотрю, вы всерьез настроены добиться результата в своем деле, – вставил Борис.
– А как же иначе? Это мое дело, моя судьба и судьба моей семьи.
– Абсолютно с вами не согласен! – сказал КГ, сказал громко, специально, чтобы все слышали. – Я, например, тоже обвиняемый, точно так же, как и вы. Но я ничего не собираю, ходатайств не пишу, ничего не предпринимаю. Если, например, вы мне не верите, могу поклясться именем партии и правительства. Не знаю уж, что для вас свято в этой жизни. Клянусь своей матерью. Достаточно этого вам или нет? Ничего, ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО я не предпринимаю. А вы… «нашел нужных людей», «собрал аргументы». Неужели вы считаете, что это необходимо, неужели вы считаете, что этим всем надо заниматься?
Высокий вконец растерялся, он не знал, как себя вести. Согнулся еще больше и опустил голову. Не знал точно, вышучивают ли его или ему сказали действительно что-то важное, а он просто не понял этого, не уловил чего-то, что, наверное, и есть самое главное.
Что он мог сделать? Ему очень хотелось еще раз повторить именно то, что он уже ответил Борису. Повторять одно и то же – это выглядело бы глупо. Но КГ уперся в него взглядом, и несчастный обвиняемый растерянно пробормотал:
– Возможно, именно вы и правы. Но что касается моего дела, то я подал свои справки в канцелярию.
– Я что-то вас не понял. Вы не верите мне, что я обвиняемый? Видите, вон у меня наклейка, вы видите это на лбу у меня или нет?
Высокий посмотрел на лоб КГ и совсем уже тихо пролепетал:
– Почему вы так решили? Конечно, верю. – Но в голосе его слышался только страх и полное непонимание того, что происходит. Униженный вид этого человека вывел КГ из себя. Ему было обидно и за высокого, и за себя самого, и за всех присутствующих.
– Да почему же вы так покорно принимаете все, что с вами вытворяют? Вы кто, человек, в конце концов, или тварь дрожащая? Почему так безропотно пришли и включили свое кольцо в их розетку? Что бы случилось, если бы вы никогда не включались в их розетки? Что бы случилось, что произошло бы? Да ничего, ровным счетом ничего не произошло бы. Неужели вы не понимаете, что они вам голову морочат?
Кто они такие? Они сами не знают, как они называются. СИСТЕМА. Сказать можно что угодно. СИСТЕМА. Суд. Вершители судеб. Суд – это просто слово и больше ничего. Они нас судят, а их просто не существует. Их нет, это фу. Это воздух. Они существуют только потому, что мы верим в их существование. Мы поддерживаем их своей уверенностью в их существовании и сами создаем их из ничего. Это наш материализованный, овеществленный страх. Мы перестанем следовать их сигналам, угрозам, требованиям, и они сами рассыплются. А потом мы все будем смеяться над нашими страхами.
Посмотрите на этот вонючий коридор, на эту ничтожную канцелярию. Это уже почти пыль. Если бы мы сюда не пришли, все нормальные люди давно уже забыли бы про их так называемую СИСТЕМУ! Это смешно. У меня начинаются колики от смеха, когда я смотрю на всех вас. Да отключите же вы, черт возьми, ваши провода! – Борис выдернул провода, идущие из-под штанины высокого к розетке.
Высокий пытался включить провода обратно в розетку, Борис взял его за запястье и удержал. Взял нельзя сказать, чтобы сильно. Высокий в страхе отдернул руку так, будто его электрическим током ударило, и дико закричал.
«Что мне напоминает этот крик? – подумал Борис. – Напоминает об инциденте на комиссии. Крик Нюры в экстазе. Что-то в этом есть очень сексуальное. Боль, страдание, предчувствие смерти – с одной стороны, чувственность, наслаждение, экстаз – с другой, они идут бок о бок, совсем рядом. Что-то слишком часто эти чувства – и то, и другое – посещают меня».
– Вы ведете себя просто как маленькая девочка. Такой чувствительный. Проснитесь. Идите домой и возьмите справочник. Посмотрите – есть ли где-нибудь хоть какое-то упоминание о СИСТЕМЕ? Нет, упоминания о ней нигде нет. Все карающие системы, поименованные как правоохранительные органы, перечислены в Конституции Советского Союза. Где там СИСТЕМА? Ее нет, хоть в брежневской, хоть в сталинской конституции. Ее там нет. СИСТЕМА – это преступная организация, которая паразитирует на здоровом теле нашего социалистического общества и пытается навязывать нам свои правила.
Борис крепко взял высокого за плечо, толкнул его на скамейку и пошел дальше. За его спиной вокруг высокого сразу образовалась группа из посетителей. Кричать тот уже перестал, а посетители, видимо, принялись расспрашивать его о том, что же здесь произошло.
«Экскурсовод» догнал КГ и сказал:
– Откровенно говоря, мне очень понравилось многое из того, что вы говорили. Но в одном, я думаю, вы не совсем правы. Бесполезно говорить о сталинской или о брежневской конституции. Я, как специалист, работающий в СИСТЕМЕ, должен, конечно, сказать несколько слов в ее защиту. Дело в том, что СИСТЕМА существовала задолго до всех этих конституций. Задолго до революции. Даже до николаевской России. Она существовала всегда. С тех самых пор, как люди стали осознавать себя. Я человек маленький, может, чего-то не понимаю. Но скажите мне, дорогой товарищ, откуда произошли десять казней египетских? Кто принял решение о наказании египтян, кто определил эти наказания и кто, наконец, был их искусным и бесстрастным исполнителем? Кто-то ведь был тогда вершителем правосудия. Помимо обычных земных судов. Подумайте об этом. Существовала всегда. Но вот кто ее возглавляет… Я, во всяком случае, не знаю.
Из боковой двери им навстречу вышел пузатый человек с бычьей шеей, с короткими руками и ногами, охранник, судя по всему. В рубашке защитного цвета с двумя рубиновыми ромбиками на концах воротника и в брюках военного образца. К широкому поясному ремню с латунной пряжкой, на которой была изображена пятиконечная звезда, была прикреплена плоская кобура из кожзаменителя. Было очевидно, что пистолета там никогда не было. КГ удивился и не стесняясь ощупал пустую кобуру.
Охранник, отдуваясь, спросил, что случилось. Он слышал шум и даже крики. «Экскурсовод», как мог, постарался успокоить его и объяснить, отчего возникли шум и крики.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал охранник. – Я отвечаю здесь за порядок, и я лично должен все проверить и удалить из помещения нарушителя спокойствия, если таковой имеется.
Он приложил руку к голове, как бы отдавая честь, и посеменил маленькими шажками к группе посетителей, громко отдуваясь и пыхтя.
КГ решил, что он больше не будет ни с кем разговаривать и ни на кого смотреть тоже не будет. Предостаточно насмотрелся. Он спросил «экскурсовода», в какую сторону надо идти к выходу, потому что коридор несколько раз поворачивал вправо и влево и он совсем запутался. «Экскурсовод» ответил, что ему по делам надо идти дальше и что он был бы рад, если бы товарищ Кулаков пошел бы вместе с ним, потому что ему нравятся их беседы, и еще потому, что товарищ Кулаков еще не все видел и есть на самом деле много такого, на что стоит посмотреть. КГ ответил, что ему и этого достаточно, что хватило бы и комнаты «торжествующей истины» и тех колец на руках и ногах обвиняемых, которые следует почему-то обязательно включать в розетки, к некоторым из которых, он думает, забыли подвести электропитание. Трудно представить себе большую нелепость и издевательство над здравым смыслом.
– Нет, я все-таки хочу уйти отсюда. Покажите, где выход. Здесь столько дверей, голова идет кругом. Я не знаю, как идти. Проводите меня, и немедленно.