Ничего не произошло. Правда, вот отметина на лбу. Каждое утро он снимает пластырь и внимательно разглядывает в зеркале эту розовую отметину. Вначале ему казалось, что она постепенно бледнеет. Это было особенно заметно сразу после его романтической вечерней встречи с соседкой Мариной Толоконниковой. И он надеялся, что эта отметина постепенно исчезнет. Но ничего такого не произошло. Процесс осветления пятна как бы приостановился. И ему приходилось каждое утро вновь закрывать позорную отметину аккуратно вырезанным кусочком пластыря. Пусть лучше думают, что у него травма: шишка, ссадина или синяк, – чем неизвестно откуда взявшееся родимое пятно. Инспектор ведь сказал, что пятно исчезнет, когда дело будет закрыто. КГ надеялся, что именно так оно и будет. «Все проходит, и это пройдет», – сказал мудрец. А жизнь продолжается. Надо честно исполнять свой долг перед обществом, любить прекрасную половину, да и о матери с сестрой не забывать.

Так что зря, наверное, он отказался от поездки к маме. Ну а раз так, надо тогда в воскресенье навестить мистический дом на Манежном. Придется заглянуть ему в этот загадочный дом, который, похоже, имеет разветвленные коридоры, выходы по всему Ленинграду, а может быть, и во все здания и все квартиры. Возможно, и к нему в квартиру у них есть ходы.

«Какая глупая, вздорная мысль. Ребячество и детские страхи», – подумал Борис, но тем не менее встал с постели, открыл глубокий встроенный шкаф в его спальне – почему, интересно, они сделали его таким глубоким? – и долго изучал заднюю стенку шкафа с внутренней стороны. В ней явно был виден прямоугольный абрис какой-то вставки размером точно с небольшую дверь. Щели вставки не были оштукатурены и покрашены, так что теоретически она вполне могла быть открывающейся дверью. Теоретически. Но там же нет какого-либо ощутимого свободного пространства. Сразу за задней стенкой шкафа шла прихожая. «Интересные иллюзии и причудливые фантазии случаются с людьми в момент перехода от бодрствования ко сну и наоборот. Красивая идея. Жизнь всегда много проще и грубее. Всё, Борис, спать. Хватит фантазий. Завтра пойдешь в свой любимый дом призраков и увидишь всё собственными глазами».

Утром в воскресенье без десяти девять он был уже в проходной.

– Зачастили к нам, – угрюмо сказал вахтер. – Я говорил вам, а вы не прислушались. Все вы, молодые, такие. Ни в грош не ставите опыт и прозорливость старших.

КГ ничего не ответил, лишь внимательно посмотрел в глаза вахтера.

– Идите уже, раз пришли. Паспорт можете не показывать. Паспорт у вас на лбу наклеен, – добавил он примирительно.

Борис хотел сразу пересечь двор и подняться на второй этаж к знакомой двери. Но пройти к высокой входной двери на противоположной стороне двора ему не удалось. Разрезая двор на две части, капотом почти вплотную к высокой двери припарковалась длиннющая правительственная «Чайка». Интересно, как сюда попал этот настоящий «членовоз»? Вдоль машины, справа и слева, стояли крепкие ребята в одинаковых пиджаках цвета мокрого асфальта. Над решеткой радиатора была установлена вычурная хромированная фигура, переставленная, видимо, с «Роллс-Ройса».

Открылась задняя боковая дверца машины. Вышел невысокий мужичок в мундире. Аккуратно подстриженная короткая рыжеватая бородка, усы, немного загибающиеся вверх, плойка над лысеющим лбом. Если не вглядываться в черты лица – Николай Второй. Неплохая осанка, неторопливые движения. Подводят только сломанный, продавленный посредине нос и маленькие настороженные глазки. Взгляд псевдо-Николая на мгновение уколол Бориса, вплотную приблизившегося уже к ряду охранников сумрачного вида. Выстрелил, уколол и исчез. Исчез взгляд, исчез и мужичок, будто его и не было. «Заскочил уже в парадную, наверное. Где-то я видел этого человека. Очень хорошо его знаю, – с удивлением подумал Борис. – Не Николая Второго и Кровавого, конечно, а того, кто прячется за стилизованной под него внешностью».

КГ попытался проскользнуть сквозь ряд охранников. У него ведь дело. Он не просто так здесь, не просто слоняется по двору. «Нельзя», – коротко отрезал стоящий рядом добрый молодец. Но он ведь по своим делам, его вызывали. Неужели они не понимают? «Ждите», – это было сказано столь резко и категорично, что Борис не решился на дальнейшее продолжение дискуссии.

Отошел в сторону. Мимо проходили жильцы дома, запомнившие его по прошлому посещению этого учреждения. С ним здоровались. Показывали глазами на чудище, перегородившее двор, удивленно хмыкали, но вслух комментариев не давали.

Псевдо-Николай недолго пробыл в недрах загадочного дома. Борис часто поглядывал на парадную дверь, очень хотел получше рассмотреть занятного рыжебородого мужичка, но он так и не заметил, когда этот как бы царь проскочил из двери в автомобиль. Просто внезапно охранники куда-то исчезли, – видимо разбежались по машинам сопровождения, вон там, под навесом, возможно, их «восьмерки» притаились – «Чайка» дала задний ход и медленно поползла к въездным воротам во двор, расположенным точно против «парадных дверей».

«Интересно, что это за человек, откуда я его знаю и что он здесь делает, в этом доме?» – мелькнула у Бориса мысль, но так же быстро исчезла, как и появилась, потому что он уже бегом через две ступени поднимался по лестнице на второй этаж.

Искать теперь ничего не надо. Вот она, нужная дверь.

На стук открыла Нюра. Борису было неприятно видеть ее – что за безобразие она устроила во время прошлого заседания! Он, конечно, не собирается судить ее – кто он такой, чтобы осуждать поведение взрослого, сложившегося человека? Нюра, наверное, любит этого юношу. То, что произошло с ними на прошлом заседании, случается между мужчиной и женщиной, даже в Советской России, где все делают вид, что в пролетарском государстве секса не может быть. Только в целях воспроизводства народонаселения. Просто для своих чувств эти двое вполне могли бы найти более подходящее место и время. Короче, он ее не осуждает. Но и разговаривать с ней тоже не намерен. Что у них общего, о чем им говорить? Борис, не здороваясь, направился сразу к двери зала заседаний.

– Сегодня заседания нет, – произнесла Нюра бесстрастным голосом.

– Как это нет? Ты обманываешь меня. Куда же делась комиссия?

Нюра ничего не ответила, просто открыла дверь. Пусто. Борису показалось, что эта огромная, пыльная, пугающая пустота угрожающе надвигается на него. В конце зала на подмостках стоял стол. В прошлый раз он не заметил эти подмостки. Хотя как-то он их все же преодолевал, когда Эсмеральда Вагиновна попросила его подойти к ней. На столе лежало несколько книг, в том числе знакомая амбарная книга. Не книга – скорее толстая тетрадь.

– Не разрешите, Нурбида Динмухамедовна, мне взглянуть на эти книжки? – спросил Борис, неизвестно почему вспомнив полное имя Нюры и переходя с ней на «вы». Зачем ему понадобились эти книги? Ну не уходить же так, как говорят, несолоно хлебавши.

– Нет, это не разрешается. Особенно вам, – ответила Нюра, закрыла дверь и повернула ключ в замке. – Книги принадлежат следователю.

– Вы имеете в виду дознавателю?

– Дознавателю разрешается пользоваться книгами. Она же должна быть детально знакома с делом. И справочную литературу иметь. А книги принадлежат следователю. Ленину Ивановичу Плоскому.

– При чем здесь следователь?

– При том, что Эсмеральда Вагиновна закончила свою работу над вашим делом. Составила отчет. И всё передала Ленину Ивановичу.

– Ах вот оно что! Со мной никто ни о чем не говорил, вопросов мне не задавал. А мое дело уже передано товарищу Плоскому. То ли Плоскому, то ли Ленину. А здесь лежит затертый и засаленный свод законов. По которому они работают. Осуществляют, так сказать, правосудие. Которое состоит, видимо, в том, чтобы utique, в любом случае, заведомо осудить и наказать человека не только невинного, но еще и ignarus, неосведомленного, не знающего ни в чем его обвиняют, ни что он нарушил. Utique et ignarus!

– Должно быть, это именно так и есть, – произнесла обалдевшая Нюра, которая, видимо, не до конца поняла смысл пылкой речи Бориса.