-Я еще не встречал такой нечисти, с которой бы не справился острый меч,- сказал Конан.-Хотя ты, конечно, прав путь предстоит нелегкий.
Действительно, возвратясь на следующее утро в свое время, в проклятую красную пустыню, Конан почувствовал, что, чем дальше, тем идти становится труднее. Чудовищный зной, казалось, еще усилился, хотя это было вряд ли возможно, он и так достиг своего пика. Барханы становились все выше, а бока их круче. Красный песок отражался на небосклоне багровыми проблесками, словно полыхание зарниц. От хронокапсулы они прошли всего пол-лиги, а солнце уже поднялось высоко в зенит. Внезапно конь, на котором ехал Рашид, повернул голову и, как показалось киммерийцу произнес какую-то короткую фразу. "Кажется от жары я схожу с ума,- даже потряс тот головой,-уже мерещится всякая чушь!"
Однако, он еще больше удивился, когда услышал слова Рашида:
-Спасибо, я сам уже заметил! Здесь и переждем.
-Ты это о чем? - не понял Конан.
-Вон там на горизонте,- указал тот рукой куда-то вдаль,- видишь едва заметное облачко?
-Вижу,-пригляделся киммериец,-ну и что?
-Надвигается ядовитый песок, самум! Делаем здесь остановку и постараемся переждать бурю.
-Да ведь это облачко еще очень далеко! Мы вполне можем успеть дойти до следующей дыры во времени.
-Нет,-ответил Рашид, спешиваясь. - Не успеем, самум, как шторм на море, налетает с ужасающей быстротой.
Конь без команды лег на горячий песок с пологой стороны крутого бархана,-хоть слабой,но все же защитой от ветра. Рашид, достав откуда-то из переметной сумы кусок белой материи, плотно обмотал ему голову. Второй такой же кусок он протянул Конану.
-Ложись под брюхо моему жеребцу,- с нескрываемой тревогой сказал он,- и обмотай этой материей себе голову. Я лягу рядом. Если ты веришь в кого-то из богов-молись о спасении!
-Кром, если и услышит мою молитву, то уж на его помощь рассчитывать точно не стоит,- буркнул в ответ варвар, наблюдая, как еще совсем недавно невзрачное облачко за считанные минуты превратилось в огромную черную тучу, стремительно надвигавшуюся на них из самого центра пустыни. Резкий порыв раскаленного ветра уже донес до них изрядную порцию мельчайшего, как растертая пыль, песка.
Прижавшись друг к другу и уткнувшись головами в живот коня, Рашид и Конан в мгновение ока были засыпаны целой лавиной внезапно обрушившегося на них горячего песка. Дышать сразу стало тяжело, мельчайшие частицы пыли просачивалась в горло даже сквозь плотную ткань. Вскоре киммерийцу стало не хватать воздуха, его дыхание стало судорожным, как у вытащенной из воды рыбы. Сквозь толщу песка, которым их засыпало, даже дикий вой ветра доносился приглушенно, а затем и вовсе утих. Сколько времени продолжалась эта песчаная буря, Конан потом определить так и не смог, но по всей видимости, не очень долго. Он только почувствовал, как неподвижно лежавший конь, зашевелился, а затем поднялся на ноги, частично освободив его и Рашида от навалившегося на них песка. Почувствовав, что голова и руки у них свободны, оба уже без особого труда откопали себя и встали на ноги. Бросив взгляд вверх, Конан увидел, что солнце начало свой путь к закату. Знакомый ландшафт пустыне резко изменился, самум развеял прежние барханы, образовав на их месте новые.
-Нельзя терять времени,- услышал он голос Рашида, -нам нужно торопиться достичь следующей хронокапсулы. Самум разворотил убежища свирепых гулей, они сейчас начнут бродить по пустыне, выискивая свои жертвы.
Но несмотря на опасения Рашида, до следующей хронокапсулы они добрались без приключений. Здесь, правда, вместо ручья Конан увидел небольшое озерцо, поросшее густым кустарником, но вода в нем была такой же чистой и прозрачной, как и в ручье, и прекрасно утоляла жажду. Искупавшись и тщательно смыв со своих тел следы самума, путники приступили к трапезе. Рашид, в отличие от киммерийца к походу через пустыню подготовился хорошо. В его переметных сумах нашелся приличный кусок копченого окорока,лепешки, чеснок, лук и даже сушеные фрукты: финики, инжир, изюм.После того, как первый голод был утолен, откуда-то появился и объемистый бурдюк прекрасного аргосского вина.
Словно по негласной договоренности оба избегали касаться темы рубинового стержня или фатхи, как называл его Рашид, ограничиваясь беседой о достопримечательностях хайборийских государств. Как выяснилось, обоим приходилось бывать в Немедии, Коринфии, Заморе и Туране, но Конан, несмотря на молодость, одно время был главой пиратов Черного побережья, о чем он,правда, предпочел умолчать. Ращид же особенно восторгался Аквилонией, называя ее "драгоценной блистающей жемчужиной" среди всех стран Хайбории. Конан, молча слушавший его, вдруг сам не зная зачем, произнес:
-А ты знаешь, мне говорили, что я когда-то стану королем Аквилонии!
Сказав эту фразу, он тут же осекся и нахмурился, ожидая, что Рашид посмеется над его словами. Действительно, трудно было удержаться от смеха, услышав эту фразу из уст полуголого молодого человека, не имеющему в кармане ни медного сикля*, ни даже самих карманов. Но тот, сделав добрый глоток вина из горлышка бурдюка, совершенно серьезно заметил:
-Поверь, дружище, в этом нет ничего удивительного и ничего невозможного. История знает десятки примеров, когда предприимчивые и отважные воины, вроде тебя, прорубали себе мечом дорогу к королевскому трону. И, кстати, не отличаясь особой знатностью, управляли огромными государствами значительно лучше, чем какой-нибудь чванливый вельможа, которому корона досталась по наследству. Так что все в твоих руках, киммериец! Дерзай!
Хорошо отдохнув, они тронулись в путь еще до рассвета, чтобы постараться хотя бы часть дневного перехода пройти, воспользовавшись утренней прохладой. Конь, который и в этот раз , как заметил Конан, даже не прикоснулся к сочной траве, росшей у озера, выглядел, тем не менее, свежим и хорошо отдохнувшим. Киммериец не был особенным знатоком лошадей и предпочитал по ряду причин передвигаться пешком,но все же знал понаслышке, что коням необходимо в день минимум 4 ливра* ячменя или овса. Но он мог поклясться своей головой, что за двое суток пути Рашид не давал своему коню даже горсти зерна. Эта загадка пробуждала в Конане все большее любопытство, но из присущего варвару чувства гордости, он не хотел задавать каких-либо вопросов об этом своему спутнику.
Сейчас по холодку идти было даже по песку относительно комфортно. Они прошли, наверно фарлангов тридцать, когда солнце-ясное око Митры, окрасило своими лучами поверхность пустыни в пастельно-розовые тона. В этот момент конь настороженно запрядал ушами и почти одновременно чуткое ухо варвара уловило в окружающей безмолвной тишине далекий и едва слышный женский крик, доносившийся из глубины пустыни. Киммериец напряг слух и спустя несколько секунд опять услышал тот же крик. Сомнений не оставалось, кричала женщина. Крик ее был протяжный и жалобный напоминающий детский плач.