- А тебе не кажется, что мы делаем слишком много скидок для него? Я понимаю, что он не профессионал, но…
- Белла, он как раз профессионал, - чуть с нажимом произносит последнее слово. - Как-то вы все очень легко об этом забыли.
Да. Забыли. Мы все стараемся рассматривать зловещую “Ватханарию” всего лишь как обычное выступление, потому что так легче. Репетировать, постоянно думая, что сама себе сколачиваешь эшафот, просто невозможно - вот мозг и вытесняет ненужные мысли.
- Ты видел, что он может?
- Испытал на себе.
- И… и как?
- Как видишь, - он обводит себя взглядом. Не понимаю… - Есть время на долгую слезливую историю?
Киваю и усаживаюсь на колченогую табуретку, приготовившись слушать. Сегодня я не занята. На дворе лето, сезон не начался, и представления дают далеко не каждый вечер.
- Короче, тебе наверняка говорили, что у меня с сердцем не все в порядке, - снова киваю. - Это не совсем так. При рождении сердце у меня было нормальное, просто справа, зато легкие - с самого начала больные в хлам. Из пневмоний и насморков не вылезал, бронхит был - на зависть всем курильщикам. Сердцу жутко не хватало кислорода, и оно начало пошаливать; к семнадцати годам я был вполне типичным сердечником - весь серый, с синими губами, пальцы были, как улиткины рожки,* ста метров без отдыха пройти не мог…
- Какой ужас… куда твои родители смотрели? - Рене и Чарли с ума бы сошли, случись со мной что подобное. Да даже дед Дориана оплачивал его лечение… кем надо быть, чтобы так запустить здоровье своего ребенка? Каа только пожимает плечами:
- Без понятия - не представилось случая спросить. Я рос в интернате для детей с отклонениями, где всем на всех было до того плевать, что вряд ли кто-то заметил мое исчезновение в один прекрасный день. Короче, в семнадцать лет я уже примеривался, под каким бы забором сдохнуть, а сам думал - как же так, неужели Господь такая свинья, что позволит мне окочуриться, мне же… короче, не хотелось умирать, - перебивает сам себя и даже улыбаться на секунду перестает, но почти сразу берет себя в руки. - А тут Лэнс. Он взялся меня лечить, просто за спасибо - откуда у беспризорника деньги… Да, да, знаю, бесплатный сыр и все такое, но я для себя так решил: помоги, странный человек, а я тебе как хочешь потом отработаю. Сначала пришлось лечь под скальпель и вырезать из легких всякую дрянь. А потом за дело взялся Сильвер - правильному дыханию учил, всяким штукам вроде йоги, чтобы тело само себя поддерживало.*
- Ну, это не магия.
- Да как сказать. Если судить по снимкам, мне вырезали полтора легкого. А я абсолютно здоров… ну, правда, есть ограничения на алкоголь, табак и стрессы, но это всем вредно.
Лоран говорит спокойно, даже улыбается, хотя ничего веселого в его рассказе нет. Я потрясенно молчу, переваривая информацию. Интересно выходит… человек, готовый разбиваться в лепешку из-за тысячи фунтов, из своего кармана платил за операцию - и потом выхаживал совершенно незнакомого ему подростка за спасибо? Что-то здесь не сходится…
Хотя почему нет. В то время он, возможно, мог себе это позволить.
- Только давай вся эта история останется между нами, - уже серьезно продолжает костюмер; дьявольский взгляд прожигает меня до костей, но невозможно отвести глаза. И я понимаю, что действительно не смогу никому рассказать об этом. Невозможно сопротивляться такому взгляду… - Я не люблю это вспоминать, и только к тому тебе рассказываю, чтобы ты усвоила, что Лэнс - действительно мастер своего дела. Он здесь для решения конкретной задачи - спасения твоей бренной шкуры. А ваши красивости сценические ему совершенно до лампочки.
Досадует на мою неблагодарность. И правильно… я не должна бояться смерти, когда рядом Сильвер. Но и не имею права раздражаться на невидимую стену между нами, потому что так и должно быть. По эту сторону стены - мы с нашими проблемами, желанием выступить как можно лучше, эффектнее, чтобы всем надолго запомнилось; я со своими детскими обидами, изношенными нервами и нерастраченной любовью… А по ту - человек со змеиным лицом и его танец со смертью.
Танец, предназначенный мне.
Комментарий к Глава 21. Танец со смертью.
*Такая деформация пальцев называется “барабанные палочки”, и Лоран об этом знает, но “улиткины рожки” лучше передают отношение.))
**Очередная ложь. Вообще-то, такие вещи - специализация Ланы(и йогу, между прочим, тоже практикует именно она - недаром Лэнс в предыдущей главе о йоге ни словом не обмолвился), но Каа умышленно перетасовывает факты, потому что да.
========== Глава 22. Одиночество. ==========
Ненавижу выходные.
У меня нет друзей, с которыми можно сходить в парк аттракционов, в кафе, да просто погулять по городу; парня, с которым можно прекрасно провести время дома, у меня с некоторых пор тоже нет.
Что есть?.. Есть телефон давней, еще школьной, знакомой, Джессики Стенли - мы вместе посещали балетную школу в Сиэтле; она мне нравилась - симпатичная, излишне шумная, быть может, но с добрым сердцем. Собственно, отчасти из-за Джессики я и оказалась здесь - простая девочка из Сиэтла, как оказалось, была дочерью английского барона, крупно повздорившего со своим титулованным отцом и изгнанным из родного дома.
- А потом старик понял, что зря, в общем-то, разругался с единственным наследником - титул-то надо кому-то оставлять… В общем, он написал нам письмо с извинениями и просьбой вернуться в Англию, - заливисто смеялась Джесс, рассказывая эту историю. - Ну долго же он поворачивался, скажу я вам, наследник успел жениться и наплодить своих наследников, а у дедушки только сейчас что-то щелкнуло.
- Лучше поздно, чем никогда, - мрачно откликнулся Дориан, за что получил от юной баронессы щелчок по лбу (в шутку, конечно) и просьбу не омрачать ее радужное настроение своей кислой миной. Джессика и в самом деле светилась от счастья, еще немного - и готова была взлететь.
- Ты так хотела помириться с дедушкой? - это несколько удивляло - ни разу на моей памяти подруга о родстве с английской аристократией словом не обмолвилась, да и вообще… нехорошо это признавать, но мне эта девушка всегда казалась несколько ограниченной. И… слегка помешанной на сплетнях, тряпках и себе любимой - просто больше она ничего со мной не обсуждала. Представить такую девушку знатной леди было сложно.
- И помириться, и посмотреть Англию, и… ой, вы не поймете. Это вот здесь, - Джессика поднесла молитвенно сложенные руки к солнечному сплетению. - Я не могу объяснить, но это либо есть, либо нет. И если есть, то оно - вот тут.
Сначала мы не поняли, о каком таком “этом” она толкует. Да и в редких разговорах по скайпу не могли уловить всех изменений - как будто перед монитором сидела все та же Джессика, милая, легкая и поверхностная…
- Вообще-то, ты к ней несправедлива, - как-то раз заметил Дориан. - Человек, читающий Грина, не может быть совсем пустышкой.
- Ты видел, как она читала? - понятно, что в танцкласс книжек не приносили, разве что небольшие карманные издания, чтобы развлечься в дороге. Но у Джесс я даже таких никогда не видела… И уж тем более не видела фолианта Роберта Грина, в котором килограммов пять наберется.
- Да нет, конечно. Просто она как-то раз обмолвилась, как бы шикарно было прокатиться на лимузине с шофером-японцем, но при этом не знает, на чем взяли Виктора Люстига - значит, биографию гениального афериста не изучала, а вычитала несколько конкретных случаев из его жизни. Ну, и еще кое-какие эпизоды мировой истории ей известны, которые не каждый знает… Где можно нахвататься таких точных, но обрывочных сведений? В “48 законах”* разве что. А такие книжки, поверь, абы кому не откроются…
Слышать это было немного обидно - в число “абы кого” в данном случае входила и я: у меня даже желания не возникало взять в руки огромный красно-синий “кирпич”, который мой принц перечитывал довольно часто.
На том и кончилось. На мимолетной досаде.