А вот Филипп, по твёрдому убеждению Екатерины-Марии, имел право всё знать.

Но письмо герцогини не застало Филиппа — он в этот день как раз уехал в Кале, встретить корабль. А по дороге к замку его встретил перепуганный, запыхавшийся слуга. Он передал графу несколько писем, которые успел схватить с его стола, и предупредил, что в замке графа ждут люди короля. Филипп подозревался в сговоре с графом де Бюсси против короля Франции и должен был быть доставлен в Париж под арестом.

— Обыск уже был? — стремительно бледнея, спросил он слугу, понимая, что если в руках короля окажется его переписка с герцогом Майенном, мало не покажется никому, а самое главное, под удар сразу попадала Регина.

— Да, но ваш оруженосец успел спрятать ларец с письмами на мельнице.

— Где? А что он там-то делал?

— Так у мельника же дочка красавица, вот господин Арель туда дорожку и протоптал. Он первый солдат заметил, сразу сообразил, что дела плохи, бумаги все, которые нашёл, сгрёб и на мельницу. А эти письма недавно пришли, уже без вас, он велел их вам передать, вдруг что важное.

— Наверняка должно быть. Иначе с чего бы королю посылать за мной солдат. Что ж, Николя, возвращайся назад. Ты меня не встречал и где я могу быть, не знаешь.

Филипп щедро отсыпал верному слуге горсть золотых монет, понимая, что другого случая отблагодарить его может и не появиться. Торопливо перебрал пачку писем, остановился, увидев на одном из них решительный почерк герцогини де Монпасье и предчувствие того, что это письмо связано с появлением солдат, холодком прокатилось по сердцу. Филипп сорвал печать, начал тревожно вчитываться в строчки, меняясь в лице. Сопровождающие его заметили, как он побледнел, покачнулся в седле, закрыв глаза, и обескровленные губы его зашевелились, словно в тишайшей молитве. Один из оруженосцев поспешил на помощь, но Филипп мягко отстранил его:

— Всё в порядке, со мной ничего не случилось, — но в глазах его билась, перехлёстывая через края, непонятная смесь боли и радости, искрящегося счастья и горького страдания.

— Что с вами, ваше сиятельство? — всё же спросил оруженосец.

Филипп качнул головой, снова вернулся к письму и, дочитав его, развернул коня:

— Я еду в Анжу. Вы возвращайтесь в замок, скажете, что сопровождали меня и графиню де Ренель в порт, откуда мы на её каравелле "Stella Mare" отплыли в морское путешествие, а вам я приказал вернуться. Анри, Жан, Франсуа, вас я освобождаю от службы. Можете возвращаться домой или ехать в Париж, я не хочу, чтобы вы отвечали за мои поступки перед кем бы то ни было. Прощайте. И — молитесь за меня.

Он пришпорил коня, не дожидаясь ответа, и вихрем помчался по пыльной, запорошенной опадающей листвой дороге. Двое из оруженосцев, Анри де Роан и Франсуа Ботрю, переглянувшись, последовали за ним, остальные же, выполняя приказ, продолжили свой путь к замку.

Загоняя коней, мчался Филипп в Сомюр вместе с верными оруженосцами. Он сказал им, что должен спасти графиню де Ренель, даже если ради этого придётся рискнуть собственной жизнью и нарушить верность королю, но даже это не остановило юношей, однажды присягнувших на верность графу. Они готовы были выступить вместе с ним с оружием в руках даже против короля и святой инквизиции. А Филипп действительно готов был ввязаться в любую войну, в любой заговор, чтобы спасти любимую. И ребёнка, которого она ждала. Его ребёнка.

Он мог уступить Регину своему другу, которого она любила, которого она выбрала сама, но уступить мать своего дитя он не мог. И потому он летел в Анжу, решительно настроившись забрать принадлежащее ему, пусть даже ради этого придётся схлестнуться с Луи насмерть.

А в замке Сомюр Регина проснулась от леденящего ужаса. Она сама не могла понять, что так напугало её во сне, но на её истошные крики сбежалась прислуга.

— Где Луи? — она лихорадочно вцепилась в руку перепуганной Софи.

Та беспомощно пожала плечами и протянула хозяйке записку графа. Регина безрезультатно пыталась прочесть её, но знакомые с детства буква никак не желали складываться в слова, а если слова и получались, то она всё равно не могла понять их смысла. В это время в раскрытое окно долетел яростный стук в парадные двери.

— Что происходит, чёрт возьми?! — накинулась Регина на бестолково переглядывающихся служанок.

В спальню вбежала запыхавшаяся горничная:

— Приехал граф де Лорж и требуют немедленно принять его.

— Филипп?!

Один звук этого имени мгновенно развеял все ночные страхи и ненадолго заставил замолчать колокольный набат тревоги, звенящий в сердце Регины.

Кое-как завернувшись в халат, растолкав суетящихся вокруг служанок, Регина, придерживая обеими руками тяжёлый живот, неуклюже стала спускаться по лестнице. Навстречу ей, шагая через три ступени, спешил Филипп де Лорж. "Сейчас он увидит, какой безобразной я стала, и, наверное, даже не узнает меня. Или тут же уедет, забыв, зачем так спешил", — мелькнула в голове Регины горькая мысль.

Но Филипп словно и не заметил её подурневшего, поблекшего лица. Он видел только её глаза, огромные, прозрачные, испуганно-обрадованные. Видел протянутую к нему тонкую руку. Слышал знакомое дыхание и тихий, срывающийся голос, зовущий его по имени. Ещё один шаг — и его певчая птица, его горькое счастье снова оказалось в надёжном кольце его рук. Она была всё так же прекрасна и желанна. И совсем не важно было, что, быть может, минуту назад её держал в своих объятьях другой — ребёнок, которого она носила под сердцем, был его, Филиппа графа де Лоржа, сыном. Его плотью и кровью. И это искупало все её ошибки и измены, всю ложь, которую ему пришлось когда-то проглотить. Это искупало убийство Анны и кровосмесительный грех с собственным братом, ради которого Регина бросила его. Сейчас она была матерью его ребёнка.

С мучительным стоном Филипп прижался губами к пушистому облаку её волос. Регина громко всхлипывала у него на груди и сбивчиво что-то пыталась ему объяснить. Филипп взял в ладони её лицо:

— Успокойся, моя любимая, не плачь. Всё хорошо. Видишь, я приехал. Теперь всё будет хорошо, — он готов был убить Луи, потому что счастливой назвать Регину было трудно.

По крайней мере, она не выглядела таковой. В Бордо у неё не было таких грустных, растерянных глаз.

— Где Луи?!

Регина качнула головой:

— Н-не… — короткий всхлип, — не знаю. Уехал по каким-то делам. Недавно, часа три назад.

— Дьявольщина, — от души выругался Филипп, — вполне в его духе. Наш Бюсси, как всегда, при всём желании не смог бы найти более неподходящего времени для отъезда.

— Что случилось? — страх, разбудивший её утром, снова сжал холодными, острыми когтями сердце.

— Всё, — честно признался Филипп, — всё, что только могло случиться. Кажется, король открыл на вас с Луи охоту. И королева-мать вот-вот спустит на вас церковь, инквизицию, судей, ищеек Рене де Бирага. Не знаю, кто ещё в этом замешан. Наверное, король хочет сделать расправу с Клермонами уроком для Гизов. Шарль попытается сбить их со следа, но только тех, кто ищет тебя. Бюсси уже выдал его сюзерен, герцог Анжуйский, так что с минуты на минуту здесь будут солдаты. В моём замке уже орудуют люди короля, ищут тебя, ищут бумаги, которые могут быть доказательством заговора. Регина, у нас нет времени на долгие разговоры. Собирайся сейчас же, мы ещё можем сбежать.

— А Луи? Что будет с ним?!

Конечно, разве она могла хоть на мгновение забыть о нём! Филипп и сам знал — коснись его, и первое, о чём он будет беспокоиться — "А как же Регина?". И он ничего не мог противопоставить её любви к Луи де Бюсси, любви столь же слепой и отчаянной, какой была его любовь к ней. Сейчас оба они, и Регина и Филипп, были заложниками своих чувств.

По большому счету, Филиппу уже было наплевать на Бюсси. Он приехал спасти Регину и своего ребёнка. Граф де Бюсси всегда умел сам о себе позаботиться, выкрутиться и на этот раз. Пусть скажет спасибо, что кто-то заботится о его любовнице, в конце концов. И Филипп в бешенстве высказал всё это Регине.