Следовало немедленно продемонстрировать собственное миролюбие.

— Памела, ты полная кретинка! — заорала она во весь голос. — Кто подучил тебя броситься на меня?

— Сказал кто-то, что ты и Линда… — выпалила Памела. — Не знаю, я просто подумала, что ты хочешь прикончить всю нашу родню, вот я и подумала, что лучше самой нанести первый удар, если получится!

— Ты видела Линду сегодня утром, да?

— Нет.

— Ну так сначала разыщи её и распроси. Она расскажет тебе, что между нами всё так, как должно быть.

— Дучесс, — заныла Памела, — я будто с ума сошла. Тебе бы следовало провертеть во мне хорошенькую дыру.

— Вот и благодари Бога, что я этого не сделала. А сейчас объясни всем этим ребятам, что собрались вокруг, орут, беснуются и думают, как бы меня прямо здесь укокошить, что ты первая начала драку. Ну?

Памела Мэррей повиновалась. Стоя перед победительницей, прикрывая её собственным телом, она разъяснила взбешённой толпе, что нет никакой причины сворачивать Дучесс шею, потому что она, Памела Мэррей, виновата во всём сама и теперь просит уважаемых граждан простить её за спровоцированную драку и непристойное поведение.

Как только она произнесла всё это, Дучесс отпустила её. Но критическая точка всё ещё не была пройдена, поскольку люди, обступившие её, не думали опускать оружие. Никто не сомневался, что град из горячих свинцовых горошин осыпал бы её, если бы в тот момент, когда Памела удалялась от неё, в руке её оказался револьвер или если бы она продемонстрировала хоть что-нибудь, отдалённо напоминающее страх или панику. Но поскольку события развивались в ином ключе, Дучесс прислонилась спиной к стене конюшни, скрестила на груди руки и добродушно улыбнулась своим согражданам. Они с ненавистью посмотрели на неё, как будто им стало жаль, что не получилось у них сегодня окончить работу, которую всё равно, рано или поздно, придётся доделать.

И тут к ней подошла низенькая женщина тщедушного сложения с редкими бровями. Это была Пола Филд, которая играла на скрипкн в местном танцевальном оркестре и с самого детства ничем иным не занималась. Старушка встала перед Дучесс, взвешивая в худой руке тяжеленный револьвер. Она посмотрела в глаза своей несравненно более сильной сопернице:

— Что ж, Дучесс, в этот раз вы, похоже, выкрутились, но во второй раз я такой гарантии не дам. Мы пристально следим за вами, разве вы ещё не поняли? Одно неверное движение — и мы навалимся на вас. Этот город — весьма миролюбивое местечко, и мы ничего не пожалеем, чтобы сохранить в нём порядок. Шатайтесь где хотите, но считайтесь с этим, в противном случае мы предоставим вам бесплатную квартиру на кладбище! - Она повернулась и ушла.

Эта выходка ни обрадовала, ни разозлила Дучесс по-настоящему. В старой Поле всё-таки были крохи какого-то достоинства, ощущалась в ней сила, несмотря на её щуплость. Сила общественного мнения превратила её чуть ли не в великаншу: она вещала от имени города, и каждое её слово готовы были подтвердить заряженные револьверы, наставленные на Дучесс.

Толпа принялась помаленьку расходиться.

Люди, которые вышли из конюшни посмотреть, — а может, даже пострелять немножко в Дучесс, если случится заварушка, — вернулись к своим делам. Дучесс неторопливо направилась вдоль улицы, погружаясь в печальные мысли.

Действительно, дела обстояли гораздо хуже, чем она поначалу предположила. Для общественности она превратилась в ходячую провокацию. Она стала врагом человечества. И потому ничего удивительного не было в том, что настроение это расходилось и постепенно приближалось к состоянию раскалённой добела железной шины. Придя в гостиницу, она уже была готова взорваться.

Состояние её нисколько не улучшалось, как вдруг она услышала на террасе отеля чей-то голос:

- Привет, Гвен!

Она выглянула в окно и увидела, что с террасы спускается та самая особа, что прошлой ночью жаловалась шерифе на жизнь. Гвен отозвалась на приветствие, и убеждённость Дучесс окрепла; кроме того, у неё внезапно появилась надежда, что ей, может быть, удастся найти достойное применение всем своим знаменитым способностям. Не успела Гвег шагнуть с последней ступеньки на тротуар, как Дучесс настигла её.

— Гвен, — произнесла она, — меня зовут Джована Морроу.

Гвен была плечистой женщиной. Её квадратное лицо, исполосованное глубокими морщинами, красноречиво говорило о трудной жизни и слишком богатом опыте. Когда она улыбалась, ей можно было дать лет пятьдесят. В обычном состоянии духа она выглядела на все шестьдесят. Она смотрела на Дучесс без тени волнения; она настолько погрузилась в свои заботы, что ничто другое и не могло её взволновать.

— Я знаю, — спокойно ответила Гвен. — Вас ещё называют Дучесс.

— Я хочу поговорить с вами о делах.

— У нас с вами нет никаких общих дел, разве не так?

— Гвен! — воскликнула Дучесс, молча проглотив оскорбление, которое ясно читалось в резком ответе. — Прошлой ночью я была в кабинете шерифы. Я слышала всё, что вы рассказали ей. Насколько я поняла, сейчас вам просто необходим телохранитель. Или я ошибаюсь?

Гвен окинула её цепким взглядом.

— Мне нужно, чтобы кто-то убил это ничтожество, эту подлую бандитку, которая прячется в Чёрных горах, — произнесла она, проявив некоторую заинтересованность. — Но телохранитель?.. Я об этом как-то не думала.

— Ну так подумайте теперь. Я ищу работу.

— Вы? Ищете работу?

— Я намерена начать новую жизнь, Гвен, — твёрдо произнесла Дучесс, — и я хочу работать. Но возиться с коровами у меня явно не получится, да и на кухне из меня работницы тоже не выйдет. На шахту не возьмут, потому что я женщина. Раньше я только играла и дралась. — Она грустно усмехнулась. — Играть я бросила. Теперь остаётся только драка. Гвен, может, вы всё-таки сумеете хоть как-то использовать меня?

Ранья отпустила Дучесс такую улыбку, которой обычно отвечают на предложение открыть мелочную лавку в сорочьем гнезде.

— Когда меня нет дома, все дела на ранчо подстраховывают мои ковбойки, — ответила Гвен и опять нехорошо улыбнулась.

— Вам они больше не понадобятся.

— Неужели вы хотите сказать, что отыщете этого человека, которую мы ловим несколько лет и которая в это же время охотится за мной?

— Совершенно верно.

— Вы имели дело с собаками?

— Какой породы?

— Свора сучек, с которыми обычно охотятся на волчиц и медведиц, ещё с небольшой примесью крови полицейских ищеек.

— Ну, с этими я найду общий язык, — произнесла Дучесс, откровенно положившись на везение — кривая вывезет! — Сколько вы мне заплатите?

— Как обычной ковбойке. И ни цента больше. — Гвен приподняла брови. — Сорок долларов и на всём готовом.

— Согласна, — поспешила Дучесс, состроив неопределённую гримасу. — Согласна, если вы заплатите за три месяца вперёд.

— ?

— Я тут приобрела кобылу в кредит и осталась немного должна.

Ранья засомневалась. Поверить единственной в округе недавней каторжнице и выплатить ей деньги за три месяца вперёд было примерно то же самое, что обобрать самых добродушных и самых верных друзей, а Гвен не была способена на такой поступок. Но, поразмыслив некоторое время, она согласилась.

— Когда вы сможете выйти на работу?

— Завтра утром, — сказала Дучесс, вспомнив данное шерифе обещание быть сегодня вечером на балу. — Завтра рано утром.

Ранья пожала плечами:

— Что ж, составим договор.

========== 7. Гнев и дикое бешенство ==========

Половина трёхмесячного аванса очутилась в кармане Триши Саматти, чему та была несказанно рада. Вторая половина пошла на покупку подержанного седла и сбруи. И вечером того же дня Дучесс оседлала Понедельницу. Стоит ли напоминать, что она всё-таки отправилась на бал в «Уорнерс Спрингс», хотя её наличный капитал оставлял желать много лучшего.

Она свернула с Главной улицы. Не хотелось, чтобы жители Хвилер-Сити немедленно познакомились с достоинствами её сивой.

Мало ли, вдруг колесо Фортуны сделает лишний оборот и ей придётся удариться в бега, — вот тогда они и узнают, что за кобылу она приобрела!