Наконец автобус остановился. Нам приказали стоять неподвижно, пока ворота лагеря не закрылись. Засовы с грохотом опустились. Наш автобус не был первым – первый прибыл сюда год назад. Не был он и последним. Последние новобранцы прибыли спустя долгих три года, и к тому моменту лагерь был заполнен до отказа.

Когда в дверях появился солдат в черном дождевике, все в автобусе на мгновение застыли на своих местах. Водитель потянул ручник, и последние надежды на временную остановку канули в Лету.

Это был чудовищный громила. Примерно так в фильмах изображают великанов, а в мультиках – злодеев. Солдат СПП сильно надвинул капюшон на глаза, его лицо и волосы оказались в тени. По-видимому, чтобы в дальнейшем мы не смогли его опознать. Хотя все это было не важно. Он говорил не только от своего имени – от имени всего лагеря.

– Сейчас вы встанете и начнете выходить из автобуса! – прокричал он. Водитель протянул ему микрофон, однако солдат отклонил его руку. – Вас разделят на группы по десять человек, после чего вы отправитесь на тестирование. Не пытайтесь бежать. Не разговаривайте. Не делайте ничего, кроме того, о чем вас попросят. Нарушившие правила будут наказаны.

Я была одной из самой младших в своей десятке. Несколько человек оказались еще младше меня, но большинству было двенадцать или даже тринадцать. И если меня полные ненависти взгляды заставляли съеживаться, то для других, более старших детей они скорее являлись поводом к мятежу.

– Засунь это все себе в задницу! – крикнул кто-то из заднего ряда.

Мы все повернулись одновременно, как раз в тот момент, когда женщина с рыжими волосами ударила прикладом обреза прямо по губам мальчика. Затем она сделала это еще раз, и он взвыл от боли. Когда подросток сумел выдохнуть, изо рта у него вылетел фонтанчик крови. Со связанными за спиной руками он был абсолютно беспомощен. Оставалось лишь подчиняться.

Они начали выталкивать детей из автобуса, по четыре зараз. Однако я все еще не могла оторвать глаз от подростка, вокруг которого словно сгустилось облако тихой ярости. Я не знаю, случилось ли это из-за того, что он почувствовал мой взгляд или из-за чего-то еще, однако мальчик обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. А потом ободряюще кивнул. Его губы разошлись в улыбке, обнажая ряд окровавленных зубов. Я почувствовала, как меня поднимают с сиденья, а затем, не успев прийти в себя, оказалась под проливным дождем. Другой солдат поднял меня с колен и повел к двум девочкам примерно моего возраста. Одежда облепила их тела, словно вторая кожа, прозрачная и обвисшая.

Здесь было не меньше двадцати СПП – они выстраивали детей в линейки. Мои ноги покрывал толстый слой грязи, я дрожала в тонкой пижаме, однако никому не было до этого дела. И никто не подошел, чтобы разрезать пластиковую стяжку на запястьях. Стиснув зубы, мы застыли в ожидании. Я откинула голову, подставляя лицо дождю. Казалось, на меня обрушивается само небо, капля за каплей.

Из автобуса вытолкнули последнюю четверку. Дети, включая и того мальчика с разбитым ртом, рухнули на землю. Он шел после высокой девочки-блондинки с ничего не выражающим лицом. Последний. Сквозь завесу дождя и мутные стекла автобуса было непросто что-либо разглядеть, однако я уверена, что прямо перед выходом парень склонился к уху девочки и что-то прошептал. Та едва заметно кивнула. В миг, когда ее ноги коснулись земли, она резко откатилась вправо, уворачиваясь от рук СПП. Один из солдат закричал «Стоять!», но девочка уже бежала к воротам. В этот момент все внимание было приковано к ней, и никто даже не посмотрел на последнего, остававшегося в автобусе мальчика. Никто, кроме меня. Он буквально съехал по ступенькам, белая толстовка спереди покраснела от крови. Как и остальным, ему помогла подняться та самая женщина, которая недавно ударила его прикладом. Я видела, как она сжала его руку выше локтя, – моя рука тут же отозвалась болью в этом месте. После ее помощи на предплечье расплывался здоровенный синяк. Парень обернулся и что-то тихо сказал. Лицо его при этом оставалось абсолютно невозмутимым.

СПП отпустила его руку, достала обрез из кобуры, а затем, без единого звука, не моргнув глазом засунула обрез себе в рот и спустила курок.

Воздух взорвался криком. Возможно, это кричала я, а может, та женщина – в последний момент осознавшая, что она делает. Ей не хватило пары секунд, чтобы остановиться. Ее изумленное лицо – вялые челюсти, вылезшие из орбит глаза, обвисшая кожа – взорвалось кровавым фонтаном, забрызгав автобус бурыми потеками крови с вкраплением волос. Стоявший рядом со мной ребенок упал в обморок, а затем кричать начали все.

Тело СПП рухнуло на землю в тот же момент, когда скрутили убегавшую девочку. Дождь стремительно смывал кровавые следы с окон и желтых панелей автобуса, так что вскоре они исчезли вовсе. Все произошло очень быстро.

Мальчик смотрел прямо на нас.

– Бегите! – воскликнул он, обнажая поломанные зубы. – Что вы стоите? Бегите, бегите!

Первой мыслью, которая пронеслась у меня в голове, было вовсе не Кто ты? и даже не Зачем?.

Моей первой мыслью было: Мне больше некуда бежать.

Всех вокруг охватила паника. Некоторые дети слушались и пытались бежать к забору, однако путь им преграждала плотная стена солдат в черном. Они словно появлялись из ниоткуда. Большинство оставались на месте и кричали, кричали, кричали. Дождь лил как из ведра, и ноги, казалось, буквально вросли в грязь. Стоявшая рядом девочка толкнула меня плечом, и мы упали на землю, чудом отскочив с пути солдата, который ринулся к автобусу. Мальчик по-прежнему находился в дверном проеме. Остальные солдаты приказывали всем падать на землю и не двигаться. Именно так я и поступила.

– Оранжевый! – прокричал один из СПИ в рацию. – Непредвиденная ситуация у главных ворот. Мне нужна смирительная экипировка для оранжевых.

Все это случилось незадолго до того, как мальчика с разбитым лицом кинули на землю. В этот момент я отважилась поднять взгляд. На меня накатила волна ужаса. Был ли он здесь такой один? Или все остальные тоже могли причинять другим вред?

Только не я, – мысль молнией пронеслась у меня в голове. – Не я, это какая-то ошибка, ошибка…

Почти безучастно я смотрела, как один из солдат взял в руку баллончик с краской и начертил на спине мальчика огромный оранжевый крест по диагонали. В следующую секунду парень перестал кричать, потому что СПП надел ему на лицо странную черную маску, напоминающую намордник для собак.

Я покрылась липким потом. А потом нас стройными рядами повели в лазарет на сортировку. По пути мы видели детей, идущих в противоположном направлении. Они направлялись к нам от ряда жалких деревянных лачужек. Все дети носили белую униформу. У каждого на спине красовался огромный цветной знак «X», поверх которого черным цветом был выбит номер. Я насчитала пять разных цветов: зеленый, синий, желтый, оранжевый и красный.

Дети с зелеными и синими знаками шли свободно, их руки не были связаны. У остальных – желтых, оранжевых, красных – руки и ноги сковывали железные кандалы. По низу от одних кандалов к другим тянулась длинная цепь, соединяя маленьких пленников в линию. Оранжевые носили на лице похожую на намордник маску.

Нам ужасно хотелось попасть туда, где светло и тепло, а впереди нас ждало странное помещение, на двери которого висел рваный листок с надписью «Лазарет». Доктора и медсестры выстроились по обе стороны коридора. При нашем появлении они нахмурились и закачали головами. Чистая плитка на полу тут же стала скользкой и грязной, и мне пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться на ногах. В ноздри ударил запах спирта, смешанного с каким-то лимонным запахом.

Один за другим мы поднялись по темной бетонной лестнице на первый этаж. Кроме пустых коек и мягких колышущихся занавесок, здесь ничего не было. Только не оранжевый. Только не красный.

У меня скрутило кишки. Перед глазами все еще стояло лицо той женщины. Я никак не могла отрешиться от этого видения. Вот она спускает курок, и в следующую секунду у моих ног приземляется часть окровавленного скальпа. Я не могла забыть лицо моей матери, когда она запирала меня в гараже. Я не могла забыть лицо бабушки.