Голова раскалывалась, а тело стало ватным. Все-таки перенапряжение отрицательно сказалось на самочувствии юноши. Он еще долго наматывал круги по дому, но покоя так и не нашел. Как и Инка. В конечном итоге он рухнул на пол и дрожащими руками продолжил писать на себе послания художнику.
«Инк, прости меня за мою глупость. Но то, что нельзя исправить — не следует оплакивать*. Смерть — это не кара, она ждет каждого из нас. Это естественный ход жизни. Прошу, прими это. Твоего друга ждет лучшая жизнь на том свете. Или, возможно, он уже прошел этап реинкарнации, дав своей смертью начало новой жизни. Во всяком случае, вряд ли он хотел бы, чтобы ты так убивался из-за него. Мне кажется, он, как твой друг, желал бы лишь того, чтобы ты жил дальше, впитывая из прошлого не сожаления и горечь от утраты, а все лучшее, что между вами было. Не поворачивайся спиной к будущему, у тебя все еще впереди. Да, его срок пришел. Но не твой. На этом твоя жизнь не должна заканчиваться.»
За всю ночь он так и не сомкнул глаз, а как только наступило утро — сразу отправился на поиски. Вновь безрезультатные. Что было странным — Инка, судя по всему, искал только Эррор. Это напрягало и невероятно бесило. Ну неужели никому нет абсолютно никакого дела до этого?
Три дня без сна. Три дня, проведенных в поисках. Белая макушка в толпе, бежевый шарф, растворяющийся в куче людей и ни единой возможности добраться до них. Крыша едет? Возможно. Сейчас темноволосый пребывал в таком состоянии, что это все вполне могло быть обычными галлюцинациями, созданными измученным подсознанием.
Прежде чем обратиться в полицейский участок с заявлением о пропаже человека, Эррор еще раз заглянул в дом художника. Что-то тут постоянно менялось, но юноше никак не удавалось понять, что именно. Возможно, это тоже ему только казалось, но ощущение перемен не давало покоя. Вновь обойдя каждый уголок дома, Эррор упал на диван в мастерской и закрыл рукой глаза, пытаясь сосредоточиться.
— Ну вот куда ты мог уйти? Должны же быть хоть какие-то зацепки. Ну не мог ты просто взять и испариться. И эти ландыши… — Убрав руку с глаз, юноша посмотрел на свои ключицы, с которых по-прежнему не исчез единственный знак, дающий хоть какую-то надежду Эррору. — Ты дарил моей жизни краски, как истинный художник. А теперь тебя нет, и все вновь стало бесцветным и тусклым.
Тяжело выдохнув, программист вновь взял в руки телефон и принялся писать сообщения Инку. На теле просто уже не осталось места для посланий и цветов — исписано было абсолютно все. Вот только вибрация под диваном заставила темноволосого вздрогнуть и подорваться с места. Заподозрив неладное, он сделал дозвон. Протяжная вибрация болезненно резала по ушам и кипящей голове. Эррор протянул руку к месту, от которого исходил звук и достал его источник, после чего, разочарованно опустив голову вниз, недовольно пробурчал:
— Черт, его телефон тут.
Поняв, что из всех средств связи с Инком у него остались только метки, Эррор ринулся к полицейскому участку, где сразу же завели дело о без вести пропавшем человеке. Расследование началось незамедлительно, только вот и оно не давало никаких результатов.
По всему городу были развешены объявления с фотографиями Инка, в каждом телевизоре, радио и журнале мелькали новости с просьбами помочь найти исчезнувшего художника. Но все это было только в первую неделю. Потом об Инке нигде не упоминалось, да и в участке, кажется, все закрыли глаза на открытое дело. Это просто до чертиков раздражало программиста. Какие же все люди безответственные.
Спустя месяц дело Инка и вовсе закрыли, оставив его в статусе без вести пропавшего. Эррор еще долго ругался со следователями, но, поняв, что нет смысла рассчитывать на чью-либо помощь, он решил все делать сам. Продолжить свое собственное расследование, которое в какой-то момент ранее его принудили свернуть.
В абсолютном разочаровании темноволосый вновь пришел в опечатанный дом Инка. Довольно тяжело находиться тут, да и опасно, ведь это уголовно наказуемо. Но какая, к черту, разница? О человеке уже месяц ничего не известно, разве это не важнее?
Стоя в просторной мастерской, Эррор обратил внимание на повернутые изображением к стене картины. Раньше он их не замечал. Больно уж сильно был ослеплен желанием найти автора этих творений. Юноша осмотрел каждую работу художника, все больше поражаясь его талантом. Эти картины шикарны. Он всегда жаждал их увидеть, и вот, наконец, одна маленькая мечта сбылась. Только совсем не так, как представлял себе ее исполнение Эррор. Он хотел лицезреть их вместе с самим творцов сие шедевров.
Особое внимание программист заострил на одном довольно большом холсте. Фонтан-одуванчик, большие бутоны камелии и… Эррор, сидящий на лавочке и смотрящий куда-то вдаль. На картине его волосы развеваются по ветру, а в руках он держит карминово-красный амариллис. Неужели художник знал, что это был Эррор? Или он просто уже давно неосознанно симпатизирует этому темноволосому юноше на картине? Программист и не замечал ранее, чтобы Инк когда-либо рисовал при нем. Интересно, эта картина была сделана с натуры или он смог создать ее дома, даже со своей дырявой памятью… На мгновение по всему телу будто разлилось тепло. Было очень приятно осознавать, что Инк и раньше обращал внимание на Эррора, но возвращение к реальному положению дел не заставило себя долго ждать.
Еще немного порывшись в вещах художника, надеясь найти хоть какие-нибудь зацепки, юноша добрался до его ежедневника. Это некрасиво и неправильно, вот так вот влезать в чужую жизнь, но Инк сам не оставил выбора. С тяжестью на душе Эррор начал внимательно изучать каждую запись в ежедневнике, постоянно ловя себя на мысли о том, что его соулмейт же катастрофически боится одиночества. Так почему же тогда он сам себя на него обрекает?
Внимательно изучив каждую страницу, Эррор узнал кое-что интересное. Только вот он не был уверен в том, что эта информация поможет ему в поисках. Тем не менее, первое, что его заинтересовало — это адрес и номер телефона Дрима, на который юноша сразу принялся звонить, невзирая на поздний час. Программист знал о том, что этот человек относительно давно прекратил общение с Инком, но вдруг он все-таки что-то знает? Может, он сможет помочь? Хоть чем-то…
Комментарий к I. Амариллис.
*Бенджами Франклин
[Л-Л:Отбечено]
========== II. Липовый цвет. ==========
Растущий полумесяц светит так ярко, что даже без солнца и фонарей весь город оказывается в лучах лунного света. Все небо усыпано триллиардами звезд, пленяющими взгляд и сознание молодого парня, застывшего в любовании ночным небом.
Из приоткрытого окна дует легкий летний ветерок, распространяющий очень тонкий, приятный и сладкий аромат цветущей липы. В этот раз она зацвела довольно поздно, ведь уже начало августа, но это не сделало ее кратковременный период цветения менее завораживающим.
Сидя около распахнутого окна, юноша думал о чем-то своем. Его лицо было полно скорби, печали и вины. Вины перед другом и перед тем, кого любил всей душой, кто был очень дорог. Перед глазами проносились воспоминания, болезненно сжимающие душу и сердце, оставляющие на ней множество шрамов и ран. Глубоких ран, неизлечимых. Он думал, много думал с того самого дня, когда маленькая звездочка потухла, перестав освещать своим светом небосклон его жизни. Думал о времени, о судьбе, о какой-то несправедливости. Он не успел сказать Блу о том, что всегда чувствовал его эмоции, о том, что между ними всегда была особая связь, ведь они были связаны тесными узами судьбы, которые в одно мгновение были безжалостно разорваны каким-то нетрезвым водителем, на огромной скорости вылетевшим с дороги и сбившим его соулмейта.
В голове постоянно всплывал тот день. По пути в университет они случайно встретились, хотя их встречи сложно было назвать случайными. Они все были будто бы запланированными кем-то. И тот раз — не исключение. Был сильный ветер и ливень, тучи окутали все небо. Но те глаза, небесно-чистые глаза смотрели прямо на него. В них горел огонь, они были полны жизни и желаний. Они светили так ярко, что на их фоне вся пасмурность растворялась, уступая место неземному светилу очей низкорослого белесого парня. Наверное, это глупо, любить чьи-то глаза, чью-то улыбку, чей-то звонкий голос, чью-то мягкость и гладкость волос и кожи, чью-то жизнерадостность. Но это все так прекрасно… Глупее было, увидев вылетающую на обочину машину, побежать навстречу, понимая, что не успеешь. Не крикнуть: «Обернись» или «Отойди». А побежать. Невероятно глупо. И больно. Больно видеть, как затухает свет в любимых глазах.
