Он был в сознании даже когда его сбила машина. Его лицо даже тогда озаряла улыбка. Окровавленная улыбка. Белая майка, голубой шарф — все приобрело темно-бардовый оттенок. Кровь смешалась с каплями дождя, размылась ими и растеклась по асфальту. Блондин держал его маленькое сокровище на своих руках, гладил его по лицу, по голове, молил держаться, твердил, что все будет хорошо. А голубоглазый, потухая, стер навернувшиеся слезы с глаз Дрима и хрипло прошептал: «Не переживай. Великолепный Блу на то и великолепный, что никогда не сдастся без боя». Эти слова не были убедительными, в них чувствовалось большое сомнение. А самое страшное — в них ощущалось осознание, что исход этого боя оставит его в проигравших. Блондин нагнулся к истекающему кровью парню и коснулся его лба своим, после чего прошептал ему в лицо: «Я не отпущу тебя, даже не думай об этом».

Когда приехала скорая, его глаза уже были закрыты, кожа сменила бледность на синюшность, но с лица так и не исчезла улыбка. Улыбка, которая должна была дарить надежду, но вместо этого она лишь отнимала ее.

Дрима давно мучают кошмары. Все они начинаются хорошо, все пропитаны светом, позитивом и надеждой. И абсолютно все заканчиваются этим потухающим светом в глазах и каплями крови на асфальте и руках блондина. Поэтому он не любит спать. Не может раз за разом лицезреть душераздирающую картину, вырывающую сердце из ребер и сжимающую его. И именно поэтому он не смыкает ночами глаз. Только смотрит на небо и пытается найти в нем ту звезду, которой стал Блу. Она должна светить ярче остальных, как и он сам при жизни.

По всей комнате распространился громкий звон, вызвавший волну мурашек на теле ее обитателя. Для Дрима ночное время не было поздним, поэтому он даже не задумался о том, кому приспичило звонить в такой час. Он просто направился к источнику звонка и обреченно взял трубку. На другом ее конце почти сразу раздался какой-то взволнованный низкий мужской голос. Его обладатель, судя по всему, не особо часто говорит вслух. И это хорошо ощущается. Дрим вообще всегда отличался особой чуткостью. Он был способен увидеть в людях то, что никому не было доступно. И с первого взгляда мог прочитать любого человека как открытую книгу.

— Доброго времени суток… Дрим?

— Здравствуйте, да. — Безрадостно произнес блондин. — А вы кто и с какой целью звоните?

— Я… — Задумался. — Электрик. В последнее время участились случаи возгорания электропроводки в жилых домах, а меня обязали проверить несколько адресов.

— Ну, а если честно? — Дрим тяжело выдохнул в трубку. Он не любил ложь, хоть и понимал, что иногда лучше соврать, чем сказать правду.

— В смысле?

— В нашем квартирном комплексе у каждого дома есть свой электрик, нашего я знаю в лицо — это во-первых. Во-вторых, электрики не звонят в первом часу ночи. В-третьих, даже если бы вы случайно сказали что-то, соответствующее реальности — вы говорите это совсем неубедительно. Прежде чем врать, научитесь это делать правильно. — В ответ молчание. Кажется, собеседник смущен таким легким разоблачением и немного грубой прямолинейностью. — Если цель вашего звонка не заключается в чем-то криминальном и плохом, то говорите прямо — я не кусаюсь.

— Эх, извините. Это было слишком глупо с моей стороны начинать разговор с вранья. В общем, вам, наверное, известно, что около месяца назад пропал человек… — Было слышно, как собеседник нервно сглотнул, прежде чем продолжить. — Инк. — По всему телу пробежали мурашки. — Понимаете, его дело в следствии закрыли, но я… я не оставлю все это просто так и найду его. И мне нужна ваша помощь. Может, вы знаете что-нибудь о том, где он может быть?

Молчание сохранялось несколько минут. Дрим пытался переварить все, что ему только что сказали. Он видел объявления и новости об исчезновении Инка, он постоянно корил себя за то, что, вероятно, виноват в этом. Он просто до остановки сердца боялся, что с Инком что-то произошло. И тут вдруг ему звонит неизвестный и просит о помощи в поисках. Блондина охватили двоякие чувства. С одной стороны, он готов был пойти в огонь и воду, лишь бы убедиться в том, что с художником все в порядке. А с другой — чувство вины и страха буквально связало его руки и оторвало язык, не позволяя говорить.

— Знаете, в участке мне постоянно твердят о том, что он, возможно, уже не жив. Но я знаю… Знаю, что он не покинул этот мир.

— Почему вы так уверены в этом? — Еле выдавил из себя Дрим.

— Мы связаны, очень тесно связаны. Метка не исчезла, а значит и он тоже… — Глаза блондина округлились, а зрачки сузились. Но, чтобы развеять все сомнения, он спросил:

— Соулмейт?

— Да. — Этот ответ напрочь огородил Дрима от грызущего его страха. Он знает, каково это — терять свою родственную душу. И он ни за что и никому не пожелал бы пережить нечто подобное. В голове родились мысли о том, что если он не смог помочь Блу, то, может, сможет помочь хотя бы этому незнакомцу, а заодно и Инку, которого в свое время сам бросил на произвол судьбы, так как не мог смотреть на него, быть с ним, дышать одним воздухом… Ибо это было больно, это навевало воспоминания о былых деньках, когда лучик надежды был с ними. Эгоистично? Да, но в каждом человеке есть частичка эгоизма. Дрим же просто не смог ей сопротивляться. Он даже не пытался. Слишком сильно был убит потерей солнца в своей жизни. Но сейчас у него есть шанс. Он понимал, что вряд ли сможет исправить свою ошибку, но теперь хотя бы появилась возможность это сделать.

— Вы сейчас заняты?

— Если только попытками найти его.

— Тогда, может, встретимся у его дома… — Блондин бросил взгляд на настенные часы. — Через час. Просто боюсь, что это не телефонный разговор.

— Во втором часу ночи у дома Инка, значит… Только не идите прямо к главному входу, дом опечатан. В нем установили сигнализацию. Знаете, где у него балкон? — Дрим мыкнул в знак согласия. — Встретимся с той стороны. Будьте осторожны.

— Хорошо, до встречи. — Положив трубку, блондин закрыл свои грушевые глаза и глубоко вдохнул. Ощущение таинственности накрыло с головой, будоража разум. Вновь открыв глаза, он оглядел свою комнату, освещенную лишь лунным светом, и заострил внимание на стоящей в рамке на столе фотографии, сделанной за неделю до аварии. Тогда они втроем гуляли по набережной, весна только начинала давать о себе знать, снег почти растаял, а на деревьях красовались изящные вербы. Блу держал веточки с пушистыми почками в руках, улыбался до ушей и прожигал взглядом, смотрящим прямо в душу с этой фотографии. Инк, показывая язык, обеими руками ставил рожки блондину и голубоглазому, а Дрим с нежной улыбкой смотрел на своего соулмейта, положив свою руку на его плечо. — Куда же ты делся, чернильница…

Чернильница, радужка — так Блу и Дрим часто называли Инка, ведь тот постоянно был испачкан чернилами и красками. Эти прозвища хорошо прижились, они стали почти что вторыми именами художника, на которые он всегда отзывался, хотя сперва даже обижался, прося не называть его так. Но потом смирился и принял такие обращения к себе, в ответку называя Дрима мечтателем, а Блу — голубикой. И ведь ему удавалось находить какие-то своеобразные аргументы на такие прозвища. Тем не менее, они тоже неплохо прижились и стали, что называется, обычным делом.

На улице довольно свежо, тепло и приятно. По пути к дому старого друга Дрим собрал немного липового цвета. Инк однажды привил ему и Блу особую любовь к этому дереву. Ранее они и не замечали все изящество цветения липы, но как только художник, во время ночной летней прогулки, встал рядом с деревьями липы и начал рассказывать какие-то свои стихи, все внимание юношей было приковано к опадающим цветам, кружащимся по ветру вокруг Инка. Они создавали свою сказочную атмосферу, наполняемую живописными видами и непередаваемо чудесными ароматами.

С тех пор Дрим и Блу постоянно отслеживали период цветения этого дерева грации, красоты и счастья, а как только приходило то самое время — они проводили вечера и ночи, вдыхая этот сладкий аромат и любуясь маленькими пушистыми кремово-желтыми цветочками. Светлые, теплые и идилличные времена, которые сейчас существуют лишь в воспоминаниях желтоглазого блондина.