Казалось, вот оно отчаяние. Когда ты сидишь у окна пасмурным вечером, смотришь куда-то вдаль и ни о чем не думаешь. Лишь пред глазами всплывают картины из прошлого, а душу что-то болезненно сжимает и тянет вниз. Свет выключен, солнца нет, дождя тоже. Мир будто застыл, время остановилось, а течение жизни прекратилось. Весьма угнетающая атмосфера.

Тяжело выдохнув, белесый юноша взял в руки кисти и задрал футболку, принявшись выводить на левой груди большие бархатцы, там, где находится сердце. Руки дрожали, а из-за отсутствия освещения глаза начинали болеть и даже слезиться. Да и не только из-за отсутствия освещения.

Закончив с рисованием, он встал с пола и медленно направился к телефону, дабы позвонить Дриму. Весьма странно звонить кому-то и молчать в трубку, но после аварии и той встречи на улице в дождливый день они не проронили ни слова друг другу. Мысленно поддерживали, брали друг друга за плечи, как бы говоря: «Я с тобой. И он с нами. Скоро он к нам вернется и все будет как раньше», но вслух — ничего. Лишь душераздирающая тишина. Им было слишком сложно говорить — нервы были на грани разрыва.

Инк уже протянул руку к телефонной трубке, как заметил на запястье появляющиеся цветочки бузины. Внутри что-то перевернулось и сжалось, сердцебиение участилось, а все тело охватила дрожь. Он слишком долго держал все эмоции в себе, слишком долго не находил поддержки ни у кого, кроме Дрима, которому она тоже была нужна как никогда, из-за чего их взаимное немое убеждение друг друга в том, что все будет хорошо, с каждым днем становилось все более безнадежным. Все чувства выплеснулись наружу, по щекам стекли две тонкие соленые капли. Он упал на колени и прижал руку к груди, мысленно благодаря того, кто нарисовал эти цветы. Но его тут же осенило, что поблагодарить, наверное, нужно не только мысленно. Вернувшись к окну, около которого по полу были раскиданы баночки с красками, он принялся вырисовывать на дрожащей руке белые колокольчики, рядом с которыми чуть позже появились те слова, в которых он так нуждался все это время.

«Не теряй надежды. Все образуется.»

Отвлекшись от тягостных мыслей, Инк завязал беседу с так вовремя объявившимся соулмейтом. Она была недолгой, так как места на руке было не так уж много, но именно благодаря этому неожиданному знакомству с родственной душой, именно благодаря внезапно возникшей поддержке со стороны он смог, вновь сев за холст, изобразить на нем цветущие амаранты на фоне пасмурного неба.

И все-таки, амаранты, даже будучи символом безнадежности, одним своим видом говорят о том, что надежда все равно должна быть всегда. Какой бы ни была ситуация, нужно верить в лучшее, ведь еще неизвестно, чем все закончится. А если думать о плохом и грузить себя нехорошими мыслями, то так и вправду недолго дойти до состояния абсолютного отчаяния.

Комментарий к I. Амарант - безнадежность или надежда?

Не продвигающая сюжет глава, да. Но все-таки оба персонажа нуждаются в раскрытии.

[Л-Л:Отбечено]

========== I. Гербера. ==========

Комментарий к I. Гербера.

Берем контакт, заходим в аудио, вбиваем “флейта - романс”, слушаем первое аудио (ну, у меня оно первое в поиске) и наслаждаемся. Лучше поставить на репит.

Держите фонтанчик: https://s.properm.ru/localStorage/collection/24/46/3f/67/24463f67.jpg

Сад: https://static.panoramio.com.storage.googleapis.com/photos/large/6834601.jpg

[Л-Л:Отбечено]

Лучи солнца, преломляясь на поверхности оконного стекла, падают на глаза темноволосого юноши, заставляя того жмуриться. За окном напевают какую-то свою мелодию воробьи, а через приоткрытую форточку в комнату серо-бежевых тонов просачивается легкий весенний ветерок, тревожа покой белого тюля и светло-серых занавесок, которые прошлым вечером забыл зашторить обитатель комнаты.

Немного понежившись в объятиях сна, являющихся отнюдь не частым явлением в жизни Эррора, он разлепил свои янтарные глаза и сразу же бросил взгляд на левую руку, которая еще несколько часов назад была изрисована колокольчиками и исписана посланиями двух соулмейтов. Сейчас на ней уже не было и следа от вчерашнего короткого диалога, но по всему запястью расцвели лавандово-розовые цветы абецедария. Пожалуй, любование завораживающими пушистыми бутонами — это лучшее начало дня. И все-таки, этот художник прекрасно рисует.

Не отрываясь от изумительных нательных изображений, брюнет протянул руку к прикроватной тумбочке и начал наощупь искать на ней ручку, которая, как на зло, сперва не попадалась под руку, а потом и вовсе упала на пол и закатилась под кровать. Нехотя поднявшись с уютного ложа, юноша все-таки добрался до злополучного предмета общения. Эта ручка, к слову, была единственной уцелевшей из всего арсенала канцелярии молодого человека. За этот месяц, когда Инк часто пропадал и объявлялся крайне редко, при этом не нанося на свое тело никаких напоминалок, все карандаши и ручки распрощались с их хозяином, оказываясь переломанными на части.

Обрадовавшись тому, что цель наконец достигнута, он сел на пол, оперся спиной об край кровати, подогнул колени, положив на одно из них левую руку, на которой сразу же принялся старательно выводить немного неаккуратные буквы. Предвкушение приятной беседы с соулмейтом дарило чувство некой окрыленности и отрешенности от внешнего мира. Вот, вроде бы, он — социофоб, не умеющий говорить с людьми, даже побаивающийся их, но сейчас все это уходит на задний план, представляя вниманию чрезмерно сильную увлеченность самим процессом такой формы общения. Ему так нравится наблюдать за тем, как на его руке проявляются изящно выведенные слова, он просто обожает любоваться эстетично и утонченно прорисованными цветами, и, черт побери, предчувствие взаимопонимания, которого у него никогда не было, будоражит и пробуждает желание достичь его.

«Доброе утро, Инк. Как настроение?»

«Доброе, Эрри. Гораздо лучше, чем было вчера. Сам как?»

Эрри? Впервые его так называют, да еще и таким способом. На скулах темноволосого, казалось, выступил легкий румянец, а внутри родилось приятное чувство, греющее душу. Но ему было интересно, что так тревожило его нового старого знакомого, к чему были все эти подснежники и бархатцы.

«Все в порядке. Позволь узнать, что у тебя случилось?»

Прежде чем ответ начал появляться прошло около пяти минут. Создавалось впечатление, что они длились вечность. Тягостное ожидание.

«Ну…

Очень важного для меня человека сбила машина, и теперь он в реанимации.

Уже месяц прошел, а улучшений никаких не наблюдается.»

Получив такой ответ на вопрос, Эррор почувствовал себя виноватым перед художником, посчитав, что зря поднял эту тему.

«Ох, сочувствую. Но не волнуйся, все образуется.

Прости, тебе, наверное, тяжело говорить об этом.»

«Да ничего. Ты, я думаю, имеешь право знать.

Спасибо тебе за поддержку, она очень нужна мне.»

«Да не за что, это скорее я должен говорить тебе спасибо.»

«Нет-нет, меня пока не за что благодарить.

А вот ты помог мне найти надежду на лучшее.»

Наступило давящее молчание, из-за чего брюнет начал перебирать в голове всевозможные идеи, на которые можно было бы перевести тему. В процессе поиска он вспомнил о том, что уже давно не слышал, как Инк играет на флейте. Где-то внутри появилось непреодолимое желание вновь насладиться чарующими мелодиями, создаваемыми художником.

«Будешь сегодня играть на флейте? Я бы с удовольствием послушал.»

«Если ты этого хочешь, то конечно сыграю, в какое время тебе будет удобно?»

«А у тебя сейчас который час? Вдруг у нас разные часовые пояса.»

«Пол девятого.»

«О, и у меня тоже девятый час. Тогда, может, в районе четырех-пяти вечера?»

«Давай, я как раз свободен в это время.»

В завершение утреннего диалога Эррор принялся выводить на неисписанной части руки цветы эпигеи, таким образом говоря Инку о своих наилучших пожеланиях. С большим трудом и старанием он нарисовал три цветка, расположив их треугольником. Один — на вершине и еще два — в основании.