Александр Краснянский

Единение

Мир, в котором Он сейчас пребывал, был прост. Там была свобода стремительного движения, был распахнутый вширь простор, был встречный ветер, бьющий в лицо. В душе нарастал восторг, пробиваясь сначала тонкими ручейками радости сквозь косную неопределенность, и затем сливаясь в бьющие потоки и фонтаны, распиравшие Его существо. Хотелось кувыркаться, нырять во мглу вниз и взмывать к неясно брезжащему свету вверху, останавливаться на полном ходу и вновь устремляться вперед олицетворением неукротимой силы и обгоняющей мысль стремительности.

Но в Его счастье была червоточина. Стоило лишь помыслить ее, как потаенный страх начинал вить себе гнездо. Если его потрогать и почуять, он начинал принимать форму темной пелены, простирающейся внизу. Пелена сгущалась, наслаивалась, закручиваясь в темные спирали и громоздясь в пухнущие кучи. Немыслимой казалась радость, испытанная лишь мгновение назад. Казалось, все, что оставалось от него прежнего - это скорость и сила, которые несли его сквозь сгущающийся мрак. Черная тоска и ужас сжимали Его в длинное веретено, как бы размывая вдоль натянутой струны стремительного полета. Лишь она казалась спасением из неожиданной западни ощущений.

Свет мерк, и вместе с ним гасло сознание. Оставались лишь простые чувства - скорость и страх. Как долго Он пребывал в их власти, Он не мог бы сказать. Пучине страха противостоял лишь этот тонкий стержень, проходящий сквозь Него, и устремленный вперед. Скорость росла, как росло и Его стремление к избавлению от тьмы. Он неожиданно понял, что лишь знание чего-то, обычно непостижимого (до такой степени непостижимого, что странно было даже ощущать свою устремленность к тому, что раньше казалось абсолютно неважным), принесет Ему новую силу, способную победить страх. Казалось, путеводный стержень светился, указывая верный путь. Что было в конце? Он не видел, но понял, что там скрыта его Цель, та, которая предназначена Ему. Мысль вдруг спрыгнула с привычного колеса анализа и созерцания и понеслась вдоль светоносного стержня, обгоняя его, набирая невозможную доселе скорость. Это продолжалось несколько мгновений, в течение которых Ему казалось, что окружающий мир стал предельно понятен и отчетлив, звал к себе и своим тайнам, обещая раскрыть их немедленно и без остатка только Ему одному. Мир выставлял напоказ факты и сами собой складывались вызывающие восторг своей правильностью очевиднейшие умозаключения, откладывались в памяти навечно и становились почвой для сонма новых. Мир, во всем своем бесконечном многообразии и невыразимой красоте становился очевидным и понятным, ведя его к Цели. И он знал, какова она, всматриваясь в бездны прошлых событий, ведущих к ней, знал, почему именно Он должен достичь цели, и как этого добиться - нужно лишь, не отклоняясь, скользить вдоль Его стержня, ведущего из тьмы к...

Восторг от переполнявшего Его знания вдруг вырос до невероятных размеров и лопнул, как пенный пузырь. Он снова ощутил материальный простор. Он знал, что у него есть тело, стремительно несущееся сквозь пронизанный светом простор облачных гор, время от времени ныряя в пахнущую озоном влажную мглу, и снова выскакивая на свет. Воздух врывался в ноздри, распирая грудь и он выбрасывал его назад мощными толчковыми сокращениями грудных мышц. Рук и хвоста он не чувствовал - лишь видел туманный ореол слева и справа и слышал мягкий гул рассекаемого воздуха. Его ноги, одеревенев, лежали в несущемся навстречу потоке воздуха, стабилизируя его полет. Внизу, в просветах между туч, медленно разворачивался потрясающий своей красотой пейзаж: среди заполненных туманной дымкой пропастей с неслышно пенящимися потоками на дне, вздымались отдельные могучие массивы утесов с плоскими и слегка покатыми зелеными вершинами. Они все лежали на одном уровне, и с этой высоты казалось, что он летит не над экваториальным плоскогорьем, а осторожно переставляет конечности, пробираясь по болоту с кочками, покрытыми мягким зеленым мхом. Иллюзия рассеивалась, однако, при виде неприступных боковых склонов утесов, растрескавшихся от многих миллионов лет ветров и дождей, и белых струй водопадов, низвергающихся в широкие темные долины внизу.

В одном из ущелий он неожиданно заметил черную клубящуюся тучу. Древний страх резанул его, и он инстинктивно набрал высоту, но тут же устыдился и, выровнявшись, лег в пологий вираж. Главное - не зазеваться и не влететь в тучу, состоящую из миллионов уарвов. На скорости его полета подобное столкновение наверняка приведет к тому, что органы дыхания окажутся плотно забиты шевелящейся, непробиваемой массой гибнущих насекомых. Но то, что смертельно для него, является любимым лакомством для умрофамов. Надо лишь внимательно осмотреть окрестности... Точно! На круглом склоне одного из утесов вдалеке - россыпь серых точек, кажущихся неподвижными. Набрав высоту и уйдя в облако, он сразу взял нужное направление и через мгновение (ни на йоту не усомнившись в том, что такое расстояние можно преодолеть столь быстро) вынырнул прямо над стадом.

Умрофамы немедленно расправили огромные крылья и суматошно хлопая ими, начали разбег вниз по склону. Но он уже увидел того, который был с самого начала предназначен ему, и только ему одному. Длинное, покрытое серой шерстью тело жертвы, плотно сжатое ротовое отверстие и широкие крылья точно легли на мысленный образ, всплывший из глубин древности. Лишь полные ужаса глаза на верхней стороне головы заставили его на мгновение замешкаться. Черные, суженные спереди и сзади, с расширившимся крестообразным зрачком. Им не было места в той части его сознания, что контролировала навыки охоты. Силясь отбросить необычное ощущение, он ударом остановил движения рук и хвоста и медленно, неожиданно медленно, стал выпрямляться в трехметровую разящую стрелу, раскрывая восемь огромных, черных, почти прямых когтей на руках, в то время, как ноги направили его полет в ту точку, где должна было произойти...

Мир сложился вокруг единственной прямой нити, протянутой от него к жертве. Он, ничего не слыша, скользил вдоль нее, глядя в растущий глаз. Неприятное ощущение росло по мере того, как ему стало казаться, что тот выпячивается, заостряясь гранями по осям креста... Там он видел отражение - свое и всего остального мира, искаженное, неправильное, перевернутое и разбитое на четыре части. Нить распалась, закрутилась в спираль и потемнела, и он внезапно ощутил, что перед ним он сам, только не такой, каким он всегда был, а такой, каким ему еще предстоит стать. Его Цель. Он ощутил странное, доселе не испытанное ощущение единства сознания с тем, который (он точно знал это) был его подлинным братом. Он знал, что он сам является Целью для него, и у него тоже есть путеводная нить, ведущая сквозь всю жизнь к этому моменту единения. Но то, что ему предстоит сделать, никак не вязалось с этими непривычными чувствами, ибо охотник был охотником, а жертва - жертвой. Но тут угасший было проблеск прошлого, древнего знания вернулся и указал Ему простой, очевидный и предельно ясный путь, которым совмещались две стороны его бытия. Он понял, что то, что он делает, единственно правильно и необходимо, что только так он может выполнить свое предназначение. Не только прошлое, но и непреодолимая доселе завеса незнания о будущем начала приоткрываться перед Ним.

Удар, и глаз лопнул в туче брызг ярко-оранжевой крови. Слившись глубоко вонзившимися когтями со своей жертвой в единое целое, они, кувыркаясь, неслись по инерции (странно медленно) над пологим склоном утеса, обрывающимся впереди пропастью. Рванув на себя кисти рук, он подтянул к себе бьющееся тело и, распахнув пасть, впился в загривок, с наслаждением ощущая, как клыки пронзают толстую шкуру, сминают мышцы и сокрушают хребет. Хруст кости отдался в его черепе вместе со звуком лопающихся связок в тот момент, как струя ароматной горячей крови хлынула в его глотку. Рванув шеей назад и вверх, он почувствовал, как скорчилась жертва, чей передний мозг потерял связь с задним. Одновременно, он складывал когти вдоль ладони, не вынимая их из тела, и чувствовал скользкую податливость мохнатой шкуры, распарываемой сразу во многих местах.