У других немедленно начался приступ паранойи. Никто не знал, кого и когда захочет допросить полиция. Неназванный представитель киноиндустрии признался репортеру журнала «Лайф»: «В Беверли-Хиллз только и слышно, как работают сливные бачки; вся канализация Лос-Анджелеса, должно быть, уже под кайфом».

«КРОВАВАЯ ОРГИЯ УНЕСЛА ПЯТЕРЫХ, ВКЛЮЧАЯ КИНОЗВЕЗДУ», «ШЭРОН ТЕЙТ – ЖЕРТВА „РИТУАЛЬНЫХ“ УБИЙСТВ» – подобными заголовками пестрели первые полосы вечерних газет; радио и телевидение также включились в обсуждение новостей. Кошмарная природа самого преступления, количество жертв и их известность (красавица-киноактриса, всемирно известный стилист причесок, наследница кофейной империи, ее великосветский плейбой-возлюбленный) подготовили появление, пожалуй, самого нашумевшего убийства в истории – за исключением разве что убийства президента Джона Ф. Кеннеди. Даже солидная «Нью-Йорк таймс», которая редко снисходит до криминальных новостей на первой полосе, напечатала их на другой день, да и во многие последующие дни.

Отчеты прессы о происшедшем, опубликованные в тот же и на следующий день, примечательны необычно высоким содержанием в них деталей. В газеты просочилось столько информации, что позднее следователям непросто будет отыскать «ключи» для опроса подозреваемых на детекторе лжи.

В любом деле об убийстве обычной практикой считается придерживать определенную информацию, которая предположительно остается известной лишь самим полицейским и убийце(цам). Если подозреваемый сознается в совершенном или соглашается пройти проверку на детекторе, этими сведениями можно воспользоваться, чтобы определить, говорит ли он правду.

Из-за утечек приписанные к «делу Тейт» (как уже окрестила происшествие пресса) следователи смогли насчитать лишь пять таких «ключей»: 1) использованный в убийствах нож был, вероятно, штыком; 2) огнестрельные раны причинены, вероятно, револьвером 22-го калибра; 3) размеры веревки и то, как она завязана и свернута; 4) очки в роговой оправе; 5) складной карманный нож.

Количество неофициально просочившейся в прессу информации так обеспокоило высшие чины ДПЛА, что все дальнейшие находки следствия были прикрыты завесой молчания. Это не могло понравиться репортерам; кроме того, не имея подтвержденных новостей, многим пришлось обратиться к догадкам и сплетням. В последующие дни было опубликовано огромное количество ложной информации. Так, широко разошлась весть, что неродившийся младенец Шэрон Тейт был вырезан из ее живота, что ей отрезали обе груди, что у жертв были следы увечий в области гениталий. Наброшенное на лицо Себринга полотенце в разных изданиях превращалось то в белый капюшон (Ку-клукс-клан?), то в черный (сатанисты?).

Впрочем, когда дошло до обсуждения личности человека, которому было предъявлено обвинение в убийствах, информации явно не хватало. Поначалу решили, что полиция хранит молчание, стремясь защитить права Гарретсона. Считалось также само собой разумеющимся, что ДПЛА имеет против него достаточно улик, – иначе зачем арестовывать?

Одна из газет Пасадены постаралась восполнить пробелы, подбирая обрывки и разрозненные клочки сведений. Она писала, что при аресте Гарретсон спрашивал: «Когда со мной встретятся следователи?» Вывод очевиден: Гарретсон знал, что именно произошло. Гарретсон действительно задал подобный вопрос, когда его проводили через ворота, немало времени спустя после ареста, – но этот вопрос последовал после замечания, сделанного Де Росой ранее. Цитируя анонимного полицейского, газета также сообщила: «Источник указал, что брюки юноши порваны на колене, а в его комнате в гостевом домике заметны следы борьбы». Железные улики, да и только, – если не знать, что все это произошло во время ареста Гарретсона, а не до того.

В течение нескольких дней место преступления посетили сорок три полицейских офицера, разыскивавших оружие и другие улики. Осматривая антресоли над гостиной, сержант Майк Макганн обнаружил коробку из-под киноленты с видеозаписью внутри. Сержант Эд Хендерсон отвез ее в полицейскую академию, где имелось устройство для просмотра. Фильм демонстрировал Шэрон и Романа Полански, занимавшихся любовью. Проявив известную деликатность, полицейские не стали включать видеозапись в собранные вещественные доказательства и вернули ее обратно на антресоли[12].

Помимо обыска помещений, следователи опросили соседей о появлении подозрительных незнакомцев в округе.

Рэй Эйзин вспомнил, что два или три месяца назад в усадьбе 10050 по Сиэло-драйв была устроена большая вечеринка, причем гости съезжались «в нарядах хиппи». У Рэя, впрочем, осталось ощущение, что эти люди на самом деле к хиппи не относились: многие подъезжали на «роллс-ройсах» и «кадиллаках».

Эмметт Стил, разбуженный той ночью лаем собак, вспомнил, что в течение последних недель по ночам кто-то разъезжал на вездеходе-багги вверх-вниз по холмам, но Стил не разглядел водителя или пассажиров.

Большинство опрошенных, однако, не видели и не слышали ничего из ряда вон выходящего.

Следователи остались с куда большим количеством вопросов на руках, нежели получили ответов. И тем не менее они не оставляли надежд услышать показания человека, способного, по их мнению, собрать головоломку, – Уильяма Гарретсона.

Следователи, работавшие в центре города, питали меньший оптимизм. После ареста девятнадцатилетнего Гарретсона отправили в тюрьму Западного Лос-Анджелеса для допроса. Офицеры сочли его ответы «вялыми и не слишком подробными» и решили, что подозреваемый все еще находится под остаточным действием того или иного наркотика. Возможно также, на чем настаивал сам Гарретсон, что Тот же автор объявил затем, что на чердаке найдено множество черных колпаков-капюшонов. Очевидно, он создал их из того же материала, что и снимки, поскольку полиция не нашла ничего даже отдаленно напоминавшего колпак. – Примеч. авт.

он практически не спал прошлой ночью, всего несколько часов под утро, – и теперь испытывал эмоциональное истощение и страх.

Вскоре после этого Гарретсон воспользовался услугами адвоката Барри Тарлоу. Второй допрос, проходивший в присутствии Тарлоу, состоялся в Центре Паркера, штаб-квартире ДПЛА. Насколько могла судить полиция, он также оказался непродуктивным. Гарретсон заявил, что мало контактировал с людьми, населявшими основное здание. По его словам, в ту ночь у него был лишь один посетитель, парень по имени Стив Парент, явившийся около 23:45 и покинувший гостевой домик получасом позднее. Отвечая на вопросы о Паренте, Гарретсон сказал, что они не слишком хорошо знакомы. Как-то вечером пару недель тому назад Парент подвез его вверх по каньону; вылезая из машины у ворот, юноша пригласил Стива заглядывать в гости, случись тот поблизости. Гарретсон, живший в гостевом домике отдельно от всех прочих (не считая собак), раздавал сходные приглашения и ранее. И был удивлен, когда Стив действительно появился: прежде никто и никогда не воспользовался его радушием. Но Стив вскоре ушел, выяснив, что Гарретсон не будет покупать часы с радиоприемником, которые тот собирался продать.

В этот момент полицейские еще не связали позднего посетителя Гарретсона с юношей в «рамблере» – возможно, потому, что сам Гарретсон не смог опознать его.

Посовещавшись с Тарлоу, Гарретсон согласился пройти проверку на детекторе лжи, и процедуру назначили на вечер следующего дня.

С момента обнаружения тел прошло двенадцать часов. Джон Доу 85 так и оставался неопознанным.

Лейтенант полиции Роберт Мэдлок, исполнявший обязанности руководителя следствия на протяжении тех нескольких часов, пока дело не было приписано к отделу убийств, позднее скажет: «Когда мы обнаружили [принадлежащую жертве] машину на месте преступления, нам по-прежнему приходилось действовать сразу в четырнадцати направлениях. Так много надо было сделать, что у нас попросту не нашлось времени проследить регистрацию автомобиля».

Между тем Уилфред и Хуанита Паренты провели день в ожидании и беспокойстве. Их восемнадцатилетний сын Стивен так и не явился домой прошлой ночью. «Он не позвонил, не сказал ни словечка. Прежде он никогда так не поступал», – говорила Хуанита Парент.