Около 20:00, понимая, что жена слишком расстроена, чтобы приготовить ужин, Уилфред Парент отвел ее и троих остальных детей в ресторан. Быть может, когда мы вернемся, сказал он жене, Стив уже будет ждать нас дома.

Из-за ворот дома 10050 по Сиэло-драйв можно было различить номер лицензии на белом «рамблере»: ZLR 694. Один из репортеров записал его и затем провел собственное расследование, связавшись с Департаментом транспортных средств и узнав, что зарегистрированным владельцем автомобиля являются Уилфред Э. и Хуанита Д. Парент, 11214 Брайант-драйв, Эль-Монте, Калифорния.

К моменту его появления в Эль-Монте, пригороде Лос-Анджелеса примерно в двадцати пяти милях от Сиэло-драйв, в доме никого не обнаружилось. Опросив соседей, репортер узнал, что в семье действительно был сын-подросток; он выяснил также имя семейного священника Парентов – отца Роберта Бирна, служившего в церкви Рождества, – и позвонил ему. Бирн прекрасно знал самого юношу и всю его семью. И хотя священник был уверен в том, что Стив не знаком ни с какими кинозвездами и все это какая-то ошибка, все же согласился сопровождать репортера в окружной морг. По пути туда он сказал о Стиве:

– Этот парень – фанатик стереоаппаратуры. Если хотите спросить о проигрывателях или о радио, Стив знает все ответы.

Отец Бирн не сомневался, что юношу ждет прекрасное будущее. В то же время ДПЛА уже установил личность убитого с помощью отпечатков и проверки лицензии. Вскоре после возвращения домой Парентов у их двери появился местный полицейский, который протянул Уилфреду Паренту карточку с нацарапанным на ней номером телефона и попросил набрать его. Вслед за чем вышел, не сказав больше ничего.

Парент набрал номер.

– Офис коронера округа, – произнес мужской голос.

Растерявшись, Парент назвался и рассказал о карточке и о визите полисмена.

Звонок был переадресован заместителю коронера, который заявил Уилфреду:

– Очевидно, ваш сын попал в перестрелку.

– Его убили? – обмерев, спросил Парент. Расслышав вопрос, его жена впала в истерику.

– У нас тут лежит труп, – ответил заместитель коронера, – и, сдается нам, это ваш сын.

Затем он перечислил приметы, которые совпали.

Парент повесил трубку; его душили слезы. Позже, по понятным причинам резко, он заметит:

– Могу сказать лишь одно: это ужасный способ сообщить о смерти сына.

Как раз в это время отец Бирн увидел тело и произвел опознание. «Джон Доу 85» стал Стивеном Эрлом Парентом, восемнадцатилетним энтузиастом электроники из Эль-Монте.

Было уже пять часов утра, когда Паренты легли в кровать.

– Мы с женой в итоге забрали детей к себе в постель, и все впятером крепко обнялись и плакали, пока не уснули, – рассказывал несчастный отец.

Примерно в девять часов вечера все того же 9 августа 1969 года Лено и Розмари Лабианка и Сьюзен Стратерс (21-летняя дочь Розмари от предыдущего брака) выехали от озера Изабелла – популярной зоны отдыха в 150 милях от Лос-Анджелеса – домой в город.

Пятнадцатилетний брат Сьюзен, Фрэнк Стратерс, отдыхал на озере вместе с другом, Джимом Саффи, чья семья владела небольшим домиком на берегу. Розмари и Лено ездили к озеру в прошлый вторник, чтобы оставить ребятам свою лодку, но утром в субботу вернулись, чтобы забрать и лодку, и самого Фрэнка. Но сын захотел остаться на озере еще на день, и теперь семья Лабианка возвращалась домой без него, в своем зеленом «тандерберде» 1968 года выпуска, везя за собою лодку на прицепе.

Лено, президенту сети лос-анджелесских супермаркетов, исполнилось сорок четыре года. Итальянец весил под 100 килограммов и был тучноват. Розмари – изящная, привлекательная брюнетка тридцати восьми лет – начинала официанткой придорожной закусочной, а затем, после череды смен мест работы и несчастливого брака, открыла собственный магазинчик одежды («Бутик Карриаж» на Норт-Фиджуро в Лос-Анджелесе) и добилась внушительного успеха. Они с Лено были женаты с 1959 года.

Из-за лодки Лено ехал осторожно и пропускал вперед почти весь транспорт, направлявшийся в этот субботний вечер к Лос-Анджелесу и окрестностям. Как и многие, они держали радио включенным и услышали в сводке новостей об убийствах в доме Полански. Если верить Сьюзен, новость особенно расстроила Розмари, которая всего несколько недель тому назад призналась близкой подруге:

– Кто-то приходит в дом, когда нас нет. Вещи сдвинуты с мест, а собаки оказываются снаружи, хотя должны были сидеть внутри.

Около часу ночи супруги Лабианка высадили Сьюзен у ее квартиры на Гринвуд-плейс, что в районе Лос-Фелиц в Лос-Анджелесе. Лено и Розмари жили неподалеку, в доме 3301 по Вейверли-драйв, рядом с парком Гриффита.

Лабианка не сразу направились домой, сначала подъехав к перекрестку улиц Хиллхарст и Франклина.

Джон Фокианос, продававший газеты на углу, узнал зеленый «тандерберд» с лодкой и, пока машина заворачивала к киоску, потянулся за воскресным выпуском «Геральд экзаминер» и за бюллетенем скачек: Лено был постоянным клиентом.

Фокианосу показалось, что Лабианка устали после долгой дороги. Клиентов было не густо, и они поболтали несколько минут «насчет Тейт, о главном событии дня. Большие новости». Фокианос вспомнит потом, что миссис Лабианка, похоже, была потрясена трагедией. У Джона оставалось несколько лишних вкладок в воскресную «Лос-Анджелес таймс», рассказывавших о случившемся, и он отдал одну бесплатно.

Джон наблюдал, как они отъезжают. Он не заметил точное время, но было где-то между часом и двумя – похоже, ближе к двум, потому что вскоре окрестные бары закрылись, и газеты пошли нарасхват.

Насколько известно, Джон Фокианос был последним (кроме убийц/ цы), кто видел Розмари и Лено Лабианка живыми.

В воскресный полдень холл перед прозекторской на первом этаже Дворца юстиции был забит репортерами и операторами телевидения, ожидающими выступления коронера.

Ждать пришлось долго. Хотя вскрытия начались в 9:30 и к ним были привлечены несколько помощников, последнее завершилось уже после 15 часов.

Доктор Р. С. Генри проводил вскрытия Фолджер и Себринга, доктор Гастон Херрера – Фрайковского и Парента. Доктор Ногучи руководил всеми четырьмя; кроме того, он лично провел еще одно вскрытие, начавшееся в 11:20:

Отчет о вскрытии – всего лишь сухой документ. Холодно перечисляя фактические сведения, он может дать представление о том, как умерла жертва, и намекнуть о последних часах ее жизни, но объект исследования не проявляется в нем как личность. Каждый такой отчет – своего рода итог чьей-то жизни, но в нем очень немного проблесков того, как она была прожита. Нет ни предпочтений, ни неприязни; нет любви, ненависти, страхов, стремлений или любых других человеческих эмоций; только клиническая, формальная констатация: «Тело нормально развито… поджелудочная железа имеет чрезвычайно малый размер… сердце весит 340 граммов и имеет симметричную форму…»

Однако каждая жертва убийства некогда жила, у каждой есть прошлое.

Бульшая часть истории жизни Шэрон Тейт напоминает пресс-релиз, составленный в какой-нибудь киностудии. Кажется, она всегда мечтала стать актрисой. В шесть месяцев ее выбрали «Мисс Малыш Далласа», в шестнадцать лет – «Мисс Ричленд, штат Вашингтон», затем – «Мисс Ауторама». Когда отец Шэрон, армейский офицер, был приписан к Сан-Педро, она частенько отправлялась автостопом в Лос-Анджелес, совершая набеги на офисы киностудий.

В придачу к амбициям у Шэрон имелось еще одно преимущество: она была очень красива. Сначала агент устроил ей несколько съемок в телевизионной рекламе, а в 1963 году, – прослушивание для телесериала «Юбочки»[13]. Продюсер Мартин Рансохофф[14] увидел двадцатилетнюю красавицу в съемочном павильоне и, если верить легенде, какие ходят по киностудиям, сказал ей: «Сладкая моя, я сделаю тебя кинозвездой».