***

– Где ты был, сын? – неформально спросил отец, когда я зашел в большой зал, хотя был против такого обращения даже внутри семьи. – Отвечай.

Остановившись напротив него, я смотрел в его жестокие, безжалостные синие глаза, они давно стали стекляшками, которые сейчас хотелось окунуть в те лужицы крови на песке, и растоптать на месте. Раздавить, уничтожить старого ублюдка, как он того заслуживает.

Во мне было много слов, много эмоций, которые хотелось высказать ему, но нет, я должен быть сдержанным, неживым, холодным, совсем как отец.

Смотря ему в глаза, пытался найти правду. Казнь была назначена на завтра, не на сегодня. Почему он изменил решение? Почему?

– Кем была Зои? – напрямую спросил я, без должного обращения, на котором он был помешан. Я слышал, как испуганно вздохнули все, кто находился в зале. Я хотел вывести его из себя, и не собирался останавливаться. Когда идешь через ад, не останавливайся. – Отвечай!

– Она была преступницей, которая заслуживала то, что… – отвечал он, будто ничего не произошло, будто его совсем не раздражало мое фривольное поведение при хоть и приближенных к нашему дому, но все же чужих людях.

– Ей было семнадцать! – заорал я, прервав его оправдательную речь, одно и то же, он повторяет одно и то же, как заморская птица, которую научили говорить только одну фразу. Сейчас все в зале замерли, затаив дыхание, отца боялись. Он не понимал разницу между уважением и страхом. Он принимал страх за слепое уважение, старый глупец. – Отвечай, кем была Зои?

– Уходи, – коротко отрезал он, сведя свои широкие брови на переносице. Глаза отца побагровели, он был в ярости от моего наглого непослушания. Я почти добился того, чего хотел. Мне почти удалось вывести его из себя, но бедный отец не догадывается о том, что будет дальше.

Посмотрев на его советников, что сидели за столом по правую руку от него, увидел, что они были напуганы. Я бы тоже испугался, увидев всю нашу перепалку с отцом, это был первый раз, когда кто-либо осмелился перебить отца, кто осмелился бы говорить с ним в таком тоне и подобным образом.

Мне жаль их, ведь суровая жизнь в нашей резиденции только ухудшится после того, что я собираюсь сделать, после моей последующей выходки отца лучше не тревожить по пустякам, если им будет дорога голова на плечах.

– Я ухожу, – устало сказал я, срывая фамильный медальон с инициалами РК¹ с шеи и швыряя его под ноги отцу.

Не хочу быть частью этой лицемерной интриганской игры, нет уж, увольте. Андре был прав: все, что делает отец, это полная чушь и бред человека, помешанного на власти. Все это не имеет смысла.

«Я жду Вас, мой дорогой принц, я жду вас», – пронеслось у меня в голове. Андре сейчас в моей голове, и он ждет.

Какой смысл в справедливости, если ее нет?

Лучше сумасбродить, не позоря королевское имя, не портя свой народ, чем обременять их.

Я вроде как благое дело совершаю.

Санкт-Петербург

Наши дни

Тихо зайдя в комнату, погруженную в кромешную тьму, я наощупь дошла до низкого стола, который мы с Алиной передвинули к стене. Стараясь двигаться как можно бесшумнее, чтобы не задеть сидящую на полу ведьму, я аккуратно дошла до стола, осторожно опустилась на колени и, протянув руки вперед, ощупала всю поверхность стола.

– Василина, ты же знаешь, что я тебя слышу? – я вздрогнула, когда в полной тишине раздался хриплый от долгого молчания голос подруги.

– Я стараюсь тебе не мешать, – чиркнув спичкой, я зажгла рядом стоящую свечу. – Не отвлекайся.

– Все нормально, – заверила она меня. – Ты помнишь, какое сегодня число?

– Помню, – затушив спичку, я бросила ее в тарелку с догоревшей старой свечой. – Семнадцатое июня, – обернувшись к Алине, я не смогла удержаться от самодовольной улыбки, наблюдая за тем, как сильно она сосредоточена над заклинанием.

Два года назад, именно в этот день я познакомилась с этой сумасшедшей ведьмой, которая на тот момент еще не знала, кто она на самом деле.

В Питере мало по-настоящему теплых и солнечных дней, и тот был исключением. На улице стояла долгожданная и желанная теплая погода, пригодная для долгих прогулок по узким скверам по брусчатой дорожке. Хотелось променада, а не торчать с Матвеем, с которым я повздорила, в университете. Меня достало, что он слишком много решает и очень много на себя берет. У него, конечно, были свои причины на это, да и я должна была заткнуться, но не смогла. Я накричала на него, выбежала из кабинета и побрела куда глаза глядят. Просто ходила по пустынным коридорам университета и понимала, что виновата, и что надо идти извиняться. Понимала, но не спешила с этим. Я была еще на взводе, и чтобы не пойти с ним на второй раунд словесной битвы, решила сначала окончательно успокоиться. Остановившись на пятом этаже, я запрыгнула на подоконник у окна, из которого хорошо просматривалась площадь перед университетом.

Мне были видны все студенты, что вкушали вкус свободы после сданной сессии, и те, что еще зубрили на последнем издыхании перед последним шансом на сдачу. Также среди студентов затесались абитуриенты, которых было легко узнать в толпе унылых людей. Их глаза мечтательно изучали здание университета, вкушая истоки студенческой жизни. Бывшие школьники такие наивные.

Впрочем, остановившись на этом месте, я думала, что успокоюсь, понаблюдав за людьми из окна, и пойду к Матвею выполнять задуманное, но мое внимание привлекла рядом сидящая компания абитуриентов, шумно что-то обсуждающая.

Одно случайно услышанное предложение заставило меня намеренно прислушаться к их диалогу.

– Вот зря ты не веришь! – не кричала, но очень громко говорила девушка в непропорционально коротких (относительно громкости ее голоса) шортах. – Сбылось все, что она говорила. Вчера вечером я все-таки успела к репетитору!

– Я же говорила, – ответила рыжая, широко улыбнувшись сидящим рядом с ней людям. – Но я не заставляю верить тебя во все это. Будущее изменчиво. Это я уже битву экстрасенсов насмотрелась. О, однажды я попыталась смотреть на душу человека. Во внутрь, а не на маску, что называется лицом.

– Ого, и как? Вышло? – воодушевленно затараторила та, что в коротких шортах. Тогда я не знала, как ее зовут. И до сих пор не знаю, та девушка не поступила в наш университет. Видимо спешное занятие, пророченное Алиной, абитуриентке не помогло.

– Это была моя одноклассница, Нина. Тогда у меня получилось, я будто в какой-то транс вошла, и вообще не помню, что ей там наговорила. Но когда пришла в себя, она сидела передо мной в слезах. Больше я не пыталась. – Она легко поправила свои упругие кудряшки и быстро избавилась от нахлынувшей печали, что ненадолго омрачила ее. И тут меня, не пойми с чего, дернул черт подойти. Моя интуиция хранителя подсказывала подойти, что я и сделала.

– А расскажи про меня, – дерзко заявила я, засунув руки в карманы. Вообще подобное поведение на меня не похоже, но иногда такое происходит.

– Эм, я тебя не знаю, – сконфузилась она, складывая руки на коленях и смущенно отводя глаза.

– Тем лучше, – легко ответила я, протягивая свою левую руку. Переведя на меня тёмно-зелёные глаза, она долго смотрела мне в глаза, затем все же взяла меня за руку, плотно, как сейчас, зажав глаза. Вокруг все затаили дыхание и переводили заинтригованные взгляды то на меня, то на нее. Я была спокойна.

– Твое состояние сейчас не самое лучшее. Ты будто зависла над пропастью. И не знаешь, то ли упасть, то ли подняться. – Тогда замерла я, прислушиваясь к ней, потому что она говорила, черт возьми, чистую правду. Я на самом деле тогда остановилась в жизни: потерялась в этих огромных и крутых поворотах судьбы.

– И еще много крови. Очень много крови. Ты ее боишься, сторонишься и прячешься.