— Святотатство!!! — подхватила жреческая торсида.
— Голем должен быть уничтожен!
— Голем… — эхом, потерявшим свою скалу, прокатилось по площади растерянное восклицание прихожан — и затихло. Хотели или не хотели они, но вспомнить, чем отличается бойцовая Арена от храма, пришлось.
Тем, что в последней заправляли не букмекеры.
— Этот голем должен быть… — набирая силу, понесся над головами глас Верховного жреца — и вдруг наткнулся на звучное:
— …Вознагражден!!! Посмотрите, ваши преподобия! Посмотрите, люди добрые!!!
Раздвигая толпу, как ледокол, к полю битвы устремилась Оламайд.
— Посмотрите на ее… то есть его! — лицо!!! — возопила она, тыча в поверженную статую. — Посмотрите на его… всё остальное! Это не Уагаду! Это самозванец — Большой Полуденный Жираф под ее пресветлой личиной! И этот голем разоблачил его!
Толпа и даже жречество подались вперед и впились взглядами в каменное лицо и прочие части тела, облупленные, лишенные позолоты и косметического ремонта полуторагодовалой давности. Ремонта, ловко и почти задаром для храмовой казны превратившего Жирафа в его конкурентку.
— Злокозненный Жираф притаился, как питон за пазухой! — указуя недрогнувшим перстом на подробности анатомии, открытые отвалившимся гипсовым брюхом — символом изобилия и плодородия, матрона театрально повернулась к останкам помоста. — Но он был побежден этим полезным големом! Правда Уагаду восторжествовала! Истина вырвалась на свет! Воля Уагаду восторжествовала!
— Слава Уагаду!!! Воля Уагаду!!! — выскочил и встал рядом Делмар, слегка изумленно косясь на вырвавшуюся на свет истину.
— Слава Уагаду! Воля Уагаду! — подхватили паломники.
— Воля. Уагаду, — торжественно изрек Велик. — Полезный. Голем.
Взгляды Кокодло и Оламайд встретились. Торговка с самым искренним видом пожала плечами:
— Воля Уагаду. Против нее не попрешь.
Верховный жрец отвел глаза.
В поисках Узэмика.
— Убери этот… мусор, — дернул он головой в сторону павшего истукана.
— А… другой? — поиграв бровями, кивнул старший жрец в сторону триумфатора и его группы поддержки.
— Другой… попозже, — процедил сквозь зубы Верховный. — Голема отправь на строительство.
— А остальных?
— Тоже, — мстительно усмехнулся Кокодло. — Рабов много не бывает. И позаботься о… Просветленной. Кажется, ее хватил солнечный удар.
Верховная жрица в тени единственного уцелевшего теперь столба слабо возилась, время от времени испуская придушенное рычание.
— Премудрая Уагаду учит, что выдавать желаемое за действительное — дурно, — усмехнулся старший жрец одними губами, отвернулся и почтительно склонился над Просветленной: — Мое нижайшее почтение… Разрешите предоставить себя в ваше полное распоряжение.
— Пол…ное?.. — глаза старухи мгновенно расширились и тут же хищно прищурились.
— Полное, — после секундного размышления кивнул Узэмик.
— Разрешаю, — лицо Просветленной перекосило.
Возможно, это была улыбка. Более добродушное и обаятельное выражение можно было увидеть лишь на морде крокодила.
— К…кабу… — простонал Анчар и пошевелил головой. В районе макушки немедленно что-то взорвалось, рассыпая мириады раскаленных искр под крышкой черепа. Не поместившиеся излишки посыпались из глаз прямо через опущенные веки, — ча…
Рука его метнулась — как черепаха через патоку — к больному месту, нащупала попытки с пятой и тут же отдернулась.
— Кабуча… — судорожно вдохнул атлан и закашлялся: такой вони ему не приходилось нюхать с тех пор, как… как… как… Короче, никогда.
Не понимая ничего, кроме того, что чем скорее он лишится обоняния или уберет от себя источник этого амбре — тем лучше, маг разлепил веки… и недоуменно моргнул. Над ним висел кусок полупрозрачного шелка цвета «взрыв в красильне».
Протерев глаза, поворочав головой и поморгав еще для профилактики, он понял, что это не шелк, выкрашенный во все цвета радуги вамаяссьцем на психоделиках, а вечернее узамбарское небо. Слева, слегка расплываясь очертаниями и покачиваясь, возвышался плетень из бамбука. Справа расположилась груда очисток вперемешку с костями и обрывками тряпок и шкур. Снизу… Высланная на разведку рука принесла в кулаке банановую кожуру, черепок и нечто склизкое, покрытое кустистой серо-зеленой плесенью.
— Что за?!.. — Анчар дернул рукой, и собранные трофеи — кроме скользкой гадости, прилипшей к ладони — улетели прочь. Быстрый взгляд вниз и по сторонам под аккомпанемент крещендо головной боли в поисках, обо что бы вытереть руку — и новый шок за последние несколько минут.
— Мусорная куча?!..
— Кабуча… — промычал рядом знакомый голос, и из-за бруствера объедков и огрызков поднялась взъерошенная темно-русая голова, увенчанная, как короной, ананасной кочерыжкой. Под глазом сабрумайца растекался мутно-лиловый синяк на пол-щеки. Самого глаза видно не было. Взгляд второго был туманен, как утро на болоте, и беспорядочно блуждал по облакам и краю забора. — Где… я?
— Нас выбросили на помойку, — морщась от болезненного эха в голове, просипел Анчар.
— Чег… куд… зач… какого лешего?
— Это был риторический вопрос или экзистенциальный? — кисло уточнил атлан, попытался приподняться, но охнул, схватившись за бок — и ощутил под пальцами голую кожу. Быстрый осмотр показал, что из одежды на нем были только холщовые штаны и десяток синяков и ссадин. Агафон был одет приблизительно так же.
— …габата апача дрендец… репа гудит… проклятые шептуны… кипяток им в клизму… — слабо выдавил его премудрие, разглядев, наконец, своего товарища и окружение. — Дышать больно…
— Ребро?.. — атлан осторожно вдохнул и выдохнул несколько раз, но хоть это у него было в порядке.
— Ага… кажется… — сабрумай скривился, пошарил под собой и вытащил обломок грудной клетки размером со щит. — З-зараза… От бегемота, что ли…
Брошенная кость просвистела у атлана над головой, ударилась об ограду и огрела его по шее.
— Извини, промахнулся, — хмуро буркнул его премудрие и, не глядя на коллегу, стал неуклюже подниматься, морщась, кряхтя и изрыгая ругательства в адрес грабителей[53].
— Идти сюда ты придумал, кстати, — мстительно напомнил Анчар, потирая зашибленный загривок.
— Если у тебя имелась мысль получше, умник кабинетный… — яростно начал было Агафон, но осекся и уставился на товарища: ни с того, ни с сего атлан закрыл лицо руками и согнулся пополам.
— Э-э-эй… Ты чего? Тебе плохо?
— Мы же пришли сюда… за расстройством здоровья… легкой тяжести… или как ты там выразился… Не забыл? — содрогаясь всем телом, просипел чародей.
— И что?
— И нас побили и ограбили! — давясь смехом, закашлялся атлан.
— А ржешь-то ты чего? — сердито фыркнул его премудрие.
— Ты что, не понимаешь? — маг прекратил смеяться — но не улыбаться во всю чумазую поцарапанную физиономию. — Вот смотри! Ты привел нас сюда, чтобы заполучить неприятности — и мы их заполучили! То есть мы достигли, чего хотели, но только не тем путем, каким думали! Но самое смешное, что это была твоя идея — и ты же теперь больше всех злишься! И ищешь виноватых!
— И дальше что? — голосом Агафона можно было готовить лед.
— И… ну… всё?.. — перестал улыбаться Анчар.
— Я всегда подозревал, что у тебя чувство юмора примитивное, как амеба, — гордо зыркнул на него сабрумай, вскинул голову и направился туда, где, по его мнению, находился центр города — и Храм. Но, сделав несколько шагов, остановился, оглянулся — и расплылся в улыбке.
— Ты чего? Тебе плохо? — забеспокоился атлан.
— Да ты знаешь… я тут подумал… и понял — а ведь действительно смешно! Представляешь, что скажет Оламайд, когда мы заявимся в Храм — и она увидит тебя такого! У тебя же вся спина белая! И волосы розовые! А на боку… А штаны… Ой, не могу!.. Она ж решит… решит… решит… что… — не в силах продолжать, его премудрие заржал, болезненно приойкивая и хватаясь за побитые места.
— И дальше что? — голосом Анчара можно было вымораживать бородавки.
