— Да?

— Да-да-да! Потому что она самая великая повелительница всего! — торопливо подтвердила матрона. — Разве ты можешь ослушаться воли самой Уагаду?! Никто не может!

Голем помолчал, словно соображая что-то, перевел взгляд на Кокодло и развел руками:

— Не. Могу. Ослушаться. Воли. Уагаду.

— Да… ты… Ты… Как… — опешив, разинул рот Верховный.

— Все слышали? Все?! Голем сказал, что это Уагаду его попут… то есть надоумила! — гаркнула Оламайд самым громоподобным своим голосом, каким не раз кричала на рынке «Держи вора!» или «Отвали отсюда, хабалка, я первая этих тунцов заметила!», перекрывая жалкие попытки Кокодло возразить голему, не возражая при этом своей богине. — Если бы Уагаду была недовольна, магия старшего жреца поразила бы его! Значит, Уагаду его защитила! Люди! Мы видели волю Уагаду! Голем заговорил! Голем остался невредимым! Это чудо! Это воля Уагаду! Она отпустила этих троих! Это ее чудо! Слава Уагаду! Воля Уагаду!

— Воля Уагаду!!! — возопил Делмар, самозабвенно вздымая тощие руки к небесам. — Чудо!!! Големы говорить не умеют, а этот болтает, как попугай! О, я не верю своим ушам!!! Чудо-юдо расчудесное!!!

— Попугаи. Болтать. Не…

— Воля!.. Чудо!.. Юдо!.. Уагаду!.. — хоть и слегка неуверенно, но поддержала ее контуженная толпа.

Кокодло стоял, беззвучно открывая и закрывая рот, как будто позабыл все слова, кроме богохульных. Багровый в тон своему балахону Узэмик ссутулился за его плечом, злобно буравя взглядом мятежного и — самое главное — неуязвимого голема. Жрецы в синем то растерянно переглядывались, то бросали робкие взоры на начальство, пытаясь узнать свое мнение. Чудо или не чудо? Воля или не воля? Уагаду или не Уагаду? Может, Просветленная скажет?.. Но Верховная жрица обвела всех расфокусированным взором и медленно осела наземь. Навалившись спиной на столб помоста, она сложила руки на коленях, сделала глубокий выдох и закрыла глаза.

— Уснула, что ли? — недоверчиво прошептал низкорослый послушник.

— Тихо, услышит!!! — зашикали на него.

Но Просветленная, обладавшая неестественно острым слухом[48], даже не шелохнулась.

— Точно ведь спит!..

— А может, зашибло?

— Премудрая Уагаду учит, что выдавать желаемое за действительное — дурно, — не удержался и ханжески поджал губы коротышка, но даже это не пробудило всеведущую и вездесущую жрицу.

— А может, точно заши…

— Пресвятые титьки Уагаду!..

Один из стражников, на секунду отвлекшийся от происходящего у него под носом, посмотрел на дальнюю стену и вытаращил глаза. Его товарищи изумленно глянули, куда указывал грязный дрожащий палец — и лексикон нецензурной лексики Мангангедолы обогатился тремя десятками кучерявых новинок.

Толпа взволнованно оглянулась тоже и с визгом бросилась врассыпную. Потому что со своего золоченого трона, опираясь руками на колени, тяжело поднималась пятиметровая статуя Уагаду.

— Вот и оставь заразу без охраны! — ругнулась Оламайд, схватила Делмара за руку и потащила к дальней стене — туда, куда отхлынуло людское море[49]. Самые разумные кинулись не к стене, а к воротам[50].

Статуя выпрямилась и обвела площадь золотыми глазами без зрачков, словно отыскивая что-то.

Или кого-то.

Слепые очи остановились на големе, и лицо ее перекосило. Возможно, это была улыбка. Более добродушное и обаятельное выражение можно было увидеть лишь на морде крокодила.

Не отводя взора от цели, статуя одной рукой выдернула из земли поддерживавший навес столб толщиной с человека. Второй, от избытка сил или для психологического воздействия, она разнесла в щепки одним ударом кулака. Возможно, воздействие получилось бы более психологическим, если бы полотнище навеса, оставшись без опоры, не осело ей на голову. Внезапно лишившись обзора, монумент поднял руку и затряс головой. Каменные пальцы неуклюже складывались то в кулак, то в «козу», то в иную популярную комбинацию, но текучий шелк проходил меж ними не хуже воды и оставался на месте. Одна из попыток закончилась тем, что край полотна замотался вокруг шеи, и покрывало съехало чуть на бок, кокетливо приоткрывая левый глаз.

Народ нервно захихикал.

— Тебе. К. Лицу, — галантно пророкотал Каменный Великан.

Изваяние яростно грохнуло столбом о брусчатку и затрясло башкой.

— Сделай что-нибудь! — раздалось сдавленное шипение из-под помоста.

— Кабуча… Сейчас…

Из-под развалин выметнулась вереница белых искр, точно хвост кометы, и осыпала голову статуи. Покрывало вспыхнуло и умчалось в небо струйкой грязного дыма.

Шутки кончились[51].

Не отводя от Велика пугающе-ровных шаров глаз, похожих на бильярдные, статуя тяжело зашагала к нему, поднимая над головой свое оружие, способное смести одним ударом дом.

Голем стоял невозмутимо и неподвижно, опустив копье и чуть склонив голову набок.

— Защищайся! — глухо пискнул Делмар.

— Беги! — выдохнула матрона.

Но Великан, по сравнению с массивной фигурой Уагаду казавшийся ребенком, не шелохнулся, словно не понимал опасности.

Вид пятиметровой громады, остановившейся рядом с големом в два раза ее меньше, а еще больше — ее исполинской дубины, нависшей над его головой, заставил Оламайд зажмуриться.

— Она расколотит его вдребезги! — всхлипнул Делмар и закрыл лицо руками.

Страшный грохот секунду спустя ударил по барабанным перепонкам и болезненно отозвался в подошвах босых ног.

— Всё… — страдальчески охнул мальчик.

— Всё?.. — вопросительно прошелестела вокруг толпа.

— Вставай, вставай!

— Дерись!

— Задай ему, если ты Уагаду!

— Что?!..

Соирцы открыли глаза и увидели, что голем стоит, где стоял, даже поза его не изменилась ничуть, а в нескольких метрах от него, запутавшись в ногах, руках и обломках столба, возилась золоченая махина.

— Да-вай! Да-вай! — сначала тихо, а потом все азартнее принялась скандировать толпа, вместо жертвоприношения неожиданно оказавшаяся на бое големов.

Грохоча всеми пятью точками опоры о брусчатку, Уагаду неуклюже поднялась, ухватила обломок побольше, смерила противника невидящим взглядом и ринулась в атаку. Синь-малиновое копье и золоченое бревно замелькали перед глазами богомольцев, с оглушительным стуком сшибаясь и рассыпая щепу. Статуя металась по площади, размахивая своей дубиной так, что паломники едва успевали бросаться наземь. Град ударов сыпался на Каменного Великана… но не достигал цели. На пути разящего конца бревна неизменно оказывалось или древко копья, или пустота. В первом случае бревно соскальзывало и утыкалось в мостовую. Во втором соскальзывала и утыкалась в мостовую сама статуя. И с каждым падением хор добрых богомольцев становился все более похож на хор зрителей бойцовой Арены. Их рев «Го-лем! Го-лем! Го-лем!» начисто заглушали выкрики «У-а-га-ду!» чахлой торсиды жрецов, скучившейся вокруг помоста.

Сходство заведений довершило появление продавцов охлажденного кокосового молока, бананов в шоколаде и наспех перекрашенных и подпиленных деревянных фигурок, бывших Уагаду, призванных теперь изображать Каменного Великана[52]. И надо сказать, сейчас они пользовались спросом гораздо большим.

— Задай ей жару!

— Всыпь ей!

— Добей!

Крики летели со всех концов площади и даже стены — оттуда, где забыл таиться и вскочил в полный рост храмовый народец.

Словно услышав советы или решив, что представление длилось достаточно, Велик шагнул в сторону, сделал молниеносный финт копьем — и ринувшаяся вперед статуя налетела на встречный удар. Искры, позолота и куски штукатурки фонтаном посыпались на зрителей, изваяние взмахнуло руками, покачнулось, грохнулось на булыжник навзничь — и осталось лежать неподвижно.

— Нокаут? — нетерпеливо вытянул шею Делмар.

— На него. На каут. Чего бы это ни было, — задумчиво разглядывая отлетевшие куски, подтвердила торговка.

— Голем осмелился поразить великую Уагаду! — сипло возопил Кокодло. — Святотатство!

— Тетя Майда, — с видом врожденного мужского превосходства усмехнулся Делмар, — Нокаут — это…