— Так и есть, — отозвался Егор, хладнокровно посматривая ему в лицо.
— Что ж ты тут? Тебе в тайге быть надо, золотишко ковырять. А ты не своим делом занимаешься.
— Это как посмотреть. Может, и не своим, а может, и в точку попал.
— Ну-ну, — покосился волком Андрей и властно поторопил: — Так что? Коли известно, кто я и кто вы, дозвольте проехать!
— Позже, прежде сделаем досмотр, — спокойно ответил Костя, открывая папку и доставая лист бумаги: — Вот, пожалуйте — протокол досмотра.
— Что? Нам досмотр? На каком праве, коли известно, кто мы?
— Потому что всех проверяем, даже если поедет сам хозяин прииска. Прежде чем мы приступим, огласите, что с собой везете и спуститесь с лошадей.
Андрей покрутил головой — делать нечего. «Чернооспинцы» с закрытыми тряпками лицами грозно смотрят исподлобья, коли что, шутить не будут: надо спешиваться.
Все трое слезли на землю. Будто по команде со своих лошадей спрыгнули двое в черных одеждах, протянули руки: ружья!
— Эт-т-то еще на что? — рассердился Андрей Васильевич.
— Положено на время досмотра. Если все нормально, тут же вернем.
— Что значит нормально? — испуганно подал голос Власик.
— Если нет запрещенного груза, в данном случае приискового золота. Имеете что-нибудь сказать? Нет? Тогда заявите, что при себе имеется.
— Я буду жаловаться губернатору!.. — перешел к угрозам Андрей Степанович.
— Да хоть самому Иисусу! — отмахнулся Костя и еще раз повторил. — Так что, есть с собой незаконно добытое золото или нет?
— Нету, — со злостью сплюнул тот и отвернулся.
— Хорошо! Так и отметим в протоколе: «На требование самолично предоставить имеющееся золото ответил отказом», — записал Костя, подавая Андрею Степановичу бумагу и перо: — Распишитесь.
— Это еще зачем?
— Для порядка.
Тот какое-то время выжидал, о чем-то думая, потом все же поставил подпись:
— Что дальше? Теперь-то можно ехать? Нам к закату в Минусинске быть надо.
— Успеете, не переживайте. Нет — так в Курагино у родственников остановитесь, — укладывая в папку Протокол и доставая еще одну бумагу, равнодушно проговорил Константин. — Разрешите для вашего ознакомления прочитать еще один документ.
— На кой ляд нам ваши писульки? Вы что, нас тут до вечера держать будете? — заревел медведем Андрей Васильевич. — Вы знаете, что вам за это будет?
— Догадываемся. Однако дело надо до конца довести, обождите немного, — с нисколько не изменившись лицом от его голоса и угроз, ответил Костя и начал читать: — «Главному следователю по приисковым, золотопромышленным делам города Томска Приходько Григорию Марковичу от Собакина Кузьмы Ефимовича заявление. Я, Кузьма Собакин года 1894 августа 17 рождения, неполных 16 лет от роду, передвигаясь года 1910 июня 23 года по таежной тропе берега правого реки Шинда с гражданкой Рябовой Екатериной Васильевной года 1892 октября 6 рождения, неполных 18 лет от роду, был ограблен незнакомыми мне людьми с сокрытыми лицами. При себе имели на взгляд около одной тысячи трехсот золотников (1 золотник = 4,266 грамм) намытого нами золота, а также самородок, именованный «Рука Золотухи». К сему прилагаю описание самородка: пятидесяти сантиметров длины пластина, толщиной трех-пяти сантиметров. С тыльной стороны небольшое утолщение до десяти сантиметров. С другой — овальное, сомкнутое кольцо, диаметром до десяти сантиметров, в форме пальцев. Общий вес самородка не менее пуда. Одним из участников разбойного нападения подозреваю Власа Андреевича Коробкова, потому как видел отсутствие на его правой руке трех пальцев: мизинца, безымянного и среднего до половины. В связи с данным преступлением прошу Вашего разрешения на открытие уголовного дела. Года 1910 июня 28. Подпись».
Докончив речь, Костя обвел глазами присутствующих, строго спросил:
— Что-то имеете сказать?
— Чего? Когда? Кто? Где этот гаденыш? — перебивая друг друга, заорали отец и сын Коробковы. — Где доказательства? А ну, вертаемся назад! Пусть в глаза глянет, иуда!..
— Зачем же назад? — спокойно потягивая пустую трубочку, подал голос Егор Бочкарев. — Тут он. Кузя, выходи.
Когда Кузька вышел из кустов, те набросились на него с яростью:
— Сукин сын! Да мы тебя привечали! Да мы тебя в дом пускали! Как лягушонка растяну!.. — наступая и грозя, кипел Коробков-старший.
— До утра не доживешь! — прикладывая ребро ладони к горлу, окрысился Власик. — Ты даже не представляешь, что с тобой сделают!
Может быть, они учинили бы несправедливую расправу сразу, но люди в черном сделали шаг навстречу. Те тут же поостыли.
— Так вот, — дождавшись, когда стихнет рев, продолжил Константин. — В силу изложенных документов и представления потерпевшего лично, повторяю вопрос: не желаете ли вы, граждане Коробковы, предоставить добытое разбойным путем и украденное с Крестовоздвиженского прииска золото?
— Нет, не желаем! Потому как его у нас нет! — плюнул в сторону Кузи Коробков старший. — Знал бы — удушил в гостевой избе.
— Что ж, хорошо. Если так, приступим к досмотру. — И попросил дать место «Черной оспе».
Те молча посмотрели на Кузю, он указал на Дашино седло:
— С него начинайте.
— Кузя, ты чего? Я не думала, что ты такой скот! — с округлившимися глазами зашипела Дарья. — Прекрати сейчас же, это противно!
Но люди в черном уже делали свое дело. Сняли седло, ножами вспороли свежие швы потника. Сунув руку, один из них достал тяжелый мешочек, передал Косте.
— Что это? — спросил тот у Коробковых, пробуя его на вес. — Овсяная или пшенная крупа?
Те молчали. Поняли, что попались. Вдруг Власик бросился в реку, пытаясь убежать, но стрелки были быстрее. Слившись в один грохот, бахнули несколько выстрелов. Острые пули взметнули перед беглецом столбики брызг. Власик от страха упал в воду, поднялся, медленно побрел назад.
— Дурак. Всегда знал, что с тебя ничего путного не будет, — едва слышно проговорил отец. — Было бы лучше, если тебе еще на Амыльских приисках башку отрубили.
Один за другим на брезентовую куртку были сложены еще четыре части с золотом: один с россыпью и три твердых, металлических предмета. Кузька узнал мешочки — в одном было его, в другом Катино золото. Власик даже не потрудился сменить их. В трех других, как и говорил Кот, для удобства перевозки в седле был разрублен самородок «Рука Золотухи». Приложив друг к другу части и воссоздав форму природного создания, Костя задал вопрос:
— Что теперь скажете, гражданин Коробков?
Андрей Васильевич молчал. Теперь уже со связанными за спиной руками Власик недовольно фыркал носом. Злая на всех и особенно на Кузю, присев на потник неподалеку, Дарья смотрела куда-то на воду. Их состояние изменилось от дикого возмущения до тихой подавленности. Что теперь орать и топать ногами, когда факт разбоя налицо?
После Дарьиного седла приступили к досмотру «закромов» Власика. Также сняли с коня седло, вспороли потайные карманы. Здесь было золота не меньше, чем в Дарьином. Вероятно, оно было украдено из охранного помещения прииска, и надо было на Крестах делать срочную ревизию.
Наступила очередь досмотреть седло Андрея Степановича. Когда его сдернули со спины лошади, переглянулись. Оно было гораздо тяжелее Дарьиного и Власика. После того как сняли груз, каурый мерин четырехлетка выправил хребет и с шумом, свободно вздохнул. Было понятно, что внутри, в потайных карманах седла находится что-то очень тяжелое, а что, нетрудно догадаться.
— Одначесь, Андрей Степанович, тут богатства поболе, чем у сына и племянницы. Не скажешь, что там внутри? — потягивая трубочку, прищурил глаза Егор Бочкарев.
— Все, что есть — то мое, кровавыми мозолями добытое! — показав широкие, но гладкие ладони, со злостью ответил тот.
— Не видно, чтобы мозоли-то были от кайлы да лопаты, — усмехнулся в ответ Егор. — Видно, больше бумаги перебираешь, да стакан поднимаешь.
— Не твое собачье дело, как я его добываю. Ну ничего, придет время, встретимся на Спиртоносной тропе.
