Рыба только распалила наш аппетит. Пришлось командировать Степана за борщом. Но на этот раз нам еще больше не повезло. В поисках борща он бродил в темной кухне. Нам было слышно, как гремели падающие предметы. Наконец он добрался до угла, где на полу стоял бачок, и наступил на него. Крышка, вывернувшись, полетела на пол, а валенок Степана погрузился в борщ. То, что осталось в бачке, он поставил перед нами. Ничего, опять съели. Только снова не наелись, а у Степана больше ничего не было.

Решили из мороженой зайчатины приготовить строганину.

Но заяц - не олень,-костляв, и строгать у него было нечего.

-Давай руби,-крикнул кто-то,-будем есть рубанину!

Утром, чтобы не тратить много времени на приготовление завтрака, решили закусить рубаниной. Тут я вспомнил, что в снегу, на крыше зимовья, где хранились заячьи тушки, лежит случайно закинутый туда ободранный одичавший кот, попавший в заячью петлю. Я предупредил об этом Степана.

Степан долго не возвращался с улицы. Наконец, растерянный, он появился в дверях с двумя зайцами в руках. Остановившись у порога, он стал шарить взглядом по полу.

-Что случилось, Степан? - спросил я его.

-Григорий Иванович, никакого кота больше там нет,-виновато улыбнулся Степан, глядя на валявшийся у его ног кошачий хвост-все, что осталось от новогоднего пиршества.

Григорий Иванович замолчал, глядя в сгущающихся сумерках на товарищей, и довольная улыбка пряталась в его соломенных усах.

- Григорий Иванович, а сознайтесь, это вы только сейчас придумали насчет кота и про валенок? - перестав смеяться, спросила Вера.- Я же по вашим глазам вижу.

- Вот чудак человек! Не верит! Да ты дай мне сюда кота, я живо покажу, как его сырого едят.

Новый взрыв смеха перешел вдруг в торжествующий крик.

Люди вскочили навстречу яркому снопу света, разрезавшему сгущающиеся сумерки. А еще через минуту по веревочной лестнице, спущенной с вертолета, на островок, в объятия товарищей спустились Трофимов и Ветров.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

После болезни Ольге все казалось обновленным: и зелень деревьев, и приятно хрустевший под ногами белый ракушечник на аллеях бульвара, и серо-голубое море, и лазурное небо, и свежий пьянящий воздух, согретый утренним солнцем. Какая-то непонятная, неосознанная радость охватила ее всю, и хотелось не идти, а бежать, бежать вприпрыжку. Но сил еще не было, приходилось то и дело отдыхать.

Дойдя до бульвара, Ольга устало опустилась на скамейку.

Оглянулась. Подъезд дома, в котором она жила, был совсем рядом. "До чего ж я слаба. Куда уж тут бегать". Мимо нее торопливо шли люди. "Как бы мне не опоздать,- посмотрела Ольга на часы. Прежде четверти часа хватило бы на то, чтобы путь из дому до лаборатории пройти дважды. А сейчас!"

Ноги стали совсем непослушными. Ольга встала.

Вот и лаборатория. Казалось, здесь все было по-прежнему.

Не успела Ольга осмотреться, как в комнату влетела всегда радостная Таня Березина.

- Что тут у нас нового, Танюша? - спросила Ольга, высвобождаясь из бурных объятий подруги.

Торопясь рассказать обо всем, что произошло в отсутствие Ольги, Таня не успевала за своими мыслями и говорила отдельными, мало связанными между собой фразами, сыпала ими, как горохом, перескакивая с одной темы на другую.

- Ой, как трудно было без тебя, Ольга. Алексей Петрович дал нам новое задание... А ты похудела и побледнела. Только тебе это идет. Ты еще красивей стала-... Ой! А где же твои косы? Отрезали в больнице? Ой, как жалко! Хотя так даже лучше...-Таня замолчала, рассматривая улыбающуюся подругу.

Потом затараторила снова: - Ну так вот, это новое задание... Но я же химик. А тут эти коэффициенты теплопроводности и все такое. Чистая физика. Хорошо еще, Алексей Петрович помогает. А то бы нам самим ничего не сделать. Бассейн построили, теперь в нем работаем, лед делаем. А какое помещение отгрохали! Сейчас оттуда не выходим. Даже прическу сделать нет времени.-Таня поправила свои прекрасно уложенные каштановые локоны.-А в театре новая опера... Катя Иванова электронный газоанализатор разбила. А вчера с мостков в бассейн Сорокин свалился, прямо в ледяную воду. Было так смешно, когда он вылезал. Скользко ведь. А Алексей Петрович очень испугался... он ведь недавно перенес воспаление легких...

- Кто? Алексей Петрович? - с тревогой спросила Кириллова.

- Да нет же, Сорокин этот. Знаешь? Ну, противный такой,- хохоча, говорила Таня.- Целую мензурку спирта у меня выпил, все заболеть боялся. Марфа Ивановна костюм ему сушила, а он в ее халате сидел. Вот была умора! Ты бы только посмотрела!

Слушая Таню, Ольга и сама не выдержала - расхохоталась.

- Знаешь, Танюша, я ведь ничего толком не поняла. О каком новом задании ты говоришь? Какая физика, какой бассейн, какое новое помещение, какой лед и что вы вообще тут делаете? Расскажи ты мне все по-человечески.

- Ну вот, видишь, Ольга, какой плохой из меня докладчик. Пойдем, я тебе лучше все покажу.

- Хорошо. Показывай.- Ольга встала.

- Сначала к палеонтологам. У нас это сейчас самый отстающий участок.

Задребезжал телефон.

- Танюша, здравствуй! - услышала Ольга мужской голос.

- Нет, это Кириллова.

Ответа не последовало. В трубке слышно было только сдержанное дыхание. Чувствовалось, что человек на другом конце провода страшно смущен, и Ольге показалось, что сейчас он положит на рычаг трубку. Но тот, очевидно, преодолев смущение, извинился, поздоровался с Ольгой, спросил о ее здоровье. Это был Зарубин.

- Так вам Таню? Она здесь,- Ольга, улыбаясь, передала трубку.

По тому, как отвечала Таня Зарубину, как в ее голосе нет-нет да прорывались ласковые нотки, Ольга все поняла; и когда Таня положила трубку, она нежно привлекла подругу к себе.

- Он хороший,-смутилась Таня.

- Да. Ты счастливая.

- Правда, Оля? Тебе он нравится? - Таня крепко обняла Ольгу. Потом, откинув голову, посмотрела на нее сияющими глазами. - А ты?

- Что я?

- Алексея Петровича ты любишь? - прямо спросила Таня.

Бледные щеки Ольги вспыхнули. Губы ее беззвучно прошептали:

-Да.

- А он?

- Не знаю...

- А я знаю,- лукаво вскинула ресницы Таня.- Он тебя очень любит. И если бы я была мужчиной, обязательно в тебя влюбилась, и никого бы к тебе близко не подпустила...

- Разболтались мы с тобой. Танюша. Пойдем,-в голосе Ольги слышалась напускная серьезность, хотя глаза выдавали ее не меньше, чем Таню.

В палеонтологическом кабинете их встретил чистенький седенький старичок в белом костюме, Афанасий Евграфович Костерин. За особую страсть к ископаемой фауне его в шутку прозвали Остракодой.

Костерин потащил Кириллову к микроскопу.

- Вы посмотрите, Ольга Петровна, какой исключительный образчик.

Ольга из вежливости заглянула в микроскоп. Над самым ее ухом звучал воркующий голос Костерина:

- Обратите внимание, Ольга Петровна, какое у нее брюшко...

- Афанасий Евграфович,- перебила палеонтолога Таня,- имейте совесть! Ольга Петровна только что из больницы вышла, а вы пичкаете ее своими ракушками.

- Не ракушками, а остракодами из семейства клодонеллид.

- Ну, это одно и то же,- засмеялась Таня.- Пойдем, Ольга.

- Да, кстати, Ольга Петровна,- засуетился Костерин,- нам бы еще двух-трех палеонтологов, а то мы не справимся. - А сколько у нас сейчас палеонтологов?

- Десять человек.

- А было?

- Двое. Но ведь увеличился объем работы. Морские отряды нас сейчас завалили материалом, а Дубравин требует все это обработать как можно скорей.

-Ну где же я вам сейчас возьму палеонтологов? Буду иметь в виду.

- Пожалуйста, я очень прошу,- говорил Костерин, провожая Ольгу до двери.

Когда Ольга побывала во всех кабинетах и лабораториях, Таня потащила ее в новое помещение. У Ольги от слабости подкашивались ноги, а перед глазами плыли зеленые круги.

Таня что-то щебетала, но Ольга не слушала ее. Она думала лишь о том, чтобы не упасть и не выдать своей слабости. Стиснув зубы, она шла вслед за Таней в конец коридора.