Когда солнце достигает зенита, мы садимся обедать, и лишь после этого выдвигаемся в путь.

События этого утра мы не обсуждаем. Кристина за всё время не проронила не слова, и заговорила лишь после того, когда мы вновь оказались на тракте, да и тогда речь шла о погоде: дождь то переставал, то вновь начинал накрапывать. А я считал, что не в праве поднимать этот вопрос, чем наверняка заставил бы девушку вновь пережить неприятные мгновения.

И вновь мы с девушкой шагаем по замощённой камнем дороге. С запада холмы становятся всё выше, поверхность их голая и каменистая, практически без растительности. Город Салон окончательно пропадает из виду. Его золотые крыши давно остались позади, и отсюда их было уже не разглядеть.

С востока на тракт всё яростнее наступает нагорье. Крайнюю границу Серых гор знаменуют острые камни разных размеров, торчащие прямо из земли. Чем дальше на восток от дороги, тем выше становится местность, пока и вовсе не перерастает в серые каменные громады. Острые пики возносятся вверх то там, то здесь, пронзая затянутое тучами небо.

В какой-то момент мы примечаем едва заметную среди камней тропку. Петляя и извиваясь, она ведёт прямо в горы, устремляясь к вершине одной из них.

– Вот и путь на перевал, – подмечаю я, останавливаясь.

– Ну и чего ты встал? – спрашивает Кристина и легонько толкает меня в плечо. – Идём, нас ждёт морское приключение!

Я невольно вздыхаю, воздевая глаза к хмурому небу. Не могу сказать, что мысль о приключениях вызывает у меня такой же энтузиазм.

Через некоторое время мы решаем сделать привал. Вот только трапезничать под моросящим дождём нам совсем не хочется, поэтому мы ищем укрытие.

Подходящее место удаётся обнаружить примерно через милю. На трёх больших камнях сверху лежит четвёртый, широкий и плоский, он создаёт подобие крыши. Мы без раздумий забираемся внутрь.

Здесь сухо, и мы усаживаемся на пол каменной пещерки. И как раз вовремя! Дождь снаружи усиливается – теперь он уже не капает, а льёт как из ветра.

Мы достаём из заплечных мешков нехитрую снедь и принимаемся за еду. В ход идут тонкие полоски вяленого мяса и сушёные фрукты. Запив всё это чистой колодезной водой, мы приваливаемся спинами к прохладной поверхности камня и ждём завершения дождя.

Пока стена воды отделяет нас от внешнего мира, в каменном убежище ведётся неспешная беседа.

– Ты никогда не думал о нашем даре? – спрашивает Кристина.

– Трудно о нём не думать, когда пользуешься им каждый день.

– Я не о том, – смеётся девушка. – Сам знаешь, одни рождаются с даром, а другие нет.

– Так и должно быть, – пожимаю я плечами. – Представь, если бы каждый носил за пазухой колоду карт!

– Да, пожалуй. Но почему именно мы?

– Мы?

– Да, ты и я. Мы ведь единственные в своих семьях у кого есть дар.

– Не знаю, – вздыхаю я. – Может это решают боги.

– Они покинули наш мир, – качает головой Кристина.

– Да. Но что если они всё ещё наблюдают за миром? Они ведь всемогущие, верно?

Девушка не отвечает. Какое-то время проходит в молчании, а затем она спрашивает следующее:

– А ты не думал о том, чтобы повидать семью?

Я внимательно смотрю на неё, пытаясь понять, не шутит ли она.

– Я не шучу, – добавляет Кристина, словно прочитав мои мысли.

– Думал, конечно, – говорю я, опустив голову. – Но не о том, чтобы их увидеть. Лишь о них самих. О маме, и о том, какие тёплые у неё всегда были руки. О младшей сестре, которая едва научилась ходить, когда меня забирали в Академию. Сейчас она, наверное, уже вовсю встречается с мальчиками.

– Но почему ты не хочешь их повидать?

– Потому что это запрещено, – отвечаю удивленно я.

– Да наплевать на запреты! – решительно заявляет Кристина, и её лицо озаряет улыбка. – Нельзя всегда и везде следовать правилам.

– Даже если на кону твоя собственная жизнь, или жизнь твоих родных?

– Если об этом никто не узнает, как тогда на тебя объявят Кровавую охоту? – улыбка девушки становится ещё шире.

– Я не готов рисковать жизнями своих родных, – твёрдо говорю я. – А ты?

– Я… не знаю. Возможно, когда стану Странствующим Игроком…

– Да, – неожиданно для себя соглашаюсь я, – в этом есть смысл. За странниками Академия следит не так пристально.

Беседа продолжается. Пока не закончился дождь, мы успеваем обсудить ещё множество тем. Когда же ливень сходит на нет, мы выбираемся из своего убежища, и возвращаемся на тракт.

Мы ускоряем шаг, чтобы до ночи успеть достичь порта. Едва заканчивается дождь, как из-за туч выглядывает весёлое солнце, но лишь для того, чтобы уже через час скрыться за горизонт.

Начинает темнеть, когда мы проходим раскрытыми настежь и никем неохраняемыми городскими воротами.

Город пахнет рыбой. Запах настолько сильный и резкий, что вскоре мне начинает казаться, будто он заполнил мои лёгкие и вытеснил из них весь воздух. Я невольно прикрываю нос рукой, но даже это не спасает от ужасающей вони.

– Давай найдём ближайшую таверну, – предлагаю я, и мой голос звучит гнусаво из-под сомкнутых пальцев.

– Давай, – поддерживает Кристина. – Ну и смердит же это место! – добавляет она, скривившись.

Сказано – сделано. После недолгого блуждания среди приземистых и неказистых на вид зданий, мы обнаруживаем одноэтажное строение с большим количеством окон и вывеской над входной дверью. Надпись на ней гласит: «Трактир Хвост Русалки».

Заведение битком набито народом. В полутьме – а света от десятка зажжённых свечей и нескольких масляных ламп едва хватало, чтобы разглядеть фигуры людей – не меньше сотни личностей разных мастей и возрастов распивают горячительные напитки и горланят во всё горло.

Шум стоит невообразимый. Не говоря уже о запахе. В помещении душно, а от посетителей разит вином, луком, чесноком, и, кончено же, рыбой. Кто-то из присутствующих курит трубку, так что ко всему упомянутому примешиваются ещё и клубы табачного дыма.

Мы с Кристиной начинаем пробираться вдоль столов, и тут один из посетителей дёргает девушку за полу плаща. Кристина разворачивается и влепляет нахалу такую затрещину, что тот теряет равновесие и вместе со стулом падает на пол. Виновник инцидента остаётся лежать там же, куда рухнул, а по залу таверны разносится его громоподобный храп. Видимо, он настолько пьян, что заснул в ту же самую секунду, как его тело оказалось в горизонтальном положении. Приятели поверженного пьяницы хохочут и одобрительно улюлюкают. Им явно пришлось по вкусу такое зрелище.

С трудом, но нам всё-таки удаётся добраться до трактирщика, который стоит за высокой стойкой и вытирает стаканы грязным полотенцем. Позади него на стене красуется высушенный хвост какой-то рыбёшки. Не думаю, что когда-то принадлежал русалке, хоть название заведения и намекает на это.

Мы объясняем мужчине цель своего визита, и он несколько призадумывается. Вскоре он кивает, и указывает на полтора десятка личностей в зале трактира.

– Только не надейтесь особо договоритесь с кем-то из них, – добавляет он, неприятно ухмыльнувшись.

Нам ничего не остаётся, кроме как обратиться к каждому, на кого указал трактирщик.

Сперва мы подходим к высокому тучному мужчине с редкими волосами на вытянутой голове. От его грязной одежды разит ещё сильнее, чем от него самого. Мы пытаемся завязать с ним разговор, но в ответ он лишь называет нас «каракатицами» и продолжает заливать себе глаза дешёвой выпивкой.

Неудача не останавливает нас, и мы продолжаем расспрашивать владельцев судов. Но, как и в случае с первым моряком, всё тщетно. Никто не хочет нас слушать. Одни просто отказываются говорить, другие открыто хамят и оскорбляют, а иные и вовсе потешаются над любым произнесённым нами словом.

Очень скоро мы понимаем, что в отличие от многих других уголков мира, в этом городе не уважают Игроков, и тем более не боятся их. Похоже, дело в том, что здесь о нашей профессии попросту ничего не знают. И для большинства мы не более, чем чудаки в смешных плащах.